Василий Великий, свт. Письмо 181. К Евстафию, первому врачу

181. К ЕВСТАФИЮ, ПЕРВОМУ ВРАЧУ (189).

Хвалит врачебное искусство и особенно в Евстафии, который помогает не телам только, но и душам, как св. Василий дознал своим опытом, что Евстафии ободрял его к обличению своих клеветников; дает ответ обвинявшим его в троебожии, в савеллианстве, в том, что в трех Ипостасях допускает одно Божество; сознаваясь в последнем, объясняет намерение обвинителей исключить Духа Святого из Божества, и доказывает, что Дух Святой в Крещении именуется вместе с Отцом и Сыном, что приписываются Ему все Божеские именования, что нельзя оспаривать у Духа имени: Бог; наконец на возражение: что имя Бог, как означающее собою естество, не принадлежит Духу, единством действования в трех Ипостасях доказывает тождество в Них естества. (Писано в конце 374, или в начале 375 года).

У всех у вас, занимающихся врачебным искусством, одно в виду—человеколюбие. И мне

*) И здесь затруднение в слове: κύριος, которое может быть н именем Божиим и именем человека облеченного какою-либо властью.

17

кажется, кто вашу науку предпочитает всему занимающему нас в жизни, тот рассуждает согласно с разумом, и не уклоняется от своего долга; потому что драгоценнейшее всего благо жизнь делается ненавистною и мучительною, если невозможно иметь здоровья, а здоровье подается вашим искусством.

Но в тебе это знание доведено до особенного совершенства; ты полагаешь для себя обширнейшие пределы человеколюбия, благотворительность своего искусства не ограничивая только телом, но заботясь и об уврачевании душевных недугов. Говорю же это, не народной только следуя молве, но и наученный собственным своим опытом, как во многих других случаях, так особенно ныне, при неописанной злобе моих врагов, которая, подобно сокрушительному потоку, поглощала жизнь мою, и которую ты искусно отклонил от меня, это тягостное затвердение сердца моего размягчив излиянием утешительного слова. Ибо, смотря на непрестанные и различные покушения против меня врагов моих, думал я, что должно мне молчать, в безмолвии переносить наносимые мне бедствия, и не противоречить вооружившимся ложью, этим опасным оружием, которое не редко вонзает острие свое, при помощи самой истины. Но ты, прекрасно сделав, ободрил меня к тому, чтоб не выдавать истины, но обличить клеветников и не допустить многих потерпеть вред от того, что ложь действует успешнее истины.

Мне казалось, что питающие против меня ненависть, которой нет и причины, делают что-то похожее на рассказываемое в Эзоповой басне. У Эзопа волк взводит некоторые вины на ягненка, конечно, стыдясь подать о себе мысль, будто бы без справедливого предлога убивает ничем его не оскорбившего; когда же ягненок без труда опроверг

18

обвинение, взведенное на него по клевете, тогда волк не удерживает уже более своей жадности, но хотя должен уступить справедливости, однако же решает победу зубами. Так и эти люди, для которых ненависть ко мне вожделенна, как одно из благ, краснея, может быть, при одной мысли, что ненавидят меня без причины, выдумывают сии причины и обвинения, и ни на чем из сказанного ими не останавливаются совершенно; но ныне одно, а вскоре потом другое, и еще чрез несколько времени опять что-нибудь иное выдают за причину вражды ко мне. Злоба их ничего не держится постоянно, но, когда принуждены отказаться от одного обвинения, хватаются за другое, а после этого берутся опять за новое и, хотя бы все обвинения были опровергнуты, не отступаются от своей ненависти.

Они обвиняют меня, что проповедую трех богов, повторяют это в слух многим, и не перестают сей клевете давать вид правдоподобия. Но меня защищает истина; потому что и пред всеми вообще, и наедине пред всяким, кто ни встречается со мною, показано, что исповедующий трех богов предается мною проклятию и не признается христианином.

Но как скоро слышат это, готов у них против меня Савеллий, и они разглашают, что Савеллиев недуг есть и в моем учении. Опять и сему противопоставляю обычное свое оружие—истину, доказывая, что таковой ереси боюсь наравне с иудейством.

Что же? Успокоились ли они, утомившись такими попытками? Нет. Но упрекают меня в нововведении, и таким образом, сочиняя против меня обвинение, укоряют в том, что, исповедуя три Ипостаси, именую единую благость, единую силу, единое Божество. И это говорят они не без правды:

19

потому что действительно так именую. Но обвиняя в этом, они говорят еще, что сего нет у них в обычае, и что не согласуется сие с Писанием.

Что же сказать мне на сие? Не почитаю справедливым для православного учения законом и правилом признавать господствующий у них обычай. Ибо, если обычай имеет силу в доказательстве православия, то и мне, конечно, позволительно противопоставить господствующий у нас обычай. А если они отвергают наш обычай, то и я, без сомнения, не обязан следовать их обычаю. Итак, пусть рассудит нас богодухновенное Писание, и у кого учение окажется согласным с Божиим словом, на стороне того, без сомнения, будет голос истины.

Посему в чем же вина? Ибо в обвинении, какому подвергают меня, указываются вместе две вины: первая, что разделяю Ипостаси, а другая, что ни одного из боголепных именований не счисляю множественно, а напротив того, как сказано выше, говорю: единая благость, единая сила, единое Божество, и о всем тому подобном выражаюсь в единственном числе.

Что касается до разделения Ипостасей, то сего не должны бы нyждаться утверждающие инаковость сущностей в Божием естестве. Кто говорит: три сущности, тому уже не неприлично сказать: три Ипостаси.

Следственно в вину ставится это одно, что именования, прилагаемые к Божию естеству, употребляю в единственном числе. Но у меня на сие есть готовый и ясный ответ. Кто осуждает утверждающих, что Божество едино, тот, по необходимости, согласится с утверждающим, что Божеств много, или что нет Божества. Ибо иного чего, кроме сказанного, невозможно и придумать. Но что Божеств много, не дозволяет сего утверждать бого-

20

духновенное учение, которое, где ни упоминает о Божестве, упоминает в единственном числе: яков Том живет всяко исполнение Божества (Кол. 2, 9); и в другом месте: невидимая бо Его от создания мира творенми помышляема видима суть, и присносущная сила Его и Божество (Римл. 1, 20). Итак, если число Божеств распростирать до множества свойственно только тем, которые страждут заблуждением многобожия, а совершенно отрицать Божество прилично было бы безбожникам: то какое основание обвинять меня в том, что исповедую одно Божество?

Но они яснее обнаруживают цель слова. Хотя в рассуждении Отца допускают, что Он Бог, и Сына согласны также почтить именем Божества, однако же Духа, сопричисляемого к Отцу и Сыну, не включают уже в понятие Божества, но утверждая, что сила Божества простирается только от Отца до Сына, естество Духа лишают Божеской славы.

 Следовательно мне надобно, по мере сил, дать краткий ответ и в рассуждении этого мнения. Какое же мое об этом слово?

Господь, преподавая спасительную веру ученикам, к Отцу и Сыну присоединяет и Святого Духа. Утверждаем же, что Дух, будучи однажды соединен, во всем имеет единение; потому что не в одном чем-нибудь поставляется в единый ряд, во всем же другом отделяется, а напротив того, сила Духа приемлется вместе с Отцом и Сыном и в той животворящей силе, которою естество наше из тленной жизни преобразуется в бесмертие, равно и во многом другом, возьмем ли, например, понятия благости, святости, вечности, премудрости, правоты, владычественности, могущества и везде, во всех именованиях, взятых в превосходнейшем смысле, Дух не отлучен от Отца и Сына. Посему почитаю прекрасным делом думать, что

21

Дух, соединяемый с Отцом и Сыном в стольких возвышенных и боголепных понятиях, ни в чем не отделим от Них. Ибо в именованиях, какие мысленно прилагаем к Божию естеству, не знаю никакой разности относительно к лучшему, или худшему, так что позволительна была бы мысль уступить Духу общение в том, что в именованиях есть низшего, и признать Его недостойным того, что в них есть превосходнейшего. Все боголепные понятия и именования равночестны между собою в том отношении, что нимало не разногласят в означении подлежащего. Ибо нельзя сказать, что к иному какому подлежащему ведет мысль нашу наименование благого, а к иному наименование премудрого, сильного и праведного; но во всех именованиях, сколько ни произнесешь их, означаемое одно. Произнесешь ли слово: Бог, укажешь на того же самого, кого разумел под прочими именованиями. Если же все именования, прилагаемые к Божию естеству, что касается до означения ими подлежащего, одни с другими равносильны, и выражая собою то или другое, приводят мысль нашу к одному и тому же; то какое основание, уступая Духу общение со Отцом и Сыном в других именованиях, исключать Его из одного Божества? Ибо по всей необходимости должно или и в сем именовании приписать Ему общение, или не уступать общения в прочих именованиях. Если тех наименований достоин Дух; то, без сомнения, не недостоин и сего.

А если, как говорят они, Дух ниже того, чтобы со Отцом и Сыном иметь общение в именовании: Божество; то не достоин Он общения и в каком-либо другом из боголепных имен. Ибо, если рассмотреть и сличить между собою именования по значительности, какую представляем себе в каждом; то найдется, что они ничем не ниже имено-

22

вания: Бог. Доказательством же этому служит, что именем: Бог, называется многое и низкое; лучше же сказать, Божественное Писание не отказывается даже сим именем одинаково именовать различные между собою предметы, например: когда идолов называет именем: Бог. Ибо говорит: бози, иже небесе и земли не сотвориша, да будут взяты и брошены под землю (Иер. 10, 11). И еще сказано: вси бози язык бесове (Псал. 95, 5). И чревовещательница, волшебством своим вызывавшая Саулу души, о тех душах, которые требовалось вызывать, говорит: видех боги (1 Цар. 28, 13). Да и о Валааме, который был птицегадатель и волхв, как говорит Писание, в руке носящий волхвования (Числ. 22, 7), и чрез наблюдение полета птиц преуспел в демонском учении, в Писании повествуется, что он советовался с Богом (Числ. 23, 4). И из Божественных Писаний можно собрать и представить много таких доказательств, что имя Бог ничем не выше прочих боголепных именований, когда, как выше сказано, находим, что оно одинаково употребляется о предметах различных. Но знаем из Писания, что имена: святой, нетленный, правый, благой, нигде не даются предметам недостойным. Итак, ежели не прекословят, что в именованиях, благочестно употребляемых по преимуществу об одном Божием естестве, Святой Дух имеет общение с Сыном и Отцом; то какое основание утверждать, что не имеет Он общения в том одном именовании, в котором, как показано, по какому-то подобоименному словоупотреблению, участвуют и демоны и идолы?

Но говорят: сие наименование указывает на естество; а естество Духа не имеет общности с Отцом и Сыном, а потому Он не участвует в общении с Ними по сему имени.—Итак, пусть докажут, по-

23

чему дознали они разность естества. Если бы естество Божие могло быть познаваемо само в себе, и если бы из чего-либо видимого можно было найти, что Ему свойственно, и что чуждо, то, без сомнения, не имели бы мы нужды в других каких-либо словах или знаках к уразумению искомого. Поелику же естество сие выше того, чтобы уразуметь искомое, а что не доступно нашему ведению, о том заключаем по некоторым знакам; то в исследовании Божия естества, по всей необходимости, должны мы руководствоваться Божиими действованиями. Итак, если увидим, что действования, примечаемые у Отца, Сына и Святого Духа, различны между собою; то по инаковости действований заключим, что и действующие естества различны. Ибо невозможно, чтобы далекие друг от друга по естеству согласовались между собою в роде действований: огонь не прохлаждает; лед не греет; но вместе с разностью естеств разнствуют между собою и их действования. Если же уразумеем, что действование Отца, Сына и Духа ничем не различается и не разнится, то по тождеству действования необходимо заключить об единстве естества.

Освящает, животворит, просвещает, утешает и все подобное производит одинаково Отец и Сын и Дух Святой. И никто да не приписывает власть освящения исключительно действованию Духа, слыша, что Спаситель в Евангелии говорит Отцу об учениках: Отче! святи их во имя Твое (Иоан. 17, 11. 17). А также и все прочее равно Отцом и Сыном и Духом Святым действуется в достойных: всякая благодать и сила, путеводство, жизнь, утешение, преложение в бессмертие, возведение в свободу, и ежели есть другое какое благо, нисходящее на нас. Домостроительство же о нас, и в разумной и в чувственной твари, если по дознаваемому нами надобно

24

сколько-нибудь заключать и о том, что выше нашего познания, и оно поставлено не вне действования и силы Святого Духа, тогда как каждый приобщается пользы по собственному своему достоинству и по мере нужды. Ибо, хотя не постижимы для нашего чувства и порядок и управление того, что выше нашей природы; однако же, выводя следствие из дознанного нами, с гораздо большим основанием может иный заключать, что Сила Духа действенна и в превышеестественном, нежели отчуждать Его от домостроительства в этом. Кто утверждает последнее, тот произносит чистую и нелепую хулу, не доказывая сей нелепости никаким рассуждением. А кто соглашается, что и превысшее нас домостроительствуется силою Духа, так же как силою Отца и Сына, тот утверждает сие, опираясь на ясном доказательстве, заимствованном из собственной своей жизни. Итак, тождество действований в Отце, Сыне и Духе Святом ясно Доказывает неразнственность естества. Почему, если именованием Божества означается и естество, то общность сущности показывает, что наименование сие в собственном смысле прилично и Святому Духу.

Но не знаю, почему эти люди, готовые все доказывать, наименование Божества обращают в доказательство естества, как будто не знают из Писания, что естество не бывает чем-то жалуемым. Но Моисей произведен был в бога Египтянам, как сказал ему Вещавший с ним: дох тя бога и Фараону (Исх. 7, 1). Итак, наименование сие служит доказательством некоей силы тайнозрения, или действования. А Божие естество в отношении к тому, что оно само в себе, при всех примышляемых именованиях, как я рассуждаю, остается невыразимым. Ибо, познав благодетеля, судию благого, праведного и все сему подобное, изучили мы

25

разность действований; но чрез сие уразумение действований ни мало еще не можем познать самое естество действующого. Ибо когда составит кто понятие о каждом из сих именований и о самом естестве, которому даются именования; тогда не одно и то же понятие составлено им будет и об имени и об естестве; а в вещах, о которых понятия инаковы, и естество различно. Итак, иное нечто есть сущность, к выражению которой и слово еще не найдено, и инаково значение именований, какие даются сущности по какому-либо действованию, или достоинству.

Посему, по общности именований находим, что никакой нет разности в действованиях, но и на то, что есть различие по естеству, не встречаем никакого ясного доказательства; потому что, как сказано, тождество действований заставляет подразумевать общность естества. Итак, будет ли Божество именованием действования, утверждаем, что как одно действование Отца, Сына и Святого Духа, так и едино Божество, Или имя Божества, согласно с мнением многих, указывает на естество, то, поелику не находим никакого различия в естестве, непогрешительно определяем, что Святая Троица— единое Божество.