Василий Великий, свт. Письмо 25. К Афанасию, епископу анкирикому

25. К АФАНАСИЮ, ЕПИСКОПУ АНКИРСКОМУ.

Дружески и с любовию выговаривает Афанасию, что, не переписавшись и не объяснившись с ним лично, или чрез людей близком, открыто порицает Василия, грозит ему, и всем приходящим из Каппадокии разглашает, будто бы св. Василий пишет что-то зловредное. (Писано прежде 369 г).

Некоторые, пришедшие к нам из Анкиры (а их много, трудно даже и перечислить, притом все говорят единогласно), известили меня, что ты любезная глава (как почтительнее выразить мне это), не с приятностью и не по обыкновению своему воспоминаешь обо мне. Но меня, как известно тебе, не поражает ничто человеческое, и всякая перемена не неожиданна для человека, который давно изведал немощь естества и удобство из одной противоположности переходить в другую. Поэтому не ставлю того в велико, если изменилось нечто в наших отношениях, и вместо прежней себе чести слышу теперь укоризны и оскорбления. Показалось же мне действительно странным и необычайным твое ко мне до того изменившееся расположение, что гневаешься и досадуешь на меня, даже, как говорят слышавшие, грозишь мне чем-то. Угрозам этим, скажу правду, много я смеялся. И совершенно стал бы ребенком, если бы убоялся подобных страхова-

62

ний. Страшным же и много озабочивающим почел я то, что твоя во всем точность, которая, как был я уверен, соблюдена к утешению Церквей, быть опорою правой веры и семенем древней и истинной любви, столько заимствовалась из настоящего положения дел, что хулы каких ни есть людей для тебя важнее дознанного обо мне долговременным опытом, и ты без доказательств увлекаешься в нелепые подозрения. Что еще говорю: в подозрения? Кто негодует и грозит, как сказывают это о тебе, тот, по-видимому, обнаруживает в себе гнев не подозревающего, но ясно и неоспоримо уже уверившегося.

Но, как сказал я, причину сего приписываю настоящему времени. Ибо великий ли был труд, чудный мой, переговорить со мною, о чем бы то ни было, в кратком письме как бы одному на один, или, если не хотел доверить подобного дела письму, вызвать меня к себе? А если непременно должно было вывести дело наружу, и неудержимость гнева не давала времени к отсрочке; то можно было к объяснению со мною употребить посредником кого-либо одного из людей близких и обыкших хранить тайну. Но теперь кому из приходящих к вам, по какой бы то ни было нужде, не разглашают, будто бы пишу и слагаю что-то зловредное? А как утверждают пересказывающие речи твои слово в слово, тобою употреблено это самое речение.

Но сколько ни думаю сам с собою, ничем не могу объяснить себе этого. Почему приходит в ум и такого рода мысль: не из еретиков ли кто, злонамеренно подписав мое имя под своими сочинениями, огорчил правоту веры твоей, и вынудил у тебя такое слово? А что писано мною против осмелившихся утверждать, что Сын и Бог в сущности не подобен Богу и Отцу, или против гово-

63

ривших хульно, что Дух Святой есть тварь и произведение, на то, конечно, не согласился бы произнести сей укоризны ты, который подъял великие и славные подвиги за Православие. Но сам ты разрешишь мое недоумение, если благоволишь ясно сказать имя того, кто ввел тебя в огорчение против меня.