II. Письма Феофилакта общеисторического содержания

II.

ПИСЬМА ФЕОФИЛАКТА ОБЩЕИСТОРИЧЕСКОГО СОДЕРЖАНИЯ.

Почти все, приводимые здесь, письма относятся к различным обстоятельствам Первого крестового похода. Первая война Византии с норманнами, веденная императором Алексеем Комнином, сопровождалась довольно сильным потрясением экономического строя западной Болгарии, размеры и следствия которого могут быть изучаемы по письмам, отправленным Феофилактом вскоре по прибытии ели по возвращении на кафедру. К письмам этого рода мы здесь не возвращаемся. Набеги половцев или куман едва ли достигали Охриды, по крайней мере, за исключением письма к епископу Видина, об них не сохранилось прямых указаний в переписке. Сообщаемые здесь письма могут быть приурочены, в частности,

11

к следующим фактам: 1) к движению крестоносцев через Болгарию, 2) к делам с крестоносцами в Азии (Боэмунд) и в 3) к волнениям в Болгарии.

Епископу Китра (Finetti 11): «Долго мы не переписывались между собой, священный брат мой и господин! О причине своего молчания ты дашь нам знать. Что же до меня, мне связало уста французское прошествие или нашествие, которое — не знаю, как и объяснить тебе — поглотило все наше внимание и так всеми завладело, что мы не можем прийти в себя. Так опьянели мы от горькой чаши и выдержали неестественный экстаз. Это первая причина, связавшая мой язык. Вторая же заключается в том, что не было надежного письмоносца. Ибо многие готовы взять письмо, отправить же его и вручить, кому оно адресовано, ленивы. Но поелику и с французскими насилиями мы освоились, и легче чем прежде выносим ужасы (время хороший учитель на все), и начинаем приходить в себя, то, пользуясь хорошим письмоносцем, открываем наши уста».

Для точности, следует заметить, впрочем, что выражения: Φραγγικὴ διάβασις и τῶν Φραγγικῶν ἐπηρειῶν ἐθάδες ἤδη γεγονότες... Феофилакт употребляет не только о франках, но и о норманнах. Так, в письме к Григорию Тарониту, Meursio 26, франком назван Боэмунд.

Григорию Тарониту, Проедру (Meursio 4): «Я смолк, не умолкнуть бы мне на всегда! Я смолк, потому что до сытости немил от чаши этих злых дней и, упившись гневом, спал непробудным сном, бесчувственный ко всякой речи и ко всякому слову. Теперь, немного пришедши в себя, я посылаю тебе это письмо… Ты одинаков и во время мира и на войне, нет тебе равного в администрации и в тактике. Устрояешь народы и исправляешь мысли, и как Прометей образуешь людей кротким и гуманным образованием. Выставляешь отряды и назначаешь им предводителей, сгущаешь фаланги и указываешь им время наступления и показываешь варварам, что с тобой еще не вымерли у нас преж-

12

ние риомэйские таланты».

Зятю царя Вриеннию (Meursio 31), где высказываются между прочим следующие приветствия: λαοῦ ἀνάπαυσιν, κάκ τῆς ἀλλοδαπῆς ἐπαναγωγὴν, ὡς ἐλευθερωτοῦ ἥκοντος βαρβαρικῶν χωρῶν καταδουλώσεις χρηστότητα μᾶλλον χρηστότητι ἐπαγομένων ἢ δόρατι. Молва доносит до нас и это, и еще больше того, и мы громким голосом провозглашаем молву и радуемся за твои подвиги и сорадуемся с теми, которые ими наслаждаются. Уже и то считаем за счастье, что видим благополучными наших соседей, погашая око зависти. А наши дела чрезвычайно плохи. Если по-своему к нам расположению пожелаешь узнать, тебе расскажет о том письмоносец».

Протасикриту Григорию Каматиру (Meursio 71): «Вардариоты убедили меня отправить мои сочинения к всечестнейшему сыну протостратора, и другое усвоившему от отца, и расположение в просвещению.—Хочешь ли, я познакомлю тебя с моим циклопом. Это он, который не сводит с меня своего убийственного взгляда: один и тот же глаз постоянно устремлен на меня с одним и тем же чувством.— Видишь, я чуть не пальцем указал тебе на него. Суди по сему, тщетно ли я взывал к моей Деве и к Агнцу, пригвожденному к дереву искупления. Боюсь, чтобы он не уходил меня, как похваляется. И так, ты оказал мне большую услугу, освободив меня от несправедливого обвинения. Так-то пользуешься своим правом заседать в совете царя, о милостях которого свидетельствуют сами враги.—Посылает благожелания его сыну Феодору; говорит об занятиях последнего науками: ἀριθμητικὸν μὲν οὖν αὐτὸν ᾒδειν, ἀφ’ οὖ τοὺς Βαρδαριώτας ἐπράττβιν ὃς γε καὶ μέσων ἠρίθμει νυκτῶν. Если хочешь увидеть в нем искусного управителя колесницей, не старайся держать его в нашей тесной Македонии, но отправь в Лариссу. Фессалия, в особенности же фарсальская долина, удобнейшая страна для этих упражнений. Пришедши же к нам, он не достигнет блестящих успехов ни в других науках, ни даже в геометрии. Я перезабыл все науки под ударом

13

перенесенных несчастий. Теперь он может у нас усвоить разве только пение и управление хором, но это искусство пригодно лишь нашему сословию. И так, сообрази это, и не прежде посылай его на мое Ахероново море, на мой Лихнид, как договорившись с братом моим Димитрием о плате за уроки. Не печалься о том, что тебе предстоит продолжительное отсутствие. Это участь общая, она связана с заботами и трудами нашего царя. Чтобы прогнать врагов от столицы и обезопасить царство, он отказался от всех удовольствий и сам предается упорной работе. Выносит холод и жар, проводит со своими друзьями дурные времена года под открытым небом, величественно и по-царски устрояет области, прекрасно соблюдает церковь. Города и области наслаждаются бесчисленными благами, если вы предпринимаете продолжительные путешествия в провинции. Так что, если ты желаешь пользы общественной, то не только не должен жаловаться на продолжительный поход, но желать возможно большего продления его, чтобы принести больше пользы и большему количеству людей».

Григорий Каматир, равно как Григорий Таронит были весьма доверенными лицами императора Алексея Комнина и занимали высшие государственные должности в начале XII в., во вторую половину царствования Алексея и при сыне его, Иоанне (Nicetas Acomin. p. 13 ed. Bonn.). Что касается до странного титула, который усвояется Каматиру, то в нем нужно видеть соответствие с должностью государственного секретаря, как разъяснено это в том же самом письме Феофилакта: Εἰ δὲ τηλικούτους εὐεργετοῦμεν, ἡλίκον αὐτόν σε τὸ τε τοῦ λογοθέτου ἀξίωμα τέθεικε, τοῦ πάλαι βασιλεῖ συνεδρεύοντος, καὶ τὸ τοῦ πρωτασηκρὴτις ὀφφίκιον, τοῦ ἀεὶ τοῖς αὐτοκράτορσιν ὑπογραμματεύοντος. Есть в этом письме одно место, которое во всяком случае следует отметить, как имеющее значение для вопроса о времени происхождения некоторых сочинений Феофилакта. Ἐπειθόμην τοῖς Βαρδαριώταις ἐπαφεθῆναι τὸν πανσέβαστον υἱὸν τοῦ πρωτοστράτορος, τὰ τε ἄλλα πατρῴ-

14

ζοντα, καὶ τὴν πρὸς τοὺς λόγους διάθεσιν, τὰ ἐμὰ παιδικοί. Нельзя-ли в последнем выражении видеть указание на Institutio regia?

Григорию Тарониту (Meursio 26): «Одним трофеем ты поразил надменность двух народов и вместе с башней персидского безумия разрушил твердыню французской глупости, и явился новым Финеесом, поразившим своим могущественным жезлом два народа, нечистые пред Господом. Ибо у Данишменда, подчинившего себе и другие эллинские города по Понту между рекою Доном и морем Азовским, и переднюю Колхиду и область пограничную с самым Фасидом (Аракс), и часть малой Армении у высокого хребта, и всю Армению, и прошедшего через землю мариандов и галатов и соседей их каппадокийцев и утучневшего от тяжких поборов, острием меча ты отсек хищные руки и отучил его от собирания даней, и остановил его набеги и заставил забыть засады … И безбожный турок преклонен тобою к земле, и уставил под ноги свои глаза, которыми еще вчера дико поводил во все стороны, замышляя стереть и землю и море. Теперь он думает о мирных переговорах, в них одних видя средство ко спасению. Простирает свою руку уже не к мечу, но к договору и, ослабив лук, берется за жезл герольда и ищет крепкой дружбы с тем, в котором нашел врага непобедимого. А франк, доселе железная шея, оказался более мягким, чем растопленный воск; он склоняется перед тобой, а чрез тебя перед державным императором. Чего же можно ожидать впереди, видя, что оказывает знаки глубокого повиновения тот, которому самому покланяются и что он связан неразрывными узами, то есть волею Таронита, и так покорен ей, что готов поступаться своим выкупом в пользу того, который давно уже домогался этого всеми мерами: овладеть как рабом продажным тем лицом, которое мечтает о себе как об освободителе востока.... Ибо турок, сдавленный в твоих руках, против воли заключил перемирие и между прочим

15

согласился выдать франка нашему непобедимому императору. За это я обязан тебе благодарностью не только потому, что я оказался справедливым по отношению к тебе пророком, но еще и потому, что на ряду с другими радуюсь за общее дело. Обязаны тебе и все христиане, желающие преуспеяния ромэйской империи. Нечего и говорить о нашем императоре, как достойно вознаградит он твою преданность и благородство. Он всегда предпочитает тебя другим (и был ли император, способнейший его в выборе людей?) и ставит при делах, требующих в особенности энергического направления, выставляя тебя как искусного врача против опасных болезней и как кормчего против бури».

Письмо к Григорию Тарониту имеет особенное право на наше внимание, потому что, между всеми известными доселе источниками, оно сообщает более полные и обстоятельные сведения о первом известном Данишменде, Мелике-Гази. Наряду с султанами иконийскими, Данишменды играли значительную роль во время крестовых походов. Попытаемся обозначить положение, которое должно занять это письмо Феофилакта между другими известиями о событиях на востоке в 1103 году. Заметим, прежде всего, что изданный текст письма во многих местах неудовлетворителен. Ватиканский список (Cod. 509, Pars II) имеет только начало этого письма, которое занимает в нем самое последнее место и обрывается на словах (Fol. 350 verso): ὁ δὲ Φράγγος, ὁ τὸν τράχηλον τέως σιδήρεος, κηροῦ κλιαροῦ φανεὶς μαλακώτερος, ἐκ περιουσίας γε προσκυνεῖ, καὶ διὰ τὸν κράτιστον ἡμὠν βασιλέα. Τἱ δε ..., что соответствует стр. 413 В изданного текста (ap. Migne t. 126). Важнейшее для нас место, которое позволяет в восточном завоевателе видеть именно Данишменда, к счастью сохранилось в ватиканском списке. Изданный текст представляет следующее чтение ὅτε γὰρ τὰ Νεσμὰν φορολογεῖν εἰωθὼς (p. 412. А); в рукописи: ὅτε γὰρ τανεσμαν и проч. Не может быть сомнения, что это тоже самое лицо, которое Анна Комнина называет Τανισκάν и Τανισμάν (р. 318,

16

365 ed. Paris.=Migne, t. 131. p. 807, 913); разных членов этой династии знают писатели Киннам и Н. Акоминат (Cinn. 1 с. 6; Nicetas, р. 27. 5). Довольно значительный исторический материал о Данишмендах можно находить не только у византийских писателей, но и у западных (см. Recueil des Historiens des Croisades. Historiens occidentaux, Paris 1866), также y восточных, напр. у Матвея Едесского, Абульфеды и других (см. особый том в названном парижском издании, Historiens orientaux). В новое время Данишменды привлекли к себе особенное внимание людей науки. Этой династии посвящены две статьи: одна в Zeitschrift der Deutschen Morgenländischen Gesellschaft, XXX Band, Leipzig 1876, (Mordtmann, Die Dynastie der Danischmende, SS. 467—486); другая в Zeitschrift für Numismatik, VI^er Band, 1 — 2 Heft, Berlin 1878 (Sallet, Die griechischen Münzen der türkischen Dynastie der Danischmende, SS. 45— 54). Рядом с этими статьями следует поставить замечания Шлюмбергера о некоторых монетах, носящих имя Данишмендов (Revue Archéologique, t. XXX, p. 355, 1875 год, и Numismatique de l’orient latin, 1878, p. 445).

Письмо архиепископа Феофилакта чрезвычайно удачно отвечает на запросы, возбужденные в настоящее время исследованиями о Данишмендах. Главнейший вопрос касается здесь того лица в этой династии, которое могло называть себя Ὁ μέγας ἀμηράς πάσης Ρωμανίας καὶ Ἀνατολῆς. Мордтманн приводит известия неизданного историка Гуссейна о первых Дакишмендах, из которых можно видеть, что к XII в. относятся эмиры: Мелик-Гази (1086 — 1104), Мухаммед (1104—1142), Дзу-л-нун (1156—1176). Гуссейн и другой историк, Хаджи Хадфа, свидетельствуют, что один из этих эмиров был завоевателем Анатолии. В событиях Первого крестового похода ног принимать участие Мелик-Гази (MelikGasiAchmedGumuschtekin, ibn ul Danischmend el Tailu), он является тогда независимым владетелем и страшным врагом крестоносцев, в союзе с султаном

17

иконийским Килидж-Арсланом. В 1100 г. ему удалось взять в плен князя Боэмунда, позднее нанести крестоносцам сильное поражение при Синопе. Известно, что Боэмунд был опаснейшим соперником византийского императора, который и прилагал все старания выкупить его из турецкого плена, то есть «овладеть как рябом продажным тем лицом, которое мечтает о себе как об освободителе востока». Боэмунд, действительно, получил свободу, благодаря выкупу, предложенному Мелику-Гази императором Алексеем. Но в результате этой сделки Византия оказалась в значительном проигрыше. Именно, Боэмунд способствовал заключению союза между христианскими князьями Антиохии, Едессы и Иерусалима с Меликом-Гази (в 1103 г.).

У турецких историков встречаются известия, что Данишменды чеканили монету. Нумизматам давно уже известны турецкие монеты, носящие греческую надпись, например: ОМ (εγας) ΜЄΛΗΚΙС ΠΑСΗС PΩMANΙAC KAI ANATOΛHC МАХАМАТНC. Подобные монеты относимы были обыкновенно к Мухаммеду II, завоевателю Константинополя. В настоящее время, после опубликования одной монеты Дзу-л-нуна (у византийцев Δανούνης), на которой он называется сыном Мелика Мухаммеда, не может быть более сомнений, что все подобные монеты принадлежат Данишмендам XII века. Одна из таких монет носит следующие знаки:

Точки могут обозначать имя того Данишменда, который упоминается в письме Феофилакта (ΓΑΖΗ) и которому теперь с большим основанием можно приписать титул завоевателя всей Романии и Анатолии, чем его преемнику. Знаки  на монете Мелика-Гази как нельзя более соответствуют с одной стороны обширности его державы, в которой греческое христианское население должно было составлять господствующий

18

элемент, с другой тем политическим планам, которые, как бы это ни казалось странным, преследовали на востоке (в Азии и Европе) Данишменды.

В заключение, нельзя не отдать чести историческому пониманию эпохи автора замечательной статьи, Византия и Печенеги (Журнал Мин. Нар. Просвещения, ноябрь — декабрь 1872 г.), который, не пользуясь письмом Феофилакта, писал между прочим: «Если бы не опускалась из виду единоплеменность Печенегов и Сельджуков, то без сомнения, история скорее заметила бы связь между переходом Печенегов за Дунай в пределы Византийской империи и успехами сельджуков в Малой Азии. Мы увидим, что европейское и азиатское нашествие стремятся в конце XI столетия подать руку одно другому (стр. 122)». В конце XI века, окруженная на востоке и западе владениями Данишмендов, византийская империя уже предвкушала ту участь, которой она подверглась в XIV и XV вв. В каком положении находился в это время восток, указывает частью новелла Алексея Комнина, Zachariae III. 88. 384—385. Духовные лица, которым выпадало назначение служить на востоке, уклонялись от этих назначений: δυσχερῶς ἔχουσι τὸν τῆς ἱερωσύνης ζυγὸν ὁπελθεῖν καὶ ταῖς ἐκκλησίαις ἐπιστατῆσαι αἷς ἀπεκηρύχθησαν δεδιότες μήποτε τῶν τοιούτων ἐκκλησιῶν ἐν τοῖς τῆς ἀνατολῆς μέρεσι διακειμένων ἐπιλείψειε τούτοις τὰ ἀναγκαῖα, ἅτε τῶν …  πάντη τυγχανουσῶν ἀπόρων καὶ ἀπροσβάτων αὐτοῖς παντελῶς  и далее: ἀβάτων οὐσῶν τούτοις ὡς ὑπὸ τῶν ἐχθίστων κατεχομένων ἐχθρῶν.

Григорию Тарониту (Meursio 37): «Услыхав о возвращении твоем из Колхиды, я колеблюсь между радостью и печалью. Приятно, что ты ближе к нам и что столица насладится твоим присутствием … Но Понтийские города будут теперь испытывать истинное море бедствий. Ибо кого они найдут, кто бы так направил политические дела, чтобы забылось даже самое имя войны? Ты поставил военное дело в такое состояние, что самый простой крестьянин может сделать нищим врага и обогатить свои земли. Кто сделает

19

воинов летящими на войну как птица, возвращающимися же медленно: в первом случае из-за сильного соревнования и надежды, в другом по причине огромной добычи? На ком успокоится священное сословие, в ком будет иметь сына, питающего в старости, — который верует в утверждающую силу благословений и с своей стороны заботится поддержать его (священное сословие) телесными силами. Кто поразит и тех монахов пустыни, столько превосходящих чистотой своего тела, сколько огонь, имеющий уничтожить природу… Но поелику ты приблизился к любящим тебя и всем доставил удовольствие, не пожалей же и для меня прелестей своих писем и благоволи изливать на меня потоки радости—не по каплям, но затопи мое смирение целыми реками. Не ссылайся более на Понт и дальнее расстояние, но доверяй письмоносцам все, что происходит с тобой: так освежишь несколько мой язык, засохший от наветов сикофантов и облегчишь мои нестерпимые мучения в этом пламени. Всякая весточка о тебе производит на меня такое же действие, как дождь на высохшую землю. Я всегда слушаю с удовольствием рассказы о тебе Феодосия».

Магистру Иоанну Пантехну (Meursio 65); «Когда я вступил на корабль, случилось дело сверх всякого ожидания (подробнейшее описание известной морской болезни). И ныне я сохранен для тебя в Солуни. Таковы мои дела. А в Охриде все полно ужаса. Округ Мокра (часть охридской области) опустошен рабом и отступником. Багору (огромная вершина между болгарскими и драчскими горами) занял бунтовщик; кратко оказать, везде утвердилось зло. Но возложим надежду на Бога и на подвиги державного императора. Ибо пречестнейший севаст и протостратор Михаил послан уже собрать людей против этого исчадия. И вот уже он собирает и нападает на него и вторгнется в его страну. Небо и земля! домогается царства тот, кто недостоин быть и рабом царя! Я же, прибив в Солунь, если бы нашел Дедала, приделал бы себе крылья и полетел бы и спустился бы в

20

Охриду! Но не нашел ни Дедала, ни друга. И так отправляюсь на наемных лошадях».

К какому году относить это письмо? Не имея положительных данных, чтобы пометить его тем годом, в который Феофилакт, по всем вероятиям, окончательно выехал из Болгария (1107—1108), мы могли бы указать еще на 1088 год. Под именем севаста и протостратора Михаила, здесь нельзя разуметь другое лицо, кроме Михаила Дуки, брата императрицы Ирины. Таков именно был официальный его титул, как это видно между прочим из актов одного собора (Montfaucon, Bibliotheca Coisliuiana, p. 103): κατὰ γοῦν ταῦτα ἀθροισθέντων ἀπὸ μὲν συγκλήτου βουλῆς, τοῦ πρωτοσεβαστοῦ καὶ μεγάλου Δομεστίκου, (имя Адриана пропущено) τοῦ σεβαστοῦ καὶ πρωτοστράτορος κυροῦ Μιχαὴλ τοῦ Δοῦκα. Объяснением к этому письму могли бы служить известия Анны Комниной (У. 7).