Общение Церкви с внешним для нее миром есть особая и неотъемлемая часть православной миссии. Оно помогает миллионам людей познать красоту, силу и мудрость Православия.

Патриарх Алексий II

До отъезда домой оставалось немногим более месяца, когда отец Никодим по приглашению Эфиопской Церкви побывал в этой восточноафриканской стране. Эфиопы уговаривали его погостить подольше, но он спешил вернуться. В итоге большую часть этого скоротечного визита заняли многочасовые перелеты, причем по довольно замысловатому маршруту. Обратный путь в Иерусалим пролегал через Афины, где архимандрит должен был пересесть на самолет, следующий в Израиль. В ожидании рейса ему пришла мысль посетить Святую Гору Афон - место на востоке Греции, где тысячу лет существовал комплекс из двадцати православных монастырей, причудливо встроенных в живописные скалы. В сущности, Афон представляет собой внушительных размеров полуостров, далеко вдающийся своей громадой в изумрудные воды Эгейского моря. В языческой древности на вершине горы находился храм Зевса, названный греками Афос. Русские переиначили это имя в Афон. Согласно церковному преданию, корабль, на котором Божия Матерь направлялась на остров Кипр, попал в бурю и причалил к Афонской Горе. Язычники с почтением приняли Богородицу, внимали ее проповедям, поверили ей, а затем уже и крестились. Когда пришло время прощаться, Богоматерь благословила местных жителей: «Благодать Божия да пребудет на месте сем и на пребывающих здесь с верою и благого- вением и соблюдающих заповеди Сына и Бога моего... Я же буду заступница места сего». С тех пор на Афоне началась эра христианской истории.

В начале IX века Святая Гора становится чем-то вроде монашеской республики со своими органами власти и управления. Русские местом своего приюта издавна сделали монастырь святого великомученика и целителя Пантелеймона. Умерших или покинувших Афонскую Гору монахов заменяли вновь прибывшие иноки из России, и так без конца, как на хорошо отлаженном конвейере. Однако после революции поток людей из России иссяк, все равно что в жестокую засуху пересох некогда полноводный ручей. Этому в немалой степени способствовали власти Греции и, что немаловажно, греческое монашество, стремившееся поставить интернациональное святогорское братство исключительно под греческий контроль.

Политика эллинизации Афона до поры встречала резкое сопротивление России. Индифферентность советского руководства к афонской проблеме способствовала установлению греческого протектората над Святой Горой. Афон стал составной частью Греции. В каноническом отношении монашеское братство подчиняется Константинопольской Церкви, в политическом и административном - греческому губернатору, подотчетному в свою очередь министерству иностранных дел. Всех афонских обитателей обязали получить греческое гражданство, что позволяло контролировать численность монахов негреческого происхождения. В результате такой политики число русских монашествующих резко сократилось. Если в 1912 году их было 2000 человек, то в 1925 году - 560. В 1956 году русских на Афоне осталось всего 75 человек. Пантелеймонов монастырь переживал острый кризис.

В период, когда на Афоне появился архимандрит Никодим, самому «молодому» русскому иноку исполнилось семь- десят лет. Обитель пришла в упадок, она в прямом и переносном смысле рушилась. Нужно было влить «свежую кровь» в монастырскую жизнь, переправить на Афон хотя бы пару десятков русских монахов. Греки по-прежнему упорствовали, они задумали прибрать монастырь себе, и делали для этого все возможное. Поговаривали также, что греческие власти могут превратить Афонскую Гору в туристическую зону. И без того непростую ситуацию усугублял застарелый спор между Константинопольской и Русской Церквами о юрисдикции Пантелеимонова монастыря. Первая считала, что обитель подчиняется только ей. Русских такой подход давно перестал устраивать. Священный Синод несколько раз обращался к святогорской теме, но полного взаимопонимания так и не достиг. Часть высших иерархов настаивала на требовании подчинения русской обители юрисдикции нашей Церкви. Другая группа архиереев во главе с митрополитом Крутицким и Коломенским Николаем (Ярушевичем) предлагала двигаться постепенно. «Раз в старое время русский монастырь был в ведении Вселенской Патриархии, то как же мы можем требовать, чтобы теперь было иначе. Все, к чему мы стремимся, это допущение горстки русских монахов на Афон, и это наша основная задача», - подытожил спор митрополит Николай. Словом, афонская проблема сплелась в тугой церковно-политический узел, разрубить который, подобно Александру Македонскому, не представлялось возможным. Но его можно и нужно было развязать, прилагая энергичные усилия дипломатического характера. Между тем, никто из официальных представителей Русской Православной Церкви не был на Святой Горе с того самого времени, когда царская Россия стала советской.

Прямо из афинского аэропорта архимандрит Никодим отправил телеграммы Патриархам Русской и Константинопольской Церквей - Алексию I и Афинагору с просьбой раз- решить ему посещение афонских монастырей. Московская Патриархия откликнулась молниеносно, там быстро оценили представившуюся возможность. Ответ из Стамбула (место резиденции Константинопольского Патриарха) пришлось ждать. Видимо, там размышляли, как поступить. Ответ, тем не менее, был положительным. Патриарх Афинагор благословлял путешествие русского посланника. Протекция безотказно подействовала на министерство иностранных дел Греции, которое выдало отцу Никодиму разрешение на поездку. В Греции у власти в тот момент находилась военная хунта, подозрительная ко всем иностранцам, а к советским гражданам и подавно. К русскому приставили сопровождающего, по внешнему виду министерского чиновника, а по замашкам матерого сотрудника спецслужб. Тот навязчиво и без всякого стеснения наблюдал за архимандритом. По дороге он недвусмысленно намекал, что на Афоне небезопасно, а потому всякое может случиться. На что архимандрит смиренно отвечал: «Для монаха нет большего счастья, чем умереть в святом месте».

Святогорцы тепло приветствовали отца Никодима. Для них он был не только посланцем родной Матери-Церкви, но и представителем великой Родины, с которой их разлучили на долгие годы. Радовался и архимандрит Никодим: «Среди этих афонских подвижников, русских по крови и духу, - рассказывал он позднее, - я чувствовал себя как дома, как в своей семье». Однако он ужаснулся положению монастырской братии. Убогое состояние храма, его запустение, вид с трудом передвигающихся монахов-старцев произвели на него гнетущее впечатление. «Пройдет еще несколько лет, и на Афоне не останется ни одного русского человека, - с горечью думал он, - допустить этого никак нельзя». У него пока не было больших полномочий, здесь он выступал в скромной роли патриаршего порученца. Но если бы решать про- блему «русского» Афона пришлось ему, он направил бы сюда небольшую группу монахов, способных для начала поднять монастырское хозяйство. Кроме того, обитель нуждалась в материальной помощи. Поддержать ее людьми и финансами - задача минимум. Далее следует привлечь внимание мировой общественности к коммерческим планам не в меру предприимчивых греков, готовых приспособить Афон под фешенебельный туристический центр. Он решил, что за место русского православия на Афоне надо бороться.

В марте 1959 года отец Никодим приступил к исполнению обязанностей заведующего канцелярией Московской Патриархии, 4 июня того же года был назначен заместителем председателя Отдела внешних церковных сношений (ОВЦС). И если канцелярская стезя явилась в его послужном списке всего лишь эпизодом, то церковная дипломатия стала главным делом до конца жизни. Он и умер, выполняя церковную миссию далеко за пределами Родины.

Владыка пришел в Отдел, когда этому учреждению было почти полтора десятка лет. По церковному уставу ОВЦС напрямую подчиняется Патриарху и Священному Синоду, которые утверждают программу его деятельности и контролируют ее исполнение. На светском языке ОВЦС есть не что иное, как министерство иностранных дел Русской Православной Церкви, аналогичное соответствующему гражданскому ведомству, как по тематике работы, так и по высокому положению. В сущности, это так, ведь Отдел, созданный 4 апреля 1946 года, предназначался для представительства внешних интересов Русской Православной Церкви. В ту пору межцерковное общение набирало силу. Устанавливались тесные контакты с братскими поместными Церквами, обозначился диалог с неправославными христианами. Пришло время собирать под омофор Русской Церкви паству, рассеянную после революции по всему миру. Дел было много, и довольно быстро ОВЦС громко заявил о себе. В 1948 году в Москве прошло празднование 500-летия автокефалии (самостоятельности) Русской Православной Церкви, затем состоялось Всеправославное совещание. Естественно, что эти и другие мероприятия санкционировались гражданскими властями, заинтересованными в то время в создании различных рычагов влияния на мировую общественность, в том числе и через религиозные круги. Однако и Московская Патриархия видела свою выгоду в такой деятельности. Посредством восстановления канонической связи с русской диаспорой, она вернула в лоно Церкви многие приходы, разбросанные во всех концах света[1].

Учитывая значимость Отдела, на руководство им ставили самых способных и деятельных иерархов. Здесь всегда концентрировался интеллектуальный цвет Русской Церкви. Считается, и не безосновательно, что работа здесь служит стартовой площадкой для продвижения вверх по служебноиерархической лестнице. И действительно, из Отдела вышло немало епископов, сыгравших выдающуюся роль в церковной и общественной жизни страны. Постепенно возрастала степень участия ОВЦС и во внутрицерковных делах, а также во взаимооотношениях с государством и обществом. Это стало особенно заметно, когда Отдел возглавил владыка Никодим, а затем и его ученики - митрополиты Ювеналий, Филарет и Кирилл. В наше время такое положение вещей стало свершившимся и неоспоримым фактом. По поручению Священного Синода Отдел внешних церковных связей разработал Основы социальной концепции Русской Православной Церкви - всеобъемлющий документ, который отражает общецерковный взгляд на многие вопросы и проблемы со- временности. В ОВЦС подготовлены также Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека. Отдел выступил зачинателем ежегодного Всемирного Русского Народного Собора, быстро превратившегося в мощный церковно-общественный форум, рассматривающий концептуальные темы современной жизни. А начало этой разносторонней деятельности положил владыка Никодим. Именно он придал импульс развития Отделу, зарядил его

своей энергией, которая до сих пор питает его сотрудников.

* [2] *

Отделом со дня основания руководил шестидесятивосьмилетний митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Борис Дорофеевич Ярушевич). Человек больших дарований, он занял прочное место в церковной истории как яркий проповедник, борец за мир, авторитетный богослов. По признанию Святейшего Патриарха Кирилла: «Красноречие владыки Николая, его личная убедительность, твердость в защите веры были отмечены многими людьми и, прежде всего, запечатлены в его поступках». Запечатлены они и в книгах, воспоминаниях о нем и даже в документальном кино*.

В 1959 году положение митрополита, однако, пошатнулось. Нет, в Церкви ему по-прежнему доверяли, его, как и раньше, любили в народе за красноречивые и эмоциональные проповеди. Интеллигентной седой бородкой, аккуратно постриженными усами он напоминал почтенного старикапрофессора еще из той, дворянской России. Собственно, так оно и было. Владыка защитил магистерскую диссертацию в 1917 году, он являлся автором нескольких опубликованных работ по истории Церкви, патрологии и догматике. Его спра- ведливо считали одним из самых многообещающих представителей церковной науки. Монах с большим стажем, он последовательно прошел все ступени служебной лестницы, занимая должности наместника Александро-Невской Лавры, епископа Петергофского, архиепископа Новгородского и Псковского, митрополита Киевского. В начальные годы войны замещал главу Русской Церкви митрополита Сергия по управлению Московской кафедрой.

Владыка Николай получил широкую известность, в том числе из-за частых поездок на фронт, где проводил богослужения и выступал с проповедями. Он принимал участие в работе Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию фашистских злодеяний. Благодаря своей многогранной деятельности, он был популярен в Советском Союзе.

Ценили митрополита и за рубежом, в особенности в эмигрантских и религиозных кругах. После войны он много ездил по миру, восстанавливая оборванные связи с православными, налаживая контакты с церковными организациями и движениями. Отдавая должное обаянию его личности, богословской эрудиции, иностранцы и «заграничные» русские иной раз смущались ярко выраженными миротворческими выступлениями архиерея, некоторой их запальчивостью и острой критичностью по отношению к Западу.

Впрочем, такие претензии предъявлялись ко всем посланцам Московского Патриархата. Общим местом за рубежом было суждение о тотальной зависимости русских иерархов, вынужденных безропотно поддерживать внешнеполитические инициативы Советского Союза. Они, дескать, покорно дрейфуют в фарватере официального движения борьбы за мир, инспирированного советскими властями в собственных пропагандистских целях. Довольно примечательной иллюстрацией этой шаблонной оценки может служить маленький фрагмент из книги немецкого профессора Фэри фон Лилиенфельд. Она точно подметила реакцию ректора Высшей катехизической семинарии доктора Эрнста Кэлера (ГДР) на известие о визите епископа Михаила (Чуба). Первое, что произнес ректор: «Вероятно, это будет самый обычный борец за мир, но, тем не менее, все-таки постараемся принять его как должно». Каково же было удивление немца, когда с первых минут встречи он понял, что перед ним настоящий богослов, а не агитатор в рясе. О высокой степени недоверия к советской борьбе за разоружение свидетельствуют даже самые незначительные детали. Западные авторы, например, слова «мирная», «миролюбивая», «миротворческая», сказанные применительно к внешней политике СССР, всегда брали в кавычки. Столь нехитрым способом они подвергали сомнению истинность намерений Советского Союза, а заодно и правдивость Московской Патриархии. К такому же приему прибегали и некоторые русские, живущие за границей. Так, архиепископ Брюссельский и бельгийский Василий (Кривошеин) на любое миротворческое выступление митрополитов Николая и Никодима смотрел сквозь призму заурядной советской пропаганды, а их речи обобщенно называл «октябрьским богословием». Хотя тут же сам и оправдывал их, полагая, что они делают это «ради блага Церкви, как бы взамен на те льготы и послабления», которые по милости властей иногда случались.

Еще более несправедлив сарказм, с которым оценивается служение владыки Николая в годы Великой Отечественной войны. Канадский историк русского происхождения Поспеловский, приводя слова из воззвания митрополита: «Церковь преисполнена священной ненависти к врагу», поучительно замечает, что они звучат довольно странно в устах православного архиерея. А потом снисходительно добавляет: «По-видимому, это чувство было искренним, так как подобные за- явления делал и такой праведный человек, как архиепископ Лука»[3]. Здесь все передернуто. Противопоставлены два иерарха, один из которых (архиепископ Лука), будучи высококлассным ученым-медиком, сделал тысячи операций советским военнослужащим, а другой (митрополит Николай) в прифронтовой полосе под Сталинградом проводил богослужения и молебны. Оба они желали победы своей Родине и своему народу и делали для этого все возможное. Как можно ерничать по поводу искренности владыки Николая, когда он, являясь членом Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию фашистских злодеяний, знал об ужасах войны в леденящих кровь подробностях.

Листовки митрополита Николая с воззваниями к партизанам и населению оккупированных территорий, обращения к Православной Церкви Румынии и румынским солдатам, а также к населению и Церкви в Югославии, Чехословакии и Греции, его участие в организованном Всеславянском комитете Поспеловский, ничуть не сомневаясь, называет спорной политической деятельностью владыки. В чем же ее спорность? Оказывается в том, что митрополит призывал к вооруженной борьбе с захватчиками. Видимо, Поспеловскому известны другие действенные способы сопротивления врагу. В целом патриотизм Русской Церкви, во всем множестве его проявлений, канадский исследователь характеризует как противозаконный с точки зрения советского законодательства и сомнительный с позиции христианского учения.

Историк, конечно, должен быть осведомлен, что Русская Церковь всегда являлась поддержкой государству и народу в борьбе с иностранными завоевателями. Между прочим, с поединка монаха Александра Пересвета с Челубеем началась Куликовская битва. В Смутное время Патриарх Гермоген призвал соотечественников оказать сопротивление польсколитовским интервентам, тем самым способствовал формированию русского ополчения. За это Патриарха заморили голодом. Объективность помогла бы увидеть массу других исторических примеров патриотизма духовенства. Непредвзятость избавила бы от сомнений относительно того, почему Церковь осталась с народом и в годы Великой Отечественной войны. Чувство справедливости подсказало бы, что никто не может отнять у Церкви права говорить о необходимости мира и готовности бороться за него.

Тем более у Русской Церкви, потерявшей за время страшной войны миллионы прихожан. Вот почему предостеречь мир от новых военных конфликтов митрополиты Николай и Никодим считали долгом своей архиерейской совести.

Что же произошло с митрополитом Николаем в конце пятидесятых? Почему вдруг поколебалось его положение, казавшееся совсем недавно таким прочным и даже незыблемым?

В сложившейся вокруг него драматической ситуации повинны разные обстоятельства, но более всего - общественные процессы, захватившие страну. Не последнюю роль сыграл и сложный характер митрополита.

Владыка достиг фактического и юридического положения второго человека в церковной иерархии. Звание митрополита Крутицкого и Коломенского автоматически делало его патриаршим наместником в Московской епархии. Должность руководителя Отдела внешних церковных сношений позволяла находиться в гуще мировой политики. Влияние и авторитет обеспечивали ему первенство в Священном Синоде. Казалось, он силен как никогда. Все изменил хрущевский волюнтаризм по отношению к религии в СССР. Влады- ка резко и открыто отреагировал на новые гонения. Избегая прямых контактов с иностранной прессой, он, тем не менее, дал «добро» на передачу по Би-Би-Си своей проповеди в Голландии. Центральная тема выступления - преследование Церкви в Советском Союзе. Стараясь привлечь внимание международной общественности, митрополит через доверенных лиц способствовал утечке информации о масштабах антицерковных репрессий. Одновременно изменилась тональность его заявлений, касающихся внешнеполитических проблем. В речи на сессии бюро Всемирного совета мира владыка Николай разделил ответственность за гонку вооружений между обоими участниками данного процесса. Прежняя односторонность оценок уступила место обоюдной критике: «Несмотря на интенсивный характер этой гонки, каждая из сторон оправдывает себя мотивами самозащиты».

Владыка стал тяготиться внешнеполитической деятельностью. От раза к разу он заговаривал на эту тему. Хотел ли он в действительности оставить должность председателя ОВЦС, сказать трудно. Стремление к первенству всегда было свойственно его натуре. Пропускать кого-то вперед вместо себя было не в его характере. Чувствующий внимание и уважение, он, возможно, втайне надеялся, что без него вряд ли обойдутся. А может быть, он действительно утомился от напряженной работы главного церковного дипломата. Во всяком случае, когда отставка состоялась, он принял ее сдержанно.

Всегда спокойные, выдержанные проповеди владыки Николая были, по словам церковного публициста А.Краснова-Левитина, построены так, чтобы никого не задеть, никому ничего не сказать неприятного. Теперь же они стали гораздо импульсивнее. На участившиеся запуски советских спутников митрополит обрушился словами критики: «Жалкие безбожники! Они подбрасывают вверх свои спутники, которые вспыхивают и, погаснув, падают на землю, как спич- ки, и они бросают вызов Богу, зажегшему солнце и звезды, которые вечно горят на горизонте». О врачах, публиковавших в центральных и местных газетах заметки о вреде купания в проруби на праздник Крещения для здоровья человека, владыка Николай отзывался пренебрежительно: «Какието жалкие докторишки!»

Выпады архиерея не прошли бесследно. Его стали, что называется, «воспитывать», хотя мировая известность владыки до поры до времени была ему защитой. Чашу терпения партийных функционеров переполнило выступление Патриарха Алексия I, состоявшееся 16 февраля 1960 года на конференции советской общественности за разоружение, в котором он попытался предостеречь власти от нового витка антицерковных действий. Ссылаясь на исторические примеры, Святейший напомнил присутствующим о роли Русской Православной Церкви в становлении русской, а затем и российской государственности, воспитании в людях нравственности, чувства ответственности и долга. Речь не содержала прямых упреков по адресу властей, но все прекрасно поняли смысл слов Алексия I: «Церковь Христова, полагающая своей целью благо людям, от людей же испытывает нападки и порицания». Еще более впечатляющим стал финал выступления: «Утешение в своем нынешнем положении Церковь находит в словах Христа о непобедимости Церкви, когда Он сказал: «Врата адовы не одолеют Церкви».

Оценить характер этого выступления невозможно, не зная, какая обстановка была в этот момент в зале. Сначала воцарилась напряженная тишина. Затем раздалось несколько слабых хлопков, указывающих на то, что слова Первоиерарха нашли у кого-то отклик в душе. А потом последовали выкрики с мест: «Да как он смеет!» На трибуну один за другим поднимались общественники и громили с нее Патриарха, особенно не церемонясь ни с его высоким положением, ни с почтенным возрастом. «Вы хотите нас уверить, что Церкви мы обязаны всем», - не могли успокоиться выступающие. Собрание сбилось с главной темы, каждый мало-мальски образованный делегат считал нужным «лягнуть» Патриарха. Случился скандал. Знающие люди связывали авторство доклада с митрополитом Николаем, который вовсе и не скрывал этого. «Эту речь составил я, - подтвердил владыка, - Патриарх только прочитал ее».

Возможно, митрополита простили бы и на этот раз. Но во главе Совета по делам Русской Православной Церкви, вместо снятого с должности (через пять дней после выступления Патриарха) Г.Г. Карпова, оказался В.А. Куроедов - человек, в отличие от своего предшественника, совершенно иной формации.

Георгий Григорьевич Карпов - генерал-майор госбезопасности, сталинский выдвиженец, возглавлял Совет со дня его основания в 1943 году. Занимая хлопотную должность, генерал Карпов в течение семнадцати лет балансировал между государством и Патриархией, стараясь сгладить острые противоречия между ними, утрясти неприятности, наладить взаимоотношения. Не всегда его деятельность была в пользу Церкви, но на годы его работы пришлось открытие новых храмов, увеличение количества приходов, появление духовных учебных заведений. Основным направлением деятельности Совета и его уполномоченных на местах Карпов считал сотрудничество с духовенством. К примеру, на заседании уполномоченных в 1957 году он говорил: «Главное - для этого Совет, собственно, и образован - обеспечить стойкие нормальные отношения между государством и Церковью». Правда, находясь под давлением Хрущева и его окружения, менялся и Карпов. Но все же руководство Патриархии ценило его и даже опасалось, что генерала могут заменить другим человеком, не столь лояльным к Церкви.

Его преемник - Владимир Алексеевич Куроедов был выходцем из партийных органов. Архиепископ Брюссельский Василий дал ему следующую характеристику: «Это был брюнет лет пятидесяти, средней интеллигентности на вид, державший себя с апломбом, но без нахальства и грубости».

Куроедов повел наступление на митрополита Николая. Первоначально все сводилось к требованию увольнения его с должности председателя Отдела внешних церковных сношений. Совместно с КГБ СССР Куроедов обратился к Алексию I с предложением отстранить владыку от активной деятельности, так как он неоднократно высказывал «крайне реакционные настроения», «допускал двурушничество» и т. д. Патриарх какое-то время сопротивлялся, но затем уступил. Во внимание при этом принималось желание самого митрополита оставить «иностранную» работу. В итоге 15 июня 1960 года владыка покинул резиденцию ОВЦС. Но Куроедову и этого было мало. Он «жаждал крови» митрополита, добиваясь его отправки на покой. Тут заупрямился Патриарх. Было найдено компромиссное решение, которое, как казалось, устроит всех. Алексий I предложил перевести владыку Николая из Москвы на Ленинградскую кафедру - вторую по значимости в епархиальной классификации. Такое назначение, по мнению Патриарха, ничуть не умалило бы заслуг маститого архиерея. Но случилось непредвиденное. Человек эмоционального порыва, митрополит Николай отверг предложение Святейшего, вероятно, сочтя его за обидное понижение. Почувствовав отсутствие прежней твердости в действиях Патриарха и Священного Синода, митрополит заметался. В сентябре 1960 года он написал письмо Хрущеву: «Пощадите меня ради этой моей посильной многолетней работы для Великой Родины, верным сыном и патриотом которой я был и буду до последнего издыхания». Еще раньше во время одного полуофициального приема, в присутствии Куроедова, он, переходя почти на крик, воскликнул: «Да, за мир я готов бороться до последней капли крови!» Всем показалось, что таким образом митрополит хотел обратить на себя внимание Куроедова. Присутствующие испытали неловкость и чувство горечи.

Стремясь утвердиться в глазах высокопоставленных партийцев, Куроедов «добивал» митрополита. Патриарх старался ослабить это давление, он предложил предоставить владыке Николаю полугодовой отпуск с тем, чтобы потом вновь вернуть его к активной работе. Но Куроедов, словно с цепи сорвался. В конечном итоге владыка остался не у дел: сначала он лишился «иностранного» Отдела, а потом и митрополичьей кафедры. Далее последовал год одиночества, обострение застарелой болезни сердца, нахождение в полной изоляции в Боткинской больнице, а затем смерть при обстоятельствах, невыясненных до конца и поныне. Москва тогда полнилась слухами о насильственной кончине митрополита, а его почитатели, собравшиеся у больничного морга, кричали: «Убийцы!» Медицинское заключение о смерти владыки Николая показалось его родственникам не очень внятным, что только подогревало нехорошие слухи.

Вообще, вся эта история оставила тяжелый осадок. Куроедов продемонстрировал силу, уязвив тем самым духовенство. Патриарх, учитывая обстоятельства произошедшего, чувствовал неловкость. Церковь потеряла митрополита, который еще мог многое сделать.

Преемником владыки на посту председателя Отдела внешних церковных сношений стал архимандрит Никодим. Профессор Фэри Лилиенфельд - большая почитательница владыки Никодима, заявившая в своей книге: «Я решительно защищаю митрополита от несправедливых нападок», и та удивлялась, как мог он получить руководство ОВЦС, даже не будучи епископом?

Постановление о его назначении Священный Синод принял 21 июня 1960 года. К естественному в таких случаях эмоциональному подъему у отца Никодима примешивалось опасение, справится ли он? Его предшественник обладал громадным опытом, который у архимандрита Никодима отсутствовал. Трехлетний период руководства Духовной миссией в Иерусалиме никак не мог сравниться с богатой практикой межцерковных контактов владыки Николая. Монашеский стаж митрополита исчислялся с 1914 года, со времени пострижения отца Никодима прошло немногим больше десяти лет. Митрополита знал весь мир, архимандрита Никодима плохо знали даже в московских церковных кругах. Убеленный сединами семидесятилетний владыка внушал благоговение, отец Никодим в силу своей молодости и стремительного восхождения в высшие эшелоны церковной власти вызывал недоверие. Митрополит Николай являлся прекрасно образованным ученым-богословом, автором нескольких научных монографий, отец Никодим был недавним выпускником академии. Владыка носил митрополичий титул двадцать лет, отец Никодим не так давно стал архимандритом.

Впрочем, очень скоро - 9 июля 1960 года его возвели в епископский сан. Чин рукоположения (хиротонию) совершил сам Патриарх Алексий I, подчеркнув еще раз свое расположение отцу Никодиму. Присутствовавшие в ТроицеСергиевой Лавре архиереи сказали ему много хороших слов, пожелали пастырской мудрости и успехов на епископском поприще. В слове при наречении архимандрита Никодима содержались ссылки на святых отцов, предупреждавших о трудностях и ответственности епископского служения. Все обратили внимание на приведенные в речи слова пророка Иеремии: «Господи, я не умею говорить, ибо я еще молод». В словах этих отразилась вся гамма настроений отца Нико- дима: его немалое смущение, беспокойство о том, осилит ли он новый участок работы. Одновременно прозвучала просьба к многоопытным собратьям о помощи: «Я прошу Вас вспоминать меня в ваших святых молитвах, ибо только в молитвах Церкви моя сила и моя крепость».

Хиротония совершается соборно, то есть группой архиереев. Помимо Патриарха в рукоположении участвовали два представителя Антиохийской Православной Церкви - митрополиты Илия и епископ Василий. От Русской Церкви были епископы Дмитровский Пимен и Можайский Стефан. В Трапезном храме Лавры собралось множество народа (участие Патриарха привлекло повышенное внимание прихожан), облаченные в праздничные одежды, архиереи слушали избранника, который читал Символ веры. Потом последовало его обещание соблюдать церковные правила, церковный мир, подчиняться Патриарху, быть в согласии со всеми епископами, с любовью и страхом Божиим управлять паствой. Подписанный текст обещания отец Никодим передал Святейшему Патриарху. Архиереи поочередно возложили руки на голову отцу Никодиму, Патриарх прочитал молитвы и воскликнул: «Аксиос!» («Достоин!»). Как бы в подтверждение патриарших слов церковный хор подхватил: «Аксиос!», «Аксиос!» Патриарх Алексий вручил ему жезл как символ архиерейской власти. С того дня он стал называться епископом Подольским, викарием Московской епархии.

[1] В настоящее время юрисдикция Московского Патриархата распространяется на 316 приходов и 16 монастырей в 51 государстве мира.

[2] Речь идет о книге американского историка У. Флетчера «Николай» и фильме Н.Сванидзе «Митрополит Николай» из цикла «Исторические хроники».

[3] Архиепископ Лука (Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий) доктор медицинских наук, профессор, лауреат Сталинской премии. Не раз говорил и писал о том, что заповедь Христа о любви к ближнему неприменима к фашистским убийцам. Канонизирован Русской Православной Церковью.

Страница сгенерирована за 0.26 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com