13776 работ.
A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z Без автора
Автор:Карташёв Антон Владимирович
Карташев А.В. Речь, сказанная профессорским стипендиатом А. В. Карташовым после пения Непорочных
РЕЧЬ,
сказанная профессорским стипендиатом А. В. Карташовым после пения непорочных.
Давно ли, давно ли, высокочтимый и дорогой учитель, гладь житейского моря ровно ширилась перед твоими взорами, даль ясна была и звала тебя вперед: жить, учиться и учить; а мы, твои восторженные ученики, лелеяли светлые надежды еще много, — много пет приобщаться от изумительного богатства сокровищницы твоего ума и эрудиции! Но зловещая коалиция физических немощей как черная туча уже давно собралась за горизонтом. Бешеным порывом принеслась она оттуда. Нежданно-негаданно раздался грозный удар, и—
«Угас великий человек!»
Да, он подлинно велик был, друзья мои, дети одной общей матери — Академии, — велик, как человек гениальных талантов ума и воли, велик как профессор, как ученый, как деятель церкви русской.
Его слава — это прежде всего его замечательные ученые творения, не многотомные, правда. Но все знают, что это проистекало из его твердого убеждения, что «изречение Каллимаха μέγα βιβλίον, μέγα κακόν справедливо как немногие»1). Поэтому он был идеальным скупцом на печатное олово, и в его произведениях в немногом действительно заключено многое. Он сознательно работал для мировой науки, отказываясь от многословной популяризации для широкой публики, й потому не созидал на чужом основании, трудился лишь на невозделанных местах, осторожными, но верными шагами приближаясь к разъяснению исторических истин. В своих маленьких libellʼах с свойственной ему силою необычайного критического дара и огромной, всесторонней эрудиции, он был истинным художником науки: из ничтожных и разнообразных по качеству обломков седой древности он умел строить цельную мозаику,
_____________________
1) «Хр. Чт.» 1896 г., вып. IV, с. 178.
50
в которой положительные научные открытия так тесно переплетались с чудными перлами его всегдашнего красноречия. В этих научных постройках вое мельчайшие детали в интересах обыкновенно важного целого взвешивались и проверялись с удивительным тщанием, как бы выковывались из прочного металла, созидая автору подлинно monumentnm аеre perennius. Трудясь в науке, по его любимому выражению, «для немногих», он среди этих немногих своими советами и разъяснениями более, чем кто-либо, был полезен многим, и его безвременную кончину искренно оплачут отечественные византологи и ориенталисты.
Да, это был безукоризненный лавреат богословской науки, оплетший себе неувядаемый венок ученой славы! И какою бескорыстною, благородною радостью бились сердца учеников его при виде этой славы, о какою гордостью могли мы говорить: «такова имамы» учителя!.. Он был для нас живою, воплощенною наукой. Все великие таланты своей души и сипы тела он посвятил на служение ей, не оставив для себя лично ровно ничего. Не даром же и стал для нас он в этом храме науки кумиром, в самом безупречном смысле этого слова, как человек духа, на безоблачном челе которого ярко сияла звезда знания — печать Всеведущего Первообраза. Глядя на него, невольно верилось в силу науки, в ее прекрасную, облагораживающую силу, невольно хотелось трудиться, невольно думалось: вот — добрый, безупречный раб на своем высоком призвании, вот — душа нашей Академии, одна из тех опор, на которых держится жизнь всяких человеческих учреждений! Но не примером только своей удивительной личности он «пленял умы наши в послушание» науки, а и своим мощным, необычайным ораторским талантом. В произведениях его, в рецензиях и лекциях, повсюду и всегда живая речь его лилась свободно, как река, и дивно было сочетанье в ней тяжеловесного ума с игривой красотою остроумия, своеобразно-величавого, ничуть не нарушавшего ученой важности предмета. При этом чудном даре былая жизнь в его преподаванье вставала перед нами в целом ряде полных смысла и живых картин, и слово его потому выслушивалось зачастую
51
прямо с затаенным дыханием, как будто ария любимого певца. Но увы! Все это только было и миловало безвозвратно! Наш златоуст на веки смолк.
О странное, разрушительное таинство смерти! Ты ли, столп наш — повергся?! Ты ли, адамант научного труда и терпения, — во прах рассыпаешься?! Ты ли, чародей, умевший влагать душу живу в мертвые фрагменты памятников древности, — сам лежишь бездыханным?! Да, все это — так. Тебя меж нами нет. Ты там, где «ни печаль, ни воздыхание»... А мы, земные, тяжко страждем, терпя эту неоценимую утрату, это горькое злоключение!
В чем же найдем хотя малое утешение? — Утешаемся вера, что
«... весь ты не умрешь:
Душа в твоих твореньях
Твой прах переживет
И тленья убежит»;
а имя твое мы передадим в наследие грядущим поколеньям. Утешаемся, видя, что
«Над урной, где твой прах лежит,
Уж... «луч бессмертия горит!»
А крепче всего утешаемся величайшею христианскою надеждой, что, буквально спогребаясь Христу в настоящий великий день Его священного покоя, ты вместе с Ним и воскресаешь в небесах!
Страница сгенерирована за 0.17 секунд !
© Гребневский храм Одинцовского благочиния Московской епархии Русской Православной Церкви. Копирование материалов сайта возможно только с нашего разрешения.