Московское княжество в XV и начале XVI века

В истории Московского княжества и в политическом положении Великого князя Московского произошел в конце ХIV века великий перелом: это княжество из удела начало превращаться в национальное государство, а Московский князь из вотчинника делался политическим объединителем и вождем всего великорусского племени. Толчком к такому перелому послужил поход на Куликово поле против Мамая. Этот поход поднял во имя народных интересов (а не удельных) и совершил в челе общерусского (а не удельного) войска московский князь Димитрий. С этих пор Димитрий из князя Московского превратился в «царя Русского», как стали называть его в тогдашних литературных произведениях, а его княжество выросло в национальное государство Московское. «Оно родилось на Куликовом поле, а не в скопидомном сундуке Ивана Калиты» — метко и красиво сказал о нем В. О. Ключевский. Древнерусская письменность в XV веке отметила нам эту перемену в фактах и перелом в народном сознании. Многочисленные редакции повестей о Куликовской битве представляют ее, как национальный подвиг («Сказание» о Мамаевом побоище, «Повесть» о нем, «Слово о Задонщине»); «Слово о житии Димитрия Донского» проникнуто национальным сознанием; церковные проповеди конца XIV и начала ХVвв. на московских князей указывают, как на национальных государей. Мало того, что народность сознала свое единство, — она

117

почувствовала свою силу, оценила,быть может, даже выше меры свои политические успехи и стала смотреть на себя, как на богоизбранный народ, «новый Израиль», которому суждено играть первенствующую роль среди других православных народов и в этом отношении занять место отживающей, теснимой турками подчинившейся папам (на Флорентийском соборе) Византии. Такие тенденции начинают проглядывать в письменности того времени, в рассказах (Серапиона) о Флорентийском соборе, в повествовании о пребывании на Руси ап. Андрея Первозванного, в преданиях о передаче на Русь из Греции «белого клобука», который носили новгородские архиепископы; Мономахова венца и прочих «царских утварей» и, других святынь, покидавших Византию и обретаемых на Руси.

Таковы были господствующие идеи того времени. Конечно, они вырастали на фактах и питались действительностью. Но в свою очередь и они определяли собой действительность, влияли на факты, изменяли порядок политической жизни и направляли политическую деятельность. Московские князья до середины XV века были удельными владельцами, которых трудно назвать политическими деятелями и за которыми доселе сохраняется название «хозяев», «скопидомов». Так характеризует их Соловьев и другие историки. Политика этих князей не государственная, они скорее преследуют частные цели удельного княжеского дома. Эти особенности исчезают со вступлением во власть (1461 г.) Ивана Васильевича III. С этого времени начинается иной порядок, и строится он именно под влиянием национальных идей.

Московское княжество в княжении Ивана III было обширным и сильным уделом, соседями которого были: Новгород, Псков, Литва, Казанское царство и слабые уделы (Тверь, Рязань и др.).

Преследуя политику своего отца, Иван Васильевич попробовал тронуть Новгород. Новгород понял грозившую опасность и стал искать опоры в Литве. Тогда Иван IIIиз-за сношений Новгорода с Литвой объявил ему войну. В июле 1471года Иван Васильевич с войском сильно разорил Новгородскую область и подступил к Новгороду. Тот, не получив, помощи от Литвы, не захотел войны и потому поспешил заключить мир, заплатил 15.000 рублей, отказался от союза с Литвой и обещал ставить Новгородского архиепископа в Москве. На этот раз Иван III пощадил городское самоуправление, но, когда Новгородцы снова стали сноситься с Литвой и независимее держаться по отношению к Москве, он предпринял новый поход в 1478 году и без труда окончательноподчинил себе Новгород, уничтожив его вечевую жизнь. Этому последнему походу придан был такой характер, как будто Московские войска в охрану народности и православной веры шли на новгородцев, отступивших от православия и передавшихся Литовскому иноверному князю. Одновременно с Новгородом Иоанн по частям завоевывал и Новгородские области, то есть «земли», «волости» (Вятка). Но Псков, благодаря покорности

118

великому князю, сохранил тень своей самостоятельности и отсрочил свое падение.

По отношению к Твери и Рязани великий князь держался столь же крутой политики. В 1500 году умер великий князь рязанский Иван, оставив своего сына под опекой его матери и бабки, которые вполне слушались Великого князя. В 1484 году, воспользовавшись сношениями тверского князя Михаила Борисовича с Литвой, Иван III объявил ему войну и осадил Тверь. Город сдался без боя, а Михаил убежал в Литву. В 1463 году князья Ярославские, а затем и Ростовскиеи Белозерские уступили свои владения Иоанну.

Татарская Орда не представляла в княжение Ивана III одного нераздельного государства; она распалась на несколько орд (Золотую, Казанскую, Крымскую), которые находились между собой в постоянной вражде, искусно поддерживаемой Иваном III. Татары часто делали нападения на русские окраины и опустошали их. Иван III попробовал действовать против татар самими же татарами. Он приглашал к себе на службу татарских царевичей, давая им в награду земли, и таким образом противопоставлял татарам их же соплеменников. Видя слабость Золотой орды, Иван III понял, что наступило время окончательно свергнуть иго. Это была, разумеется, старая заветная цель Московских князей, к которой они все стремились неуклонно, но осторожно. Некоторые приписывают смелость Иоанна в разрыве с Ханом внушениям Софьи, его жены, которая не могла сносить хотя бы и тени зависимости от татар. Как бы то ни было, но с 1480 года не стало и номинальной зависимости Руси от татар.

Если мы вспомним еще удачные столкновения Ивана III с Литвой, то будем иметь полный перечень его громадных политических успехов. От Литвы Иван Васильевич требовал возвращения всех русских областей, называл себя при этом князем всея Руси, а земли литовско-русские вотчинамисвоих предков. Московские князья, как видно, перестали смотреть на себя, только как на «хозяев». Исторические воспоминания о древних русских областях обратились в политические притязания, и у Московского князя явилось представление о себе, как о едином государе всей русской земли.

В 1505году, умирая, Иван оставляете духовное завещание, по которому старшему сыну Василию отдается большаячасть земель, более 3/4 всех городов; остальная часть делится между прочими четырьмя сыновьями. Власть этих последних совершенно иного свойства, чем власть старшего: они играют роль простых вотчинников, не имеют права чеканить монету и самостоятельно сноситься с иноземными государями. Таким образом, Василий III, по завещанию отца, отличен не только количеством, но и качеством прав: он политический владетель, они — привилегированные землевладельцы.

Что касается до личности Ивана III, то историки смотрят на нее розно. С. М. Соловьев говорит, что только счастливое положение

119

Иоанна после целого ряда умных предшественников дало ему возможность смело вести обширные предприятия. Костомаровсмотрит на него еще строже; он отрицает всякие политические способности в Иване, отрицает в нем и простые человеческие достоинства. Карамзин же оценивает деятельность Иоанна III совсем иначе. Не сочувствуя насильственному характеру преобразований Петра, он ставит Ивана III выше даже Петра Великого. Гораздо справедливее, спокойнее относится к Ивану Бестужев-Рюмин. Он говорит, что хотя и много было сделано предшественниками Иоанна, и ему поэтому было легче работать, тем не менее, он велик потому, что завершил старые задачи и умел постановить новые вопросы; именно Иван III поставил решительно вековой вопрос об отношениях Литвы и Москвы.

Что касается до Василия III, то он походил на своего отца и только продолжал его политику и внешнюю, и внутреннюю. Он уничтожил самостоятельность Пскова и последних удельных княжеств, Рязанского и Северных; и после упорных войн с Литвой, отнял у нее Смоленск в 1514 году. Отношения его к Крыму и к Казани были постоянно враждебны, как и у его отца; он и в этом случае не отступил от политики Иоанна и старался иметь влияние на дела Казани и Крыма. Во внутренних делах Василий отличался властолюбием и суровостью. Он с братьями обращался строго, показывал над ними свою власть и в частных делах; так например, брату Андрею долго не позволял жениться. С боярами он обращался надменно и не любил, если ему противоречили в думе. Известно, например, что боярин Берсень-Беклемишев был выгнан им из заседания только за то, что осмелился высказать возражение. Бояре жаловались, что он все дела решал «сам третей у постели» и что советниками его являются дьяки.

Рассматривая явления эпохи Ивана III и Василия III, замечаем, что в их княжение совершилось действительное объединение великорусской народности, и Московский князь получил значение национального государя; благодаря этому изменился характер внешней политики и внутреннее значение и положение и Великого князя, ныне «государя».

Внешняя политика при первых московских князях ограничивалась сношениями с татарами и отношениями к соседним уделам, причем преследовались удельные интересы Московского князя. Во время Ивана III-го и Василия III позорная дань татарам кончилась, и последние самостоятельные княжества, еще оставшиеся в северной Руси, окончательно подчинились Москве. Вместе с тем изменился и характер внешней политики, которая становится политикой государственной, преследует интерес не удела, а народности.Московскому государству приходится иметь дело уже не с единоверными и единоплеменными удельными князьями, а с иноземными и иноверными государствами: с Литвой, Польшей, германским императором; завязываются

120

с ними дипломатические сношения, и начинаются с этого времени путешествия в Москву иностранцев, не заезжавших прежде в Россию дальше Новгорода.

Зная, что в Москве находятся многие русские области, московские князья усваивают мысль, что это их древние вотчины, и продолжают дело объединения уже на Литовской земле (а не только на великорусской). Такой взгляд московских князей на единство всей русской земли выразился в ответе Иоанна III литовскому послу на жалобу последнего, что Московский государь захватил чужие вотчины, не имея на них никакого права; «короли Владислав и Александр хотят против нас за свою вотчину стоять; но что называют короли своей вотчиной? не те ли города и волости, с которыми князья русские и бояре приехали к нам служить и которые наши люди взяли у Литвы? Папе, надеемся, хорошо известно, что короли Владислав и Александр имели Польское королевство да Литовскую землю от своих предков, а русская земля от наших предков из старины наша отчина».

Вместе с тем в грамотах, посылаемых в Литву, московские князья именовали себя: «князь Московский и всея Руси»;литовцы отлично понимали, какая мысль скрывалась за этим титулом, и вот почему они так желали его уничтожения.

Вместе с изменением характера внешней политики изменилась и внутренняя политика, а также положение московского князя. Мы видели, как усиливалась власть Великого князя Московского насчет удельных князей, и как старший сын наследовал после отца большее число городов, как такое материальное превосходство, увеличиваясь все более с течением времени, все больше отличало московских старших князей от удельных. Но со второй половины XV века этот князь перестал быть только удельным князем, а воплощает в своем лице высокий политический авторитет, как державный вождь великорусской народности. Иван III берет со своих братьев обязательство: не сноситься помимо его с иностранными державами, запрещать им бить монету и чинить суд по важным уголовным делам, оставляя эти права исключительно за Московским великим князем. Он принимает титул царя «всея Руси», усиливая его перечислением всех подвластных ему областей: «великий князь всея Руси, Владимирский, Московский, Новгородский и т. д.». Он зовется самодержцем, то есть властителем, политически независимым. С приездом Софьи Фоминишны Московский князь усваивает по преемству от византийского императора герб двуглавого орла,служащий знаком царской власти, и вводит сложный этикет в придворную жизнь. Насколько велико было сознание своего могущества у Московского князя этого времени, видно из ответа Ивана III послу германского императора, Поппелю, посланному между прочим и затем, чтобы предложить Иоанну королевский титул. Иван отказался от титула и велел сказать послу: «Просим Бога, чтобы нам дал Бог и нашим детям и до века в том быти, как есмя ныне

121

государи на своей земле, а постановления, как есмя наперед сего не хотели ни от кого, так и ныне не хотим». Такой гордый ответ получил первый по значению европейский государь от дотоле неизвестного Западной Европе московского князя.

Сознавая превосходство своей власти над властью прежних московских князей, Иван III ввел обычай венчания па царство торжественным церковным обрядом. Предшественники Ивана III, великие князья московские садились на княжеский престол с благословением митрополита; Иван нашел это недостаточным и, назначив себе преемником внука своего Дмитрия, торжественно венчал его «на царство» в Успенском соборе. С новым понятием о царской власти, с новыми впечатлениями, которые были вынесены из сношения с Западом, переменяются и обычая московского дворца: он становится дворцом со сложным этикетом. Так раскрывали государи в целом ряде установлений мысль о своем новом значении, она, очевидно, разделяется и народом. Простые удельные отношения подданных к государю исчезают. Герберштейн, германский посол, бывший в ту пору в Москве, замечает, что Василий III имел власть, какой не обладал ни один монарх и затем добавляет, что, когда опрашивают москвичей о неизвестном им деле, они говорят, равняя князя с Богом: «мы этого не знаем, знает Бог да государь». Такой казалась власть государя иноземцам, но пойманные ими фразы не назначались только для того, чтобы политически возвысить государя в дипломатических сношениях перед чужими; внутренние отношения, действительно менялись, и власть московского государя росла не только по отношению к удельным князьям, как власть единого властителя сильного государства, но и в отношении подданных; эта перемена отношений к подданным резче всего сказалась изменениями в быте боярства.

В Москве издавна, благодаря богатству московских князей и другим причинам, собралось многочисленное боярство: от времени Ивана Калиты с юга и с запада приезжали сюда именитые бояре, и мало-помалу около московского великокняжеского стола столпилось больше слуг, чем у кого бы то ни было из других русских князей. Основанием отношений между князем и боярами до половины XV века в Москве был договор: боярин приходил «служить князю», а князь за это должен был его «кормить», — вот главное условие договора. Сообразно с этим, каждый служилый боярин имел право на «кормление» по заслугам и вместе с тем право отъезда и участия в совете князя. До половины XV века интересы боярства были тесно связаны с интересами князя: боярин должен был стараться об усилении своего князя, так как, чем сильнее князь, тем лучше служить боярину и тем безопаснее его вотчина. Князья в свою очередь признавали заслуги бояр, что вид им из завещания Дмитрия Донского, в котором он советует детям во всем держаться совета бояр. Словом московские князья и бояре составляли одну дружную политическую силу. Но с половины XV

122

века изменяется состав московского боярства, изменяется отношение боярства к государю. С этого времени, в княжение Ивана III и Василия III-го в эпоху окончательного подчинения и присоединения уделов замечается прилив новых слуг к Московскому двору; во-первых, это удельные князья, потерявшие или уступившие свои уделы московскому князю; во-вторых, это удельные князья, которые ранее потеряли свою самостоятельность и служили другим удельным князьям; наконец, это бояре — слуги удельных князей, перешедшие вместе с своими князьями на службу к Московскому князю. Эта толпа княжеских слуг увеличивалась новыми пришельцами из Литвы; это были литовские и русские князья, державшиеся православия под властью литовских владетелей и после унии 1386 года стремившиеся перейти со своими уделами под власть православного государя. Все эти пришельцы скоро стали в определенные отношения к старым Московским боярам и друг к другу. Эти отношения выразились в обычаях местничества. Так называется порядок служебных отношений боярских фамилий, сложившийся в Москве в XV и XVI веке и основанный на «отечестве», то есть на унаследованных от предков отношениях служилого лица и рода по службе к другим лицам и родам. Каждый боярин, принимая служебное назначение, справлялся, не станет ли он в равноправные или подчиненные отношения к лицу, менее его родовитому по происхождению, и отказывался от таких назначений, как от бесчестящих не только его, но и весь его род. Такой обычай «местничаться» разместил мало-помалу все Московские боярские роды в определенный порядок по знатности происхождения, и на этом аристократическом основании роды княжеские, как самые знатные, стали выше других; они занимали высшие должности и являлись главными помощниками и сотрудниками московских государей. Но эти бывшие удельные князья, пришедшие на службу к Московскому государю и ставшие к нему в отношения бояр, в большинстве сохранили за собой свои удельные земли на частном праве, как боярская вотчина. Перестав быть самостоятельными владельцами своих уделов, они оставались в них простыми вотчинниками-землевладельцами, сохраняя иногда в управлении землями некоторые черты своей прежней правительственной власти. Таким образом, их положение в их вотчинах переменилось очень мало, они остались в тех же суверенных отношениях к населению своих вотчин, сохраняли свои прежние понятия и привычки. Делаясь боярами, эти княжата приносили в Москву не боярские мысли и чувства; делаясь из самостоятельных людьми подчиненными, они, понятно, не могли питать хороших чувств в отношении Московского князя, лишившего их той самостоятельности. Они не довольствуются положением прежних бояр при князе, а стараются достигнуть новых прав, воспользоваться всеми выгодами своего нового положения. Помня свое прежнее происхождение, зная, что они потомки прежних правителей русской земли, они смотрят на себя

123

и теперь, как на «хозяев» русской земли, с той только разницей, что предки их правили русской землей поодиночке, по частям, а они, собравшись в одном месте, около Московского князя, должны, править вместе всей землей. Основываясь на этом представлении, они склонны требовать участия в управлении страной, требуют, чтобы князья Московские советовались с ними о всех делах, грозя в противном случае отъездом. Но служилые князья не могли отъехать, как отъезжали бояре удельных князей, то есть переезжали на службу от одного удельного князя к другому; теперь уделов не было и можно было отъехать только в Литву или к немцам под иноверную власть, но и то и другое считалось изменой русскому государству, и, в конце концов, их положение определилось так: допуская местничество, московские князья не спорили до поры до времени против права совета, но старались прекратить отъезд; вместе с тем самый ход исторических событий все более и более мешал отъезду, а право совета иногда не осуществлялось. С царствования Ивана III-го, именно со времени его брака с Софьей Фоминишной, которую не любили бояре за ее властолюбивые стремления, начинают раздаваться жалобы со стороны бояр, что государь их не слушает. Время Василия III было еще хуже для бояр в этом отношении, еще более увеличивалось их неудовольствие против князя. Выразителем боярского настроения может служить Берсень-Беклемишев, типичный представитель боярства начала ХVI века, человек очень умный, очень начитанный. Он часто ходил к Максиму Греку и беседовал с ним о положении дел на Руси, причем высказывал откровенно свои взгляды. Он говорил, что все переменилось на Руси, как «пришла Софья»; что она переставила все порядки, и потому государству стоять не долго; князь Московский не любит, как прежде, советоваться с боярами и решает дела «сам третей у постели», то есть, в своем домашнем совете, состоявшем из двух не родовитых людей. Эти речи Беклемишева были обнаружены следствием, и за них ему отрезали язык.

Так в начале XVI века стали друг против друга государь, шедший к полновластию, и боярство, которое приняло вид замкнутой и точно расположенной по степеням родовитости аристократии. Великий князь двигался, куда вела его история, другой класс действовал во имя отживших политических форм и старался как бы установить историю. В этом историческом процессе столкнулись, таким образом, две силы, далеко не равные. За Московского государя стоять симпатии всего населения, весь оклад государственной жизни, как она тогда слагалась. А боярство, не имея ни союзников, ни влияния в стране представляло собой замкнутый аристократический круг, опиравшийся при своем высоком служебном и общественном положении лишь на одни родословные предания и не имевший никаких реальных сил отстоять свое положение и свои притязания. Однако, не смотря на неравенства сил, факт борьбы Московского боярства с государем несомненен. Жалобы со стороны бояр

124

начались с Ивана III; при Василии они раздавались сильнее, и при обоих этих князьях мы видим опалы и казни бояр; но с особенной силой эта борьба разыгралась при Иоанне Грозном, когда в крови погибла добрая половина бояр.

Эта борьба власти с высшим классом служит одним из выражений тех роковых противоречий, на которых построился первоначально Московский общественный и политический порядок и которые повели молодое Московское государство к тяжелому кризису в царствование Грозного и в эпоху последующих смут.