Религиозные конференции — эта новая для нас, англо-саксонская форма общения — давно уже приобрели право гражданства для русского зарубежья. Более того, они сделались одним из самых характерных явлений нашей жизни. Насытив известную потребность, они уже почти пресытили ее: как затянувшийся праздник, за которым не стоит достойного его будничного труда, как демонстрация обещаний, остающихся неисполненными. Слишком велик контраст между торжественными впечатлениями этих встреч и слабостью наших сил и их рабочего эффекта. Да и писать о них почти невозможно. Их смысл не в деловой и не в идеологической программе, а в обстановке общения, в тех религиозных «флюидах», которые не улавливаются в журнальном отчете.

И если тем не менее мы решаемся остановить внимание читателей «Пути» на скромной англо-русской студенческой конференции в Хай-Ли (апрель 1929 г.), то лишь потому, что она представляется нам маленьким звеном великого дела, давно поставленного историей, дела, в котором нашему поколению, быть может, суждено сказать решающее слово.

В том токе объединительных энергий, который пронизывает ныне христианскую Европу, сближение англиканства с православием, быть может, одно является темой сегодняшнего, а не завтрашнего дня. Это зрелый, уже слишком зрелый плод трехвековой истории. Сношения англиканства с греческой церковью восходят к началу 17-го века, с русской — ко времени Петра Великого. Более полувека работает в Англии «Общество (Association) Англиканской и Восточной Церквей», В России вопрос об англиканстве был предметом работы особой комиссии при св. Синоде, и целый ряд русских иepapхов и богословов приложили руку к этому делу. Недавно

104

скончавшийся Агафангел, митрополит Ярославский, был вице-председателем упомянутого «Общества».

В отличие от других явлений интер-конфессионального общения — пока еще мирянских и свободно безответственных — сношения православных и англикан дошли уже до того порога, когда епископы (англикане на Ламбетской конференции 1920 г.) могут вырабатывать условия соединения, как материал для грядущего собора. Греки пытались даже, с опасной торопливостью, проводить это ответственнейшее решение и через соборные формы, но оно повисло в воздухе, не получив признания и на греческом Востоке. Трагическая скованность русской Церкви делает невозможным вселенское решение. Лишь до известной степени оно предугадывается фактически установившимся между отдельными православными церквами Востока и англиканством частичным общением в таинствах (intercommunion).

Что стоит за этими официальными и дипломатическими актами?

Со стороны англикан вековое уже движение к вселенской церковности, к выходу из исторического тупика реформации, к полноте догматической сакраментальной и социальной жизни. Сто лет тому назад «оксфордцы» подняли восстание против религиозного индивидуализма. Теперь их знамя несет мощное англо-кафолическое движение — организованная партия внутри государственной церкви, влияние которой постепенно сказывается и в чисто протестантских кругах. Возрождение церковности в англо-кафоличестве сочетается теперь, в отличие от дней Кибля и Ньюмена с сильным социальным вдохновением, со свободой научного исследования. Имя консерваторов менее всего подходит к людям, так смело порвавшим вековые традиции ради возвращения к традициям тысячелетним. Центральным для них является литургическая и сакраментальная жизнь (не в смысле обряда, а в смысле религиозного содержания) развертывающаяся и вне храма в полноте современной культуры. Найти древнехристианскую и патриотическую установку к теоретическим и практическим проблемам современности — вот задача, стоящая для многих из них — задача, близкая нашему пониманию «оцерковления».

В Хай-Ли встретились, собственно, представители англиканской и православной молодежи, но с ними были и лидеры, которыми читались доклады — со стороны англикан все священники, во главе с Фриром, ученым епископом г. Труро, одним из главных вождей англо-кафоличества. Таким образом, значение конференции выходит далеко из ряда студенческих съездов.

105

Построение программы было таково, что при общем единстве темы («литургика») по каждому вопросу читались два доклада: один англичанином, другой — русским. Казалось бы, здесь и должны обнаружиться разногласия. Их не было. Были различные подходы, различные ударения, не было противоречий. И в этом — самое удивительное и значительное в нашей встрече. А между тем англичане высказались с достаточной ясностью и силой. Ими утверждалось жертвенное значение Евхаристии и соборность церковной жизни.

Беседы по докладам были перенесены, как это в обычае у англичан в более интимные «дискуссионные группы». Здесь были споры. Но чаще всего они носили характер споров между англичанами — между англо-кафоликами и протестантами, которые в небольшом числе были все же представлены на съезде. Не редко православная идея победоносно защищалась устами англикан. Создавалось впечатление, что расхождение между англиканской и русской группами не острее и не глубже разногласий, разделяющих различные богословские школы внутри самой православной (напр. русской) церкви. К русским обращались вопросы. И один очень серьезный, на который нелегко дать ответ: о границах и критерии церковного предания. Англикане хотят знать: что, за пределами Никейского символа и определений вселенских соборов, Православная Церковь признает, как догмат, и признания чего она может потребовать от них при соединении?

На частном собрании лидеров вопрос был поставлен епископом Трурским со всею определенностью: соединение церквей может быть достигнуто лишь на основе догматического единства. Где искать его содержания? Определенного ответа дано не было. Этот ответ — несомненно, одна из очередных задач русского богословия, которое не имеет своих «символических» книг.

В молитвенном общении,— а эта сторона была очень сильно выражена на съезде — не было никаких преград, до последней, решающей: разделения у евхаристической чаши. Эта боль разделения в близком, почти братском общении, налагает повелительную ответственность сделать все, что в человеческих силах, чтобы иметь право на полное религиозное общение.

Не следует обманывать себя насчет легкости путей к этой великой цели. Англо-кафоличество представляет лишь течение меньшинства — пусть возрастающего в своих силах. Оно не хочет порвать с церковью-матерью, стоящей на почве реформации. Оно хочет медленно перевоспитывать ее в духе своих, вселенских идей. Удастся ли это, покажет будущее. Да и внутри англо-кафоличества, конечно, сильнее (по крайней

106

мере, до сих пор) было течение к Риму, а не к Востоку. Всеми своими корнями англиканская церковь уходит в латинское католичество, и не желает порывать этих нитей. Но насколько трудно сохранить верность древней латинской традиции (Августиновско-Бенедиктинской), отказавшись от современного после-тридентинского ее развития (а собственно средневековье?) показывают примеры великих обращений, которые Римская церковь имела и продолжает иметь именно в англо-кафолических кругах. Имена Ньюмэна, Маннинга у всех в памяти. Со стороны Востока трудности не меньшие. Во-первых, обрести орган, способный быть внешним выразителем вселенского голоса Церкви (центр тяжести проблемы в России), во-вторых, найти искомый догматический минимум, составляющий содержание предания Православной Церкви.

Во всяком искреннем деле сближения необходимо, чтобы оно представлялось ценным для обеих сторон, ценным внутренне, субъективно — так сказать, эгоистически. Иначе это будет слишком прозрачная работа по уловлению душ, обращению, воссоединению, — которая всегда скорее разделяет, чем соединяет. Что же может дать православным церквам Востока факт соединения с ними поместной англиканской церкви? В зависимости от ответа на этот вопрос, рождается или падает энергия и деятелей движения. Нам представляются последствия такого события неизмеримыми. Православная Церковь по-новому актуализирует свою вселенскость, перестав ощущать себя (т. е. в психологической ограниченности людей), как Церковь только Восточную, связанную с одной географической или политической традицией (Византия). Она вместит в себя, не потенциально только, новый культурный мир, освящая православное латинское средневековье, и в то же время все, что есть достойного и ценного в деле реформации. В частности, это обещает оцерковление огромной социальной энергии англосаксонского миpa и его богословского исследования. Последнее, конечно, имело место и раньше, в лучшие времена русской богословской школы, которая работала в тесном общении с западной наукой. Теперь, после огромного культурного провала русской революции, научные традиции придется создавать наново, и помощь Англии здесь особенно близка.

Англиканская церковь, по своему типу, является настоящим мостом христианской Европы: между Римским католицизмом и сектами реформации. Соединение или даже сближение ее с православными церквами Востока означает для Православия завоевание центральной цитадели европейского миpa, небывалое расширение его лучеиспускания, далеко за пределами собственно соединившихся церквей. Aмировое положение

107

Англии превращает всякую европейскую проблему, с нею связанную, в проблему поистине земную, решающуюся на всех пяти частях света. Все это может показаться неважным для людей, презирающих количество, и утверждающих, что вселенскость Церкви без ущерба воплощается в двух или трех оставшихся верными христианах. Но для отцов древней Церкви провиденциальным был факт римского объединения «вселенной». И они не могли примириться меньше, чем на вселенских рубежах для вселенской Церкви Христовой.

Г. Федотов.

108

Страница сгенерирована за 0.1 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com