Тертуллиан Послание к Скапуле, африканскому проконсулу

106

СТАТЬЯ ВТОРАЯ.

ПОСЛАНИЕ

К СКАПУЛЕ,

АФРИКАНСКОМУ ПРОКОНСУЛУ (*).

I. Никогда не страшились, никогда не боялись мы гонений, грозящих нам мучениями со стороны тех людей, которые не видят света истины. Приявши нашу Религию, мы прияли вместе и все ее условия; и таким образом, принеся в жертву жизнь свою вполне, шествуем на сражение. Мы не желаем иных благ, кроме; тех, которые Бог обетовал верным своим служителям; не боимся иных зол, кроме тех, которыми Он грозит отступникам Своим. Вся ваша жестокость служит единственно к возбуждению нашего мужества: мы сами спешим на казнь, и предпочитаем скорее быть от вас осужденными, нежели отпущенными. И так, отправляя послание сие, мы тут не оказываем страха ни за себя, ни за своих сотоварищей; но боимся паче за вас и за всех наших врагов. Закон наш повелевает нам любить наших врагов и молиться за гонящих нас: любовь сия составляет наше совершенство, она есть удел наш, в котором другие люди не участвуют. Любить друзей могут и все

(*) Сочинено в 217 году по Р. X.

107

люди; но любить врагов свойственно одним Христианам. Таким образом жалея о вашем невежестве, сострадая к человеческим заблуждениям, предвидя будущее, и распознавая знаки усиливающейся ежедневно против вас грозы, мы обязаны были избрать путь письменного объяснения, чтобы предуведомить вас о многих таких вещах, которых вы лицом к лицу слышать не хотите.

II. Мы покланяемся единому Богу. Это тот Бог, которого сама природа научила нас познавать, тот Бог, которого громы вас ужасают, тот Бог, которого благодеяния доставляют вам радость и веселие. Относительно других существ, которых вы именуете богами, мы знаем, что они не иное что, как демоны. Однако ж право естественное и общественное требует, чтобы каждый покланялся тому, кому хочет. Религия одного человека ни вредна, ни полезна для другого. Но не свойственно одной Религии делать насилие другой. Религия должна быть приемлема по убеждению, а не насильственно. Приношения Божеству должны происходить от согласия сердца. Таким образом если бы вы и могли принудить нас приносить жертвы в храмах ваших: то чрез то ничего бы не приобрели для ваших богов, которые не должны принимать жертв противу воли, разве бы то было непосредственно по духу прекословия, по такому ребяческому чувству, которого вы верно не захотите приписать богам своим. Истинный Бог ниспосылает блага Свои равно как друзьям Своим, так и хулящим Его. В день суда отличит Он неблагодарных от благодарных против Него. Вы именуете нас святотатцами, между тем как не находили еще ни одного даже простого вора между нами. Посмотрите, кто именно ищет

108

обогатиться грабежом храмов ваших. Не те ли, которые клянутся вашими богами и покланяются им? Их-то вы должны называть святотатцами: это не Христиане. Излишне было бы вспоминать вам, сколько поклонники богов ваших делают Христианам оскорблений, и как стараются они приводить их в посмеяние. Обвиняют нас также в том, что мы не имеем достодолжного почтения к Императорам; по между нами никогда вы не встречали ни Кассиев, ни Албианов, ни Нигрианов. Те самые, которые накануне клялись гением Кесаря, принесли его на завтра в жертву своей выгоде или безопасности: величайшие враги Христиан оказались величайшими врагами Императора. Христианин никому не враг, а тем менее Императору, зная, что он поставлен Императором от Бога, и что должно его любить, уважать, оказывать ему почести, молиться о здравии его и о спасении государства, доколе мир стоит. Стало быть, мы почитаем Императора столько, сколько нам дозволено почитать его, и сколько сам он должен хотеть быть почитаем. Мы признаем его за человека, который хранит данный ему от Бога удел власти, который Богом поставлен, который ниже одного только Бога. Император конечно одобрит подобных чтителей, потому что мы, поставляя его ниже только Бога, признаем его выше всех людей, и даже выше всех богов ваших, которые состоят в его власти. Мы также приносим жертвы за благоденствие Императора, но приносим их единому нашему и его Богу; а жертвы сии суть молитвы, предписанные нам от Него. Творец вселенной не имеет нужды ни в жире, ни в крови животных: они нужны для насыщения демонов. Что  касается до сих последних: то мы не только от-

109

вергаем их, по сражаемся с ними, преследуем их, изгоняем из тел человеческих, как-то всякому почти известно. Мы не можем лучше молиться за Императора, как обращаясь к Богу, который одних может продлить дни его. Вам, впрочем, надобно быть уверенными, что мы действуем совершенно под влиянием того божественного терпения, которое нам законом нашим заповедано, и что вам нечего нас бояться или опасаться. Мы составляем большую часть империи, и за всем тем безмолвие наше, воздержание наше таково, что вы знаете нас не иначе, как в частности по одиночке, и собрания наши никогда не подают вам повода к страху. Мы отличаемся от других сограждан тем только, что стараемся исправить себя от прежних пороков. Далека от нас всякая мысль восставать против страданий, нами желаемых, или мстить вам за гонения, о которых нам известно, что они происходят от неба, и которые мы считаем за милости для себя.

III. Между тем, мы, как мною выше уже сказано, весьма сокрушаемся о том, что никакой город не может безнаказанно проливать потоков Христианской крови. Во время бытия судьей Гиларана, народ устремился на наши кладбища, крича: «не отводить поля под гробницы для Христиан!» Но они жестоко были за то наказаны: поля и гумна житниц их сделались для них бесполезны; потоки дождей истребили всю их жатву. Кто не видал, как непогоды прошедшего лета угрожали новым потопом в наказание за нечестие и неверие настоящего века? Что означали огни, блуждавшие по стенам Карфагена, и страшные громы, колебавшие город? Да ответствуют видевшие и слышавшие их. Все подобные метеоры знаменуют гнев грозного Бога, и мы

110

должны возносить слабый наш голос, чтоб о гневе сем возвещать и проповедывать, и чтоб отвращать его молитвами нашими. Но новый потоп сей мог быть только частным. Касательно же всеобщего разрушения мира, придет время, когда не хотящие верить ничему, поневоле поверят всему после многократного невнимания к таковым предвещаниям. Во время собрания Сената в Утике, солнечный свет померк неожиданно ужасным образом: нельзя было сего страшного явления приписать обыкновенному затмению, так как солнце находилось тогда в своем апогее (в самом большем расстоянии от земли *). Спросите о том ваших Астрологов.—Мы могли бы также привести в пример некоторых правителей, изъявлявших на смертном одре раскаяние о гонениях своих против Христиан. Вигеллий Сатурнин, который первый извлек меч казни на нас, лишился зрения. Клавдии Луций Герламиан, рассердись, что жена его приняла веру Христианскую, жестоко мучил и гнал Христиан. Сидя один в своем судилище, он поражен был язвою, и черви осыпали тело его. Не говорите о том никому, сказал он, опасаясь, чтобы Христиане не порадовались тому. После того он увидел свое заблуждение, и сознался, что казни послужили только к умножению числа Христиан; наконец умер почти Христианином. Насилии Капелла, покидая Византию, сказал: Христиане верно обрадуются моему отбытию. Но люди думающие, что могут нас гнать безнаказанно, познают некогда, какое возмездие получат они за то в день последнего суда. Что касается до тебя, Сканула: то желали бы мы, чтобы для тебя достаточен был один при-

(*) Затмение сие было в 210 году.

111

мер: вспомни только, что случилось, когда ты осудил Адриметика Мавилла быть поверженным на растерзание зверям, и каким образом прервано было твое гонение.

IV. Мы не думаем тебя пугать, потому что и сами тебя не боимся; но желали бы, что бы весь мир был спасен. Советуем тебе из сострадания не бороться с Богом. Ты легко можешь соединить обязанности службы твоей с обязанностями человеколюбия. Помни, что меч висит также и над вашими головами. Чего требует от тебя закон? Чтобы ты осуждал на казнь виновных, когда они признаются в своих преступлениях, и предавал бы их пытке, когда отрекаются от них. Ты стало быть видишь, что пытать признающихся, дабы принудить их к отречению, значит поступать против закона. Ты стало быть сам должен сознаться, что мы невинны, и осуждаешь нас на казнь за то только, что мы ни в каком преступлении не уличены. Желая нас истребить, ты воюешь против невинности. — Сколько, впрочем, строгих правителей пытались изменить столь несправедливое судопроизводство? Например, Цинций Север, который сам преподал Тистеру правила, каким образом Христиане должны отвечать, чтобы быть отпущенными. Например Веспроний Кандид, который почитал достаточным признавать Христиан за людей возмутительных, и довольствовался присуждать их к публичному испрошению прощения перед согражданами. Например Аспер, который поступив несколько жестоко при первоначальном допросе одного Христианина, тотчас отпустил его, не принуждая к принесению жертв богам; предварительно же сказал он адвокатам и асессорам, что для него чрезвычайно неприятно судить

112

подобного рода дела. Например Пуденс, который искусным образом включил в судебный акт одного приведенного к нему Христианина обвинение в притеснении лихоимстве, и как не нашлось свидетелей к уличению в том, то объявил, что за сим продолжать дела нельзя.—Происшествия эти могут вразумить тебя, в каком духе надобно тебе действовать. Тебе могли бы даже благоприятствовать самые адвокаты, которые, несмотря на шумные крики свои, готовы пособлять Христианам, бывающим для них часто весьма полезными. Известный Нотарий, побуждаемый демоном ввергнуться в пропасть, был освобожден от него через заклинание своим клиентом Христианином. У кого из вас нет родственника, дитяти, друга из значительного класса людей (не говорю о народе), которых бы Христиане не избавляли от демонов или не исцеляли от болезней? Сам Север, отец Антонинов, имел случай похвалиться Христианами. Он призвал к себе некоего Прокла, проименованного Турпасион, смотрителя над Эвгодиею, который вылечил его от болезни, помазав святым елеем. Он за то повелел его кормить и содержать до самой смерти в собственном, своем дворце. Антонин весьма хорошо знал, что Прокл напитан был млеком Христианской нравственности. Север, знавший многих Патрициев и знатных дам нашей секты, не только не мучил их, но всячески им благоприятствовал, и умел противоборствовать свирепству народа, вооруженного» против нас. Со время похода Марка Аврелия в Германию, Христианские воины молитвами своими испросили у неба обильный дождь тогда, как армия крайне нуждалась в воде. Величайшие засухи, как известно, никогда не могли устоять против наших постов и

113

молитв. Тогда народ воспевает хвалы богу богов, и под именем Юпитера, воздает почести не иному кому, как нашему Богу. Заметьте притом, что Христианин никогда не утаивает вверенного ему залога, никогда не прелюбодействует, отечески покровительствует сирот, питает бедных, никогда не воздает зла за зло. В чем же и для чего нас обвиняют? Нам поставляют в преступление верование наше. Но кто когда-либо в состоянии был доказать, что верование это скрывает в себе пагубные начала кровосмешения и злодеяния? Нас ввергают в пламя не за иное что, как за нашу невинность, за нашу честность, за нашу справедливость, за нашу чистоту нравов, за наше праводушие, наконец за Бога живого. Ни святотатцы, ни враги государства, ни оскорбители царского величества, не подвергаются подобным казням. Теперь и префекты легионов и правители Мавритании преследуют и гонят нас; но по крайней мере они преследуют одним мечем, как им первоначально предписано. Но чем большие выдерживаем мы сражения, тем большие награды нас ожидают.

V. Жестокость ваша составляет нашу славу. Берегитесь, чтоб, усиливая казни, не заставили вы нас восстать массами, не для того, чтобы напасть на вас, но, чтобы доказать вам, что мы не только не боимся вашего тиранства, но обществом призываем его на себя. Когда Аррий Антоний преследовал Азийских Христиан: то все они из его провинции, собравшись вместе, явились пред его судилище. Он некоторых посадил в темницу, а другим сказал: Безумные! Если вы хотите умереть: то разве нет довольно веревок и пропастей? Когда бы мы на то же самое решились: то что бы ты сделал со столькими

114

тысячами мужчин и женщин всякого возраста и состояния? Сколько костров, сколько мечей надобно бы тебе было приготовить?

Какие мучения претерпит Карфаген, в котором ты намерен предать казни десятого человека, когда воинам твоим придется отсекать головы не иному кому, как друзьям или родным своим, когда они найдут между ними Римских Патрициев и знатных дам, столько же благородных, как сам ты, и может быть собственных твоих ближайших родственников и искренних друзей? И так воздержись ради тебя самого, если не ради нас; ради Карфагена, если не ради тебя. Пощади несчастную сию провинцию, которую одно изъявление намерений твоих подвергло уже притеснениям жадного воинства и всех других врагов. У нас нет иного верховного владыки, кроме Бога. Они превыше тебя, Он не может и не захочет оставаться в бездействии, и ты ничего не в состоянии сделать против Него. Те, которых ты считаешь своими повелителями, такие же люди, как и ты, и подобию тебе умрут. Но религия наша не оскудеет. Сам ты знаешь, что она никогда так не процветает, как среди гонений. Многие, поражаясь постоянством нашим, любопытствуют узнать причину столь удивительного терпения, и познавши истину, тотчас делаются нашими сообщниками и шествуют путем нашим.