Предисловие

Молитеся, да не будет бегство ваше в зиме, или в субботу (Матф. 24, 20). Поэтому надобно заметить, что не сотворил Бог зимы, или не похвальной субботы. Ибо написано: жатву и весну Ты создал еси я (Псал. 73, 17). А мы в зиме, когда владычествуют в нас плотские страсти. Посему так надобно разуметь Евангельское сие изречение: да не будет бегство наше, когда преобладает в нас худшее, или когда губим жизнь свою в праздности. Ибо такую мысль внушает оно словом: суббота, чтобы сподобились мы оного благословения: блажен раб той, егоже, пришед господин, обрящет бдяща (Матф. 24, 46).

Будите мудри, яко змия (Матф. 10,16), может быть, в том отношении, что змея благоразумно и смышлено совлекает с себя старость. Ибо когда ей нужно скинуть с себя кожу, вползает в тесное место,

5

6

где было бы отвсюду тело ее сжато; и таким образом, протесняясь чрез него, скидает с себя старость. Так, может быть, слово сие и от нас требует, чтобы, идя тесным и скорбным путем, совлекались мы ветхого человека, и облекались в нового, и чтобы юность наша обновлялась, яко орля (Псал. 102, ).

Великий и первый дар, требующий души тщательно очищенной,—вместить в себе Божественное вдохновение и пророчествовать о Божиих тайнах; а второй после сего дар, требующий также не малого и не легкого тщания,—вслушиваться в намерение вещаемого Духом, и не погрешать в разумении возвещенного, но прямо к сему разумению вестись Духом, по домостроительству Которого пророчество написано, и Который Сам руководствует разумы приявших дар ведения. Посему и Господь присовокуплял, говоря: имеяй уши слышати, да слышит (Матф. 11, 15). И пророк Осия говорит: кто премудр, и уразумеет сия, и смыслен, и увесть сия (Осии 14, 10)? Также и Апостол, говоря о дарованиях, иное дарование называет пророчеством, а иное рассуждением духовом (1 Кор. 12, 10). Ибо, кто представляет себя в достойное орудие действию Духа, тог пророк. А кто уразумевает силу возвещенного, тот имеет дарование рассуждения духовом. Посему, и Коринфянам предписывая правила, Апостол говорит: пророцы же два или трие да глаголют, и друзии да рассуждают (I Кор. 14, 29). И это так важно, что поставлено в числе угроз Господних—отнять от Иудеи пророка, и смотреливого, и дивного советника, и разумного послушателя (Иса. 3, 2, 3).

А нам должно желать полудить дар мудрости, дар ведения и дар учения, чтобы все это, стекшись вместе во владычественном нашея души, отпечатлевало образ всей истины, заключающейся в

7

пророчестве. Потребно же слово ведения для созерцания тайн Духа; потребно слово мудрости для приведения в полный смысл и для уяснения того, что сказано прикровенно и в кратких речениях. Ибо мудрости свойственно расширять слово. Сказано: простирах словеса, и не внимаете (Притч. 1, 24). Потом потребно дарование учения для назидания слушающих.

Посему в душе, которая имеет пророчествовать, свободным ее устремлением должна быть наперед вложена способность к тому, чтобы всеянное во всех слово, избирающее себе души более гармонические, в которых, по мере их благонастроенности, ни малейшее страстное движение не разногласит с словом, низвело на нее действие Божия Духа. Но для приуготовления к принятию Духа необходимы не только обуздание страстей, но также и своя мера расположения к вере, и польза самого приемлющего благодать и [современных ему слушателей, или и тех, которые в последствии будут пользоваться пророками. Ибо сказано: комуждо дается, явление Духа на пользу (1 Кор. 12, 7); и еще: по мере веры (Рим. 12, 6). Но впрочем выше человеческой природы—объяснить причину, по которой Дух Божий различно действует в достойных,—и одному вверяется пророчество, и притом до известной степени; другой получает дарования исцелений, и те* в определенной мере, а иной действия больших или меньших сил. Ибо знает сие Тот один, Кто вникает в душевные достоинства каждого, и каждому, по незримым мерам правосудия, уделяет, чего он достоин.

Каким образом пророчествовали чистые и просветленные души? Соделавшись как бы зерцалом Божия действования, они показывали в себе ясное, неслитное, не потемненное плотскими страстями изоб-

8

ражение. Ибо Дух Святый пребывает во всех, но собственно силу Свою обнаруживает в тех, которые чисты от страстей, а не в тех, у кого владычественное души омрачено греховными нечистотами. Кроме же чистоты надлежит им показывать в себе равенство благоустроенного состояния. Ибо чист не тот, кто неровно ведет себя в отношении к целомудрию, но тот, кто мудрование плоти подчинил Духу. Как изображения лиц видим не во всяком веществе, а только в гладких и прозрачных веществах; так и действие Духа отражается не во всякой душе, а только в душах, которые не имеют в себе ничего стропотного и ничего развращенного (Притч. 8, 8). Снег блестит, но не показывает в себе образа тех, которые в него смотрятся; потому что шероховат и составлен из смерзшейся пены. Молоко бело, но не принимает в себя образов; потому что и в нем есть какие-то мелкие пузыри. А в воде, по причине ее гладкости, виден даже черный образ. Так точно и неровность жизни не способна к принятию в себя Божия действия. Посему, когда душа, посвятив себя всякому подвигу добродетели, сильною любовию к Богу постоянно сохраняет в себе напечатленное в ней памятование о Боге, и таким образом соделывает Бога как бы живущим в себе, тогда, от сильного стремления и неизреченной любви к Богу, став богодухновенною, соделывается она достойною пророческого дара; потому что Бог дает божественную силу и отверзает душевные очи для уразумения видений, какие сообщить Ему угодно. Посему пророки назывались прежде прозорливцами (1 Цар. 9, 9); ибо видели будущее, как настоящее. Но к легчайшему уразумению пророческого возбуждения могут служить нам представления, бывающие во сне. Как в сновидениях, вследствие того, что

9

владычественное нашей души отпечатлевает в себе образы, бываем мы зрителями городов и стран, отличающихся величием и красотою, или сверхъестественных животных, нередко же удерживаем в памяти некоторые слова, поразившие слух; между тем как, при составлении в нас стольких необыкновенных видений и слышаний, в действительности ничего мы не видим и не слышим телесным чувством: так и ум божественных и блаженных мужей, отпечатлевая в себе образы, иногда в бодрственном состоянии, а иногда во сне, исполняется божественных словес и видений, между тем как не приражаются к нему, посредством очей, образы видимых предметов, и не принимает он ушами сотрясений воздуха, производимых звучащими орудиями. Ибо не чем-либо совне подлежащим зрению были престол высокий и превознесенный, и Сидящий на нем, Которого видел Исаия (Иса. 6, 1). Также не человекообразен был от чресл в верх подобный илектру и от чресл до низу огневидный, описываемый у Иезекииля (В, 2). Но ум пророков созерцал сии предметы высшею силою, тогда как Дух в гаданиях показывал им Божие естество.

Пророки же видят не одно будущее, но и в настоящем сокровенное, как говорит Павел: аще же пророчествуете, внидет же некий неверен или невежда, тайная сердца его явлена бывают (1 Кор. 14: 24. 25); или как говорит Елиссей; не ходило ли сердце мое с тобою, егда возвращашеся муж с колесницею своею во сретение тебе (4 Цар. 5, 26)? Но к пророчеству принадлежит также и предуведение посредством снов, как открыто было Иосифу в Египте, и Даниилу в Вавилоне.

Но почему и Фараон и Навуходоносор имели такое предведение? Потому что, правя состоянием

10

мирских дел, должны были предвидеть для возбуждения веры в других. А почему пророчествует и Валаам и Каиафа? Потому что и они имели людей, которые их слушались, один как архиерей, а другой как волхв (Иис. Нав. 13, 22). Здесь причиною не чистота души, не просветление ума, который созерцает Бога, и в Нем почерпает силу, но домостроительно сообщенное им слово, не по достоинству, а по требованию времени.

Спросишь еще: читаемое у Исаии и Иезекииля признать ли явлениями, какие они видели чрез соответствующие им представления, или богословием, которое, чрез гадания Духа, возвещало нам свойства Божества?

Некоторые говорят, что они пророчествовали в исступлении, так что человеческий ум затмеваем был Духом. Но противно обетованию Божия наития—богодухновенного делать изумленным, так чтобы он, когда исполняется божественных наставлений, выходил из свойственного ему разума, и когда приносит пользу другим, сам не получал никакой пользы от собственных своих слов. И вообще, сообразно ли сколько-нибудь с разумом, чтобы Дух премудрости делал человека подобным лишенному ума, и Дух ведения уничтожал в нем разумность? Но свет не производит слепоты, а напротив того возбуждает данную от природы силу зрения. И Дух не производит в душах омрачения; а напротив того возбуждает ум, очищенный от греховных скверн, к созерцанию мысленного. Посему нет невероятного, что лукавая сила, злоумышляющая против человеческой природы, приводит разум в слитность; но нечестиво говорить, что тоже самое действие производит присутствие Божия Духа.—Притом, если святые мудры, то как им было не постигнуть того,

11

о чем пророчествовали? Ибо сказано: премудрый уразумеет, яже от своих ему уст, во устнах же носит разум (Притч. 16. 23). Если же на том основании, что ужасеся Исаак, когда пришел сын его (Быт. 27, 23), и что Давид рече в изступлении своем (Псал. 115, 2), вымышляют во святых затмение ума: то пусть знают, что исступлением называется и удивление; как например: ужасеся небо, вострепета земля *) (Иерем. 2, 12).

Но и основываясь на общих понятиях, надобно согласиться—противоречащих выражений о Боге не разуметь буквально. Так например, по общепринятому разумению должно признать, что Божие естество благо, не причастно гневу и правосудно. Посему, если Писание говорит, что Бог гневается, или скорбит, или раскаивается, или дает кому ответ не по достоинству; то надлежит вникнуть в цель изречения и внимательно подумать, как может быть восстановлен истинный смысл, а не извращать достойных уважения мыслей о Боге. Таким образом не будем встречать преткновений в Писании, извлекая для себя пользу из мест удобопонятных, и не терпя вреда от мест неясных.

Если же кто поставит в вину Божественному Писанию, что оно не научает тому, и не производит того, что может доставить пользу: то пусть рассмотрит он весь порядок дел человеческих, не только духовных, но низших и житейских. Тогда увидит, что всепромыслительная Сила даровала бессловесным удобные средства к жизни, готовую пищу, самородный покров, одежду из волос и перьев; человека же изведя в свет нагим, в замену всего дала ему ум, которым

*)Слово: земля, которого нет в Слав. переводе, читается в некоторых списках перевода Семидесяти.

12

изобретены промышленные искусства, как то: домостроительство, ткачество, земледелие, кузнечество, и недостающее для тела душа восполняет присутствием ума. И как в сем случае Творец наш не по зависти к нам не соизволил, чтобы так же, как у бессловесных, все удобства жизни рождались вместе с нами, но устроил так, чтобы недостаток необходимого вел к упражнению разума: так и в Писании намеренно допустил неясность, к пользе ума, чтобы возбуждать его деятельность. И, во-первых, нужно, чтобы занятый сим ум отвлекаем был от худшего, а сверх сего приобретенное с трудом почему-то более к себе привязывает, и чрез долгое время производимое бывает более прочным; а что легко приобретается, тем и наслаждаться не вожделенно; потому что находящееся под руками пренебрегается, и обладающий не почитает сего достойным какого-либо охранения. Посему и сны по свойству своему не ясны и обоюдны, требуют не малой проницательности ума, и сокровенное значение сновидений имеет близкое сродство с выражаемым в Писании под прикрытием темных речений. Оттого Иосиф и Даниил узнавали сны с помощью пророческого дарования, потому что сила постижения человеческого не достаточна к уловлению истины.

Конечно, нужна чистота в жизни для того, чтобы и для преуспения в нравственной добродетели распознаваемо было прикровенное в Писании. Но кроме чистоты жизни, нужно и продолжительное занятие Писанием, чтобы важность и таинственность Божия слова чрез непрестанное поучение напечатлелись в душе. А что в продолжение целой жизни требуется упражнение в Божием слове, показывает жизнь Моисея, который в первое сорокалетие изучал Египетскую мудрость, а во второе сорокалетие, под

13

видом пастушеской жизни удалившись в пустыню, упражнялся в созерцании существующего, и таким образом уже после второго сорокалетия удостоившись Божия явления, против воли призван человеколюбием Божиим к попечению о людях. И после того не оставался постоянно в деятельной жизни, но часто возвращался к жизни созерцательной. Отчего и в Египетское идолобесие впал весь народ, между тем как святый сей муж беседовал с Богом на горе. Таков же был и Илия; он бегал людской молвы, и любил пребывать в пустынях. Посему, если святые, со всем постоянством владычественного в их душе, трудились в изыскании истины; то не безрассудно ли желать воспользоваться плодами бесчисленных трудов без всякого усилия? Ибо заметь: после коликократных уединений, безмолвий и трудов удостоился Илия видеть Бога!

Содержание сей книги само собою явственно и понятно. Поелику Пророк жил во времена, когда умножились пороки; то он описывает великость зол, какие ожидают Иудеев, и показывает причину Божия гнева, чтобы привести их к покаянию. Пророчество начинается словами на Иудею. Ибо, по слову Петра, наступило время начати суд от дому Божия (1 Петр. 4, 17); потому что самые близкие к нам, естественным образом, наиболее огорчают, когда грешат против нас. И у Иезекииля Господь, повелевая наказать согрешивших, говорит: от освященных Моих начните (Иез. 9, 6). Посему и Исаия начал с страны, избранной Богом, и с города, в котором было святилище, им возвещая ожидающие их бедствия. Во-вторых, говорит о Вавилоне, потом о земле Моавитской, потом о Дамаске, в-пятых, о Египте, потом о пустыне, потом об Идумее, потом о дебри Сионской, потом о Тире, и потом о

14

четвероногих. За сим следуют происшествия, бывшие в сороковой год царствования Езекии. После сего находятся пророчества, которые не имеют никакого надписания, и возвещают бедствия Иерусалиму и Иудее, судьбу находящихся в рассеянии, возвращение их по исполнении суда, предсказания о Христе, рассеянные в всяком пророчестве, потому что с каждым историческим сказанием сопряжено что-нибудь и таинственное.