Ишевский Д. «Божие» и «Кесарево». Беседа с Высокопреосвященным митрополитом Елевферием. Журнал "Путь" №46

Почти с дословной точностью нижеприводимая заме­чательнейшая беседа, какою милостиво почтил меня Ар­хипастырь мой, Высокопреосвященнейший Митрополит Елевферий, должна привлечь к себе сугубое внимание каждого зарубежного русского человека. По милости Божией, только этому, одному из самых выдающихся русских иерархов за границей, оказалось под силу так глубоко вникнуть, разобраться и понять истинный духовный смысл происходящих на нашей Родине величайших церковно-исторических событий, осознать их благое значение дляРос­сийской Православной Церкви и, наконец, так исчерпывающе-убедительно и ярко изложить их в этой беседе.

И мне кажется, что для подавляющего большинства из нас, «разучившихся жить и мыслить истинно церковно», слова Владыки Митрополита должны прозвучать как бы подлинным откровением и, хочется верить, заставят многих и многих из нас вновь призадуматься над судьба­ми нашей России и сделать давно благовременную переоцен­ку наших эмигрантских взглядов на существо происхо­дящих там великих потрясений...

— «Для всякого любящего Россию понятна острая боль сердца, — так начал Владыка свою глубоко-назидатель­ную беседу, — что большевики расчленили Россию и ослаби­ли ее. Не то же ли сделали, так называемые, деятели цер­ковные с Материю-Церковью своими расколами? Ведь и они

*) Печатая в порядке информации интересную беседу с митрополитом Елевферием, журнал «Путь» остается нейтральным в существующих за рубежом церковных разделениях и дает место разным точкам зрения. Редакция.

37

взорвали Ее по частям, обессилили Ее и теперь, не пере­ставая, поносят Ее в лице ее достойнейших, стоящих во главе управления, иерархов, в то время как последние всемерно стремились и стремятся возвратить примиренными с Матерью-Церковью впавших с Нею в раскол и восстановить ее великое каноническое единство, которое должно быть основою будущей Великой России. Ведь только досе­ле длящиеся, нанесенные большевиками, политические и бытовые раны заглушают голос первоиерархов нашей Рус­ской Церкви и мешают понять их огромно-полезную цер­ковную и, отсюда, — национальную деятельность.

—                 «Если Церковь, как установление, в котором со­вершается вечное спасение, есть первейшее дело Божие, и если всякая власть от Бога, то по Божественной воле нор­мальное соотношение между ними должно быть таковое, ка­ковое определяется сравнительным достоинством вечного и временного, земного. Божие — вечное, хотя и начинает­ся на земле; кесарево — временное, оно существует и закан­чивается на земле. Но как то, так и другое — Божие дело, то ясно, что Церковь Христова с ее спасительною целью должна иметь абсолютное значение («ищите прежде Царствия Божия и Правды Его»), а государственная жизнь, направляе­мая всякою властью от Бога, слугою Божиим, должна содей­ствовать главной Божественной цели и тогда она будет преус­певать в благоденствии («все приложится вам»). Господствование же кесарева над Божиим есть извращение Божественного миропорядка, которое заканчивается крушением госу­дарственной власти и освобождением для нормальной жиз­ни Церкви. Это и произошло с Византийским государством.

—                 «Византийский церковно-государственный порядок перешел в Россию и со времени Петра Великого, подчинившего Божие кесареву, в ней так закрепился, что иерархам до 1905 года нельзя было и говорить о восстановлении соборного начала в Церкви, без которого жизнь ее замирала, и замирание «главного», «первейшего», естественно, должно было гибелью своей неизменной постепенности отражаться на «кесаревом». И только с этого года стали свободнее го­ворить о необходимости созвания Церковного Собора, благодатно-живого и оживляющего органа, и восстановления Патриаршества. Государственную Думу созвали, а просьбу о созыве Собора отклонили. Церковь — опора всего земного, была придавлена. За время более 200 лет настолько разу­чились жить и мыслить истинно церковно, что миряне почти не знали, что существуют св. каноны, а иерархи, если и знали о них, то в большинстве утратили живое постижение сущности, цели их, и пользовались ими ad hoc, при отдель-

38

ных случаях, едва ли правильно постигая их дух. А ведь св. каноны — не человеческое измышление, не мирское творчество, а веление Христа Духом Святым чрез св. отцов Вселенских Соборов, данное св. Церкви для охра­ны единства ее и устроения в Ней внутреннего благодатного распорядка жизни. Св. каноны — не внешнее, так ска­зать, принудительное дарование Христом Церкви закона, а гармоническое сочетание свободной воли Церкви и любви небесного Пастыреначальника к Ней, ибо они создавались в бурное, мятежное время Церкви, время ересей и расколов, когда св. отцы, великие деятели в Церкви, переживая мя­тежное время Церкви, боялись за самое существование Цер­кви и обращались с молитвою о мире к Тому, Кто обе­щал,что и «врата ада не одолеют Ее». И вот на Вселен­ских Соборах в свободном и желанном, выстраданном в церковнойбуре единомыслии, исполненные Духа Святого, о Котором Спаситель сказал, что Он пребудет «с вами во веки», т. е. в Церкви, изъявляли в канонах то, что нуж­но и спасительно для Церкви. Св. каноны — живая воля Духа Святого, что тоже — Христа и верующих Церкви; это — благодатная ограда Церкви Христовой от ее расхище­ния злыми силами, спасительная сила, благоустрояющая и укрепляющая внешнюю жизнь внутри Церкви. Благодатное разностороннее действие их со спасительными дальнейши­ми проявлениями выявляется в Соборном начале, в благодатном живом дыхании Церкви на ее Соборах. Без Со­боров, как всякая способность без упражнения ослабевает, церковная жизнь постепенно замирает; св. каноны, как живая сила, обращаются в полуживую, если только не в мертвую букву и жизнь Церкви вне их теряеть свою подлинную церковность. Этои было с Русскою Церковью. Опекаемая со всех сторон государственною властью, регу­лируемая ею во всех отношениях, Церковь наша без соборного свыше двухсотлетнего дыхания, в смысле самодеятель­ности дошла до истощания, до паралича, по меткому выраже­нию Достоевского. Но есть предел терпению Христа, Кото­рому «дана всякая власть на небеси и на земли», есть предел времени, за которым ненормальность им исправляется. Государи, первые сыны Церкви, но ставшие властителями ее, к великому прискорбию, не возвратили Ей отнятой у нее соборности. Она возвращена Ей в великом трагизме: госу­дарство рухнуло, власти не стало. Кто же восстановляет Соборность? Временное Правительство, в частности, — Керенский, при котором был созван Собор. А Патриаршество воссоздано при явном безбожнике Ленине. Кто бы мог подумать о том когда-либо прежде? именно, пути Божии неис-

39

­поведимы: «Мои мысли — не ваши мысли, не ваши пути — пути Мои», говорить Господь (Ис. 55, 8).

— «Воссиял канонический глава Церкви, но воссиял во мраке государственного развала, не для того ли, чтобы по­пираемое кесаревым Божие, ослабленное земным благополучием, вновь восстало в крушении той власти, возрастало в грозе и буре житейской, земно отовсюду теснимое, но в своем каноническом бытии несокрушимое, чтобы таким тяжким, страдным путем воссоздалось и исправилось то, что разрушено. Дабы в русском народе так воссияло Пра­вославие, «чтобы прочие человеки и все народы взыскали» его (Деян. 15, 16-17) и оно легло бы в основу и возглавление государства, служа внутреннею, живою всепроникающею его силою. Это — воля Христова. С этой точки зрения на проис­ходящее в России нужно расценивать безбожную, жестокую большевицкую власть, как все же от Христа пришедшую. Кесарево настолько властвовало над Божиим, что Церковь в лице своих представителей — иерархов не только в своем земном существовании, но и в своей, в некотором смысле, надмирности всецело опираясь на государственную власть, настолько сжилась, срослась с этим ненормальным порядком, что постепенно разучилась мыслить о канониче­ском управлении, постепенно оземлялась. Это было неспа­сительно, греховно. Пришел предел, когда «глубиною мудрости человеколюбно вся строяй и полезная всем подаваяй, Единый Содетель», Христос усмотрел нужду и конеч­но, благовременность (неблаговременность бывает только у людей, а не у Творца и Промыслителя всяческих) разрушен­ное воссоздать и исправить. Потребовалась глубокая и реши­тельная операция. Я говорю так только теперь, в некото­рой исторической перспективе, осмысливая происшедшее с высоты «Божьего» вечного, спасительного.

—                 «Явилась безбожная власть. Государственная власть мирного времени, господствуя над «Божьим», сама искала поддержки в Церкви: таким образом создавался взаимный модус вивенди. Безбожная власть, заявив себя вне всякой религии, даже больше того, став во враждебное отношение сперва к Православной Церкви, резко отмежевалась от нее, порвав даже ту тончайшую связь с Нею, которая суще­ствует на Западе, там, где официально объявлено отделе­ние церкви от государства. Для безбожной власти нет ника­кой Церкви, а есть только разные общественные и политические организации.

—                 «Церковь, по человеческим соображениям, оказа­лась в трагическом положении. Власти, под которою «Бо­жьему» земно жилось спокойно, не стало. Безбожная власть.

40

возложив на Церковь тяжелый крест, повлекла Ее на Гол­гофу. Для Христа Голгофа — отрешение от грешного земно­го мира, восхождение на небо, чтоб и Церковь, созданная им, живя на земле, устремлялась к Нему, к Царству Божию путем правды Его. Голгофский удар безбожной вла­сти по Церкви был призывом к Ней Хри­ста — отрешиться от искания утверждаться в своем бытии на «кесаревом», а искать эту нужную и соответствующую своему назначению опору во Христе, «Которому дана всякая власть на небеси и на земли», и туда устремлять и паству свою. Это не было понято. Да и трудно, почти сверхсильно было уразуметь глубокий, внутренний смысл происходящего. От паралича не сразу излечишься, если не будет явного Божьего чуда и если Божиим усмотрением требуют­ся для того человеческие искусства и усилия. Даже Святейший ПатриархТихон, осиянный Божиим избранием, не сразу уяснил себе путь церковной деятельности. Расте­рявшийся под жестокими репрессиями на Церковь от без­божной власти и терзаемый внутренними политическими нестроениями народ, естественно, искал себе хотя бы мораль­ной поддержки в лице Патриарха. И Патриарх, потрясаемый всеми ужасами гонений и междоусобицы насколько возможно шел навстречу народу, сам надеясь найти защиту Церкви у него. Этим внутренним характером были проникнуты его первые первосвятительские послания. В этом объединенном чувстве искалось больше земного, чем заключается в словах Христа: «все приложится вам», но еще не было поставлено первейшею целью: «ищите прежде Царствия Божия и Правды Его». Гонения усиливались. Более слабые иерар­хи (живоцерковники и обновленцы), привыкшие в жизни быть под опекою государственной власти, не выдержали бытовой отрешенности от нее, земной безопорности и не только при­знали безбожную власть от Бога дан­ною, но и хотели найти в ней хотя несколько похожие к себе отношения мирного времени. Весьма вероятно, что богооткровенная истина: «несть власть, аще не от Бо­га» для этих иерархов была лицемерным прикрытием искания земного покоя, так как вскоре же они примрачили чистоту Православия и попрали св. каноны; да и вожди то их были несоответствующего званию церковного настроения. Этим уже начавшимся церковным развалом Свят. Патриарху, как бы свыше, предуказывалось повернуть направление Церковной жизни в отрешенность от надежды на защиту народом Церкви, поставить ее на положение гонимой первых веков христианства, когда Она, согласно Богооткровенному учению, признавая гонительскую власть данною от

41

Бога и делая попытки получить от нее право на законное свое существование, ни на йоту не отступала от Христова вероучения, устремляя свой взор в потусторонний вечный мир, — поставить «Божие» на подобающее ему первейшее ме­сто. Нужно было и грозное, сурово-жесткое «Кесарево» при­знать от Бога данным для особых высоких спасительных целей. Но в том хаосе нелегко было взойти на эту головокру­жительную высоту духа, признать не лицемерно, а искренно все то, как волю Божию. Здесь требовался от Патриарха высокий духовный подвиг. Он был взят в заключение, где пробыл год. Только там, святительски, в благодати обдумывая все происшедшее и не имея возможности отрицать, что все произошло не без воли Божией, не случайно, что и гонительская власть, следовательно, от Бога, отсюда непре­рекаемость богооткровенного принципа: «несть власть, аще не от Бога», — он уразумел, что дотоле он ошибочнодействовал, что воля Христова — укреплять и возвышать «Божие» — первейшая цель его святительства и что выявлению этой цели нисколько не препятствует, если возможно, полу­чение от власти права на законное существование Православ­ной Церкви, нимало не изменяя ни вероучению, ни св. канонам Ее. Господь судил ему, как чтимому всею Церковью Первоиерарху только провозгласить этот высокий принцип, волю Христову и начать осуществление его. Воспринять его пришлось Местоблюстителюм. Петру, а раскрыть его в возможной действительности — заместителю последнего м.Сергию, выдающемуся иерарху, огромного ума, изрядной учености, сильной воли, мало говорящему, но определенно и обдуманно действующему. Эти, никем неоспариваемые качества, отпечатлены во всех актах Патриархии в отно­шении эмигрантской Церкви, а также вделах и распоряжениях в отношении Церкви в России, в части своей опубликованных в «Журнале Московской Патриархии». В признании гонительской власти, данною от Бога, он следовал Свят. Патриарху, Местоблюстителю Петру,главным образом, ясному велению Божию, со всею непререкае­мостью выраженному в Божественном Откровении. Можно ли его винить в этом? Не могут ли обвинители его явить­ся сами богопротивниками (Деян. 5, 39) и тем в своих ошибках замедлять должный рост нашей Матери-Церкви и чрез то восстановление Русского государства? Иное дело, если бы м. Сергий, помилуй Бог, отступил от веры, от догматов, нарушая св. каноны. Но здесь он тверд, непоколебим и, говоря по истине, доселе нельзя было упрек­нуть его ни в чем подобном. Верю, что он останется таким до конца своей деятельности, указанного ему Богом

42

для восстановления и укрепления в существенных основах нашей Матери-Церкви.

—                 «Мне Бог судил (не потому, что ялитовский гражданин — большевики могли не пустить в Россию и литовского гражданина, а потому что на то была воля Божия, ибо я, по милости Спасителя, и в мыслях до того времени не отделялся от Матери и веровал, что она Христом чрез избранных им церковных вождей, облекается в прили­чествующую ей, как Великой Православной Церкви, одеж­ду — воля: «прииди и виждь») быть в конце 1928 г. в Патриархии всего неделю, духовно войти в благодатную, созидающую Церковь силу, в нужную меру приобщиться ее и возвратить­ся оттуда с твердым убеждением, что и на ней начертано Божественное обещание: «и врата адовы не одолеют Ея». За неделю жизни в Патриархии я не слышал ни одного сло­ва о политике, а ведь я часто разговаривал один на один с м. Сергием и другими иерархами. Говорили все о Церкви и я чувствовал всегда некоторую неловкость спро­сить о чем либо из области политической. Там утверждает­ся отрешенность «Божьего» от «кесарева», там «возложив­ши руку на плуг», не озираются назад, чтобы хотя душою отдохнуть в воспоминаемом старом взаимоотношении «Божьего» и «кесарева», а желая быть управлениями, благона­дежными для Царствия Божия, предавшись воле Христа, Небесного Кормчего Церкви, создают и утверждают ту линию взаимного соприкосновения «Божьего» и «кесарева», которая должна существовать между ними, как Божествен­ная норма.

—                 «Вы скажете, — продолжал Владыка, — что там и опасно им говорить о политике, они терроризованы, — пусть так. А разве легко восстановить эту Божественную норму, на которую свыше 200 лет ложились наслоения ненормального отношения Церкви и Государства? Нужен хороший острый плуг, чтобы перевернуть верхний пласт вниз, а нижний — наверх. Ведь и евреи оставили навсегда идоло­поклонство не в обычных житейских условиях, а в тяжком 70-летнем плену. Истина всегда почти рождается в страданиях. Потому то она и бывает дорога и господствует над выстрадавшими ее.

—                 «Было бы совершенно ошибочным думать, что для иерархов, молчащих о политике и возвращающих Цер­ковь к ее нормальному положению, Россия, как Родина, как Отечество, потеряла свою цену, что они разлюбили ее со всем ее бытом, горем и радостями, что они как бы в надмирном своем делании не видят ничего, мало этим живут. Наоборот, они живут более глубокой любовью

43

к ней, чем кто либо непостигающий «Божьего» в его су­ществе. Что может быть надмирнее Христова служения на земле? А между тем, идя на страдания, в глубочайшей люб­ви к Иерусалиму, Он проливал слезы, предвидя, когда от него не останется камня на камне. Истинная, глубочай­шая любовь к родине тогда только и появляется, когда уста­навливается Богом указанное соотношение «Божьего» и «ке­сарева», т. е. всего земного. Тогда прежде всего ищется «Царствие Божие и Правда Его», и все остальное прилагается Бо­гом. Тогда уже и самая любовь к отечеству, и всему друго­му, связанному с ним, является «Божиим приложением», даром Божиим, который, как таковой, не может быть иным, как только глубоко охватывающим человека.

—                 «Естественно то, что, кто не проникается Божественным соотношением «Божьего» и «кесарева», даже в принци­пене понимает и даже отрицает его, тот не может лю­бить как должно и родину. Он любит ее своекорыстно, эгоистично, в жажде пожить в плотских удовольствиях (в каких видах и степенях — это неважно). Ценность такой жизни определяется Богом (Рим. 8, 5-8). А это настроение только отдаляет возрождение и возвращение к нормаль­ной жизни нашей родины, ибо для Христа, власть Которого на небеси и на земли, нужно первее всего наше спасение, а потом земное благополучие.

—                 «Пусть там, в России еще не все прониклись таким идейным строительством церковно-государственного взаимо­отношения. Но важно то, что иерархия и лучшие миряне, — верх церковный идет твердо по этому пути. Это уже не ядро церковное только, а определенное, устойчивое каноническое руководительство Церковным Кораблем, руль направления Которого повернул всеми чтимый приснопамятный Святейший Патриарх Тихон. Бла­годатная сила этого шествия уже сказалась в том, что церковные бесчинники — живоцерковники, обновленцы и т. п., искавшие опоры и покровительства для себя Совет­ской власти, теперь уже почти все возвратились к Матери Церкви Патриаршей, утверждающейся в строительстве «Божьего» во Христе при угнетении «кесаревым».

—                 «Если признать в принципе правильным положение, что «Божие» выше «кесарева», как вечное, спасающее, цен­нее временного, мирского, то с высоты этого принципа, когда вспомнишь все газетныя горделивая превозношения эмигра­ции, что у нас-де истинная Русская Православная Церковь, что мы носители Православия, мы — свободная Церковь, а не в России, плененная большевиками и чуть не потеряв­шая все, — то, посудите сами, что в этой греховной гордели-

44

­вости истинного? Ведь неизменный факт — гонение утверж­дает веру вообще, а истинную в потребное для Церкви время особенно. Там Церковь осиянная исповедничеством и увенчанная мученичеством. А здесь? Там Христос, Небесный Церковный Кормчий, незримо, а быть может и ощутительно воодушевляя исповедничество и вдохновляя му­ченичество, освободил «Божие» из под ненужного и вредного гнета «кесарева». А здесь? Здесь продолжает действо­вать соотношение этих двух Божественных установлений мирного времени, с тем разве различием, что то «кесаре­во» заменено теперь политическими партиями, политикан­ствующею прессою и окружением иерарха. Там внешне Церковь угнетена, гонима, но в истине — свободна. А здесь? Здесь внешне она свободна — говорят и делают что хотят, а духовно в плену, ибо отступили от истины и впали в раскол. И те­перь, когда наша эмиграция в значительной своей части не­годует на нашего возглавителя Патриаршей Церкви м. Сергия и живет готовностью верить всякой клевете в него, вроде той, которою насыщена книга некоего «священника Михаила», в невольном огорчении в душе встает вопрос: доколе, Господи, будет лежать на сердце ее густое, покры­вало, заслоняющее духовный взор ее правильно взглянуть на совершающееся великое Христово дело в Матери-Церкви, чтобыи на ней исполнилось то, что Ты сказал о праотце Аврааме: «и виде и возрадовася» (Иоан. 8, 56)?

— Не легко одиночество, но что же делать? Во­ля Божия. Что же удивительного в том, что За­меститель м. Сергий вручил мне духовное руково­дительство теми из нашей эмиграции в Западной Европе, которых церковная совесть удержала в верности истине, Матери Церкви? Разве лучше было бы, если бы заграницей никого не осталось в истине и все отпали бы в раскол? Впрочем, большинство эмиграции этого и желало... Но это греховная человеческая воля, а воля Божия иная: она со­хранила в Париже и Берлине церковную, благостную за­кваску, которая постепенно, хотя и медленно, заквашивает среду тех, которые больше сохранили в себе чуткости к спасительной истине. Мое положение в Церкви, по су­ществу, не изменилось, оно лишь расширилось внешне и толь­ко. Для меня, думаю, и для всех членов Патриаршей Цер­кви дорога и мила наша родина святая, но дороже Церковь, духовная Мать, пристанище вечной жизни, дороже даже с точки зрения житейской, несовершенной, так сказать, утили­тарной, ибо от ее восстановления и прочного в спасительном смысле бытия зависит близкое или отдаленное возрождение Матери — земной. Поэтому мы стараемся укреплять в со­-

45

знании мирян преимущественное значение Церкви. Для меня, как и для всякого русского человека, ценнее во всем этом то, что так или иначе содействует благополучию родины. Вот здесь то, не закрывая глаз на бедствия ее и утеснения Церкви, я неизменно указываю на те непорядки церковной жизни и то ослабление религиозно-моральной жизни нашего народа, которые и вызвали эти тяжелые, внешне сокрушительные меры от Христа, имеющего всякую власть на небеси и на земли, что эти меры, нужно верить, не к смерти русского православного народа, а к новой Богу угодной жизни. Я всегда утверждаю, что безбожная грозная власть, но и она от Христа и делает великое спасительное дело, сама, конечно, не сознавая того. Во всей широте и глубине, разумеется, не охватить и не постигнуть духовного значения всего там совершающегося. Это будет понятно только впо­следствии. Но уже по некоторым действиям безбожной вла­сти можно видеть и теперь, что она ударяет по тем сторонам церковной и бытовой христианской жизни, которые были край­не ослаблены в мирное время и под ударами должны обно­виться и из греховных сделаться спасительными. Если от Христа и эта власть, то я и во внешнем многоразличном мраке хочу видеть свет Его спасительных действий от деревни, Москвы и до Соловков.

— «Для верхов эмиграции, дающих ей направление, в России — один мрак, разгул, царство сатаны в лице безбожной власти, осквернение ее святынь, родины, разру­шение культуры. И если говорят о Церкви, то постольку, поскольку это полезно в цели поднятия и заострения израненного национального чувства. Благодатного огня среди развалин они не видят и не могут увидеть, ибо на первом ме­сте в сознании стоит все временное, земное, хотя бы в таком высоком достоинстве, как родина, отечество. Веч­ное — под ним, духовное — под душевным, выражаясь общепринятым языком, — политика господствует над церковным. Отсюда и взгляд на все чисто мирской, политиче­ский: хочется возврата родины и, если возможно, со всеми бывшими благами и удобствами земной чисто плотской жиз­ни. Церковь нужна, но для перемены бытового течения в празд­ничные дни, в отдельных явлениях общественной и семей­ной жизни. Мысли, настроения, чтобы Церковь с ее вечным спасительным делом захватила верующих не только в указанные моменты, но и проникала всегда и будничную жизнь, чтобы она была на первом месте, — этого, кажется, нет. По крайней мере в печати, в некоторой мере создаю­щей и отражающей внутреннее настроение людей, я этого не наблюдаю. «Кесарево», преимущественно устрояющее зем­-

46

ную жизнь, главенствует над «Божиим», созидающим вечное спасение. При таком соотношении этих двух главнейших принципов жизни, вполне становится понятным то ошибочное представление, что если «кесарева» нет, то нет и «Божьего». Если государство разрушено, то разрушена и Церковь. Но достаточно стать с убеждением на надлежащую высоту понимания взаимоотношений «Божьего», как вечного, и «Кесарева», как временного, как меняется взгляд на происходящее в России. Тогда уже и в развалинах, в которые обратила Советская власть русское государство, слышится больше того, что было сказано Богом диаволу, получившему от него власть над многострадальным Иовом: все отдаю в твою власть, только души его не касайся.

—                 «Там, во взгляде политико-церковном на происхо­дящее — одна пока тьма. Здесь же при взгляде церковно-политическом уже зримо светится благодатный свет и тьма его не угасить. Там — один развал; здесь уже строение, происходящее не ночью, кое-как, наугад, а при утреннем, благодатном свете. Строится или лучше воссозидается Пра­вославная Русская Церковь, знающая одну Христову власть, в отрешенности от «Кесаревой», как внешней опоры для себя. Небесный Архипастырь, Христос поставил к этому великому делу таких строителей, которые, благодаря Бо­га за «днесь» и не зная, будут ли они стоять у строения «завтра», во смирении, и надо верить не без благодатного утешения, совершают свое служение, веруя, что они — только пристав­ленные работники, главное достоинство труда которых в том, чтобы класть духовные камни в Божье строение, испол­ненные веры в святость дела и твердой надежды, что никто и ничто не помещает выполняться строительному плану, данному Архипастырем Христом.

—                 «Там тюрьма, ссылка, ужасные Соловки — одно беспросветное зло; здесь и тюрьма и всякая ссылка до Соловков, конечно, — ужасная действительность — но здесь есть и праведники, которые даже одним своим присутствием, темь более настроением, словом возвещают о Христе, вечной жизни и, конечно, не без успеха, подобно св. ап. Пав­лу, узы которого, вопреки прямым человеческим расчетам прервать ими благовестие Христово, послужили только к боль­шему распространению его, — они несут свой великий труд в духовное строительство Великой Русской Церкви, в на­дежде, если не приобщиться славе ее здесь на земле, то полу­чать сугубую награду там, на небеси. Живущие в единстве Патриаршей Церкви входят в благодатный подвиг наших исповедников. Молясь о сущих в тюрьмах и изгнаниях, о гонимых, гонителях, озлобленных, сиротах, вдовцах

47

и вдовицах они разделяют с ними узы и страдания. Для молитвы нет преград. Если она проникает небеса, то тем более человеческие тюремные затворы и достигает в какие бы то ни было отдаленные места. В этой молитве нет, ко­нечно, и тени политической, хотя не все те, за которых мо­лятся, страдают за веру, но многие и за политические убеж­дения. Служат панихиды по убеленном Царе, Царице со чады и о всех убиенных за веру и отечество. Молимся и мы здесь, но никому из молящихся и в голову не придет, что эта панихида — протест против безбожной власти, ибо ей не предшествует и не последствует злобная речь в сторо­ну гонителей, а только совершается умилительный церков­ный чин.

— «Там человеческий страх, быть может даже не серьез­ный, только повторяемый с чужого голоса, за молодое поколение, воспитывающееся при всевозможных мерах безбожия; здесь же вера, что для Христа, Спасителя молодежь, как и вообще люди, безмерно дороже, чем даже лучшему из нас, ибо она искуплена Его Святою Кровью для вечной жизни. В потребное для спасения время Он найдет горячих проповедников о Себе и вечной жизни, которые направят в добрую сторону возбуждения безбожной властью духовные силы для строительства безбожного государства, — в строительство Церкви и православного государства. Да и теперь, по доходящим оттуда вестям, не вся молодежь отравлена безбожием и моральным развалом. Там уже немало есть из нее горячих подвижников, готовых за Христа в тюрьму и на смерть. Молчат ли они о Христе? Есть даже совсем дети, проповедующие о Христе и обращаю­щие к Нему, казалось, пропавших для спасения ярых безбожных коммунистов. Там разрушение св. храмов есть варварское истребление исторических памятников Русского народа, национальной культуры и проч. В протестах нашей заграничной интеллигенции против этих выступлений без­божной власти я редко слышал упоминание о Св. храмах, как молитвенных местах, а если и говорилось, то так и в таком месте протеста, чтобы не бросалось в глаза тем, к кому обращаются, между прочим, как бы стесняясь, уступая еще не культурной православной народной массе, которая кстати сказать, едва ли их и читает. Не вскры­валось ли здесь внутреннее отношение протестующих и единомысленных им к св. храмам? Если для них они первее всего — культурные памятники, а не места спаситель­ной жизни, то, значит, для них они потеряли свое исключи­тельно ценное назначение, утеряна в сознании первейшая их цель. А в таком случае зачем же нужны храмы? Для

48

простого народа, как я слышал неоднократно от так называемых интеллигентов? Но ведь духовная болезнь от верхов народных быстро идет в народную толщу и заражает ее. Не плоды ли такого духовно-церковного опустошения мы наблюдаем в тех циничных улыбках и полных простодушия лицах тех из простого народа, кото­рые без всякого духовного смущения разрушали св. хра­мы? Какой смысл протестовать в защиту св. храмов, если они не только уже давно покинуты протестующими, но и теперь не восприняты ими как места преимущественного присутствия Божия, где приносится Голгофская бескровная Жертва за весь мир, но в присутствии хладных к этому ве­личайшему делу и едва ли понимающих сущность его? Протест направлен к «культурному миру» и ответом на него, верую, по воле Христа, было красноречивое молчание. Это — там.

— «А здесь — разрушение храмов — прискорбное яв­ление. Но здесь и вера. Христос рукою безбожников оживляет души миллионов, для которых они было утратили свое существенное значение. Для веры ясно, что храмы веще­ственные нужны для душ, храмов духовных, ищущих спасения, вечной жизни. Раз таких мало, то нужно их оживить, найти духовно. Как и зачем? Отнятием храма вещественного. Храмы вещественные будут, но первее нуж­но создать в сердцах духовные храмы. Безмерно труднее создать последнее, чем первое. Если души оживут, то они быстро построят себе храмы, но уже не памятники народ­ной славы, а места духовного отдыха, духовного сидения у ног Христа, общения с Богоматерью и святыми, места ду­ховного роста и восхождения в вечную жизнь. Христос имеет власть на небеси и на земли. Для веры ясно, что без­божная власть не посмеет разрушить всех храмов, хо­тя бы она того и пожелала, ибо ведь не исполнены же серд­ца всего народа бездушием и хладностью к ним. Сделает она столько, сколько будет допущено Христом, а больше не посмеет, как не посмели бесы без позволения Христа войти в стадо свиное.

— «Там, в политическо-церковном взгляде, поминовение в храмах за Богослужениями безбожной власти в России не только соблазняет, но совершенно отталкивает до душевного возмущения. Здесь, в церковно-политическом сознании молитва и за безбожную власть воспринимается как воля Божия. Еще св. пророк Иеремия в письме своем к отведенным в Вавилонский плен евреям убеждал их молиться за царя и за властей (языческих), чтобы им жилось хорошо. И св. ап. Павел говорит: «прежде всего

49

прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодаренья за всех человеков, за царей и за всех начальствующих (а они были гонители христиан), дабы проводить нам жизнь тихую и безмолвную во всяком благочестии и чистоте, ибо это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу, Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания исти­ны» и т. д. (I Тим. 2. 1-7). Скажите пожалуйста, кто прав пред Христом: молящиеся ли о властях или протестующие против этого? Великое дело молиться за них и не по страху, а по убеждению в том, что это воля Божия. И я верю, что в Патриархии так и молятся. И безбожная власть уже как будто не так гонит Церковь, как раньше, когда не моли­лись о ней, как заповедано Христом.

— «Обо всем этом, — закончил Владыка Митрополит нашу беседу, — приходится говорить потому, что просвещен­ная часть нашего народа совершенно не знакома с Божественным Откровением и, кажется, не живет желанием по­учиться в нем. А ведь оно дано для устроения жизни не толь­ко вечной, но и земной».

Д. Ишевский.

50