Макарий, митр., История Русской Церкви. Том 5. Отдел 1. Глава 2, III проолжение

В Полоцке архиепископствовал еще Гедеон Брольницкий, достигший уже девяноста лет жизни и совсем охладевший к унии. Он "всенародно объявлял, что уния ему омерзела, и давал письменные разрешения городам своей епархии оставаться под послушанием патриарха". Узнал об этом митрополит Рутский и выпросил у папы благословение назначить Гедеону коадъютора, который бы по смерти старца сделался и его преемником. С этою целию Рутский избрал и 12 ноября 1617 г. рукоположил в Вильне вместе с другими архиереями в епископский сан своего давнего друга, известного ревнителя унии Иоасафа Кунцевича, которому едва исполнилось 38 лет. В следующем году, 9 января Кунцевич прибыл в Полоцк и был торжественно встречен городскими властями и жителями. Один из граждан сказал ему речь и убеждал его "защищать русскую веру". А другой выразился так: "Если ты едешь к нам с доброю целию, гряди во имя Господне; если же нет, то лучше совсем не входи в Полоцк" - или, по другому известию, так: "Если ты к нам не с униею, то мы принимаем тебя как ангела Господня; если же с униею, то чураемся тебя как выходца из преисподней". Вскоре по прибытии Кунцевича дряхлый архиепископ, которого он старался утвердить в унии, скончался. Сделавшись самостоятельным владыкою, Кунцевич вошел в ближайшие отношения с полоцкими иезуитами и принялся за обновление церквей и своего дома, за исправление духовенства и обращение к унии православных. И надобно сказать, что в Полоцке он действовал только мерами пастырскими: своими проповедями, наставлениями, убеждениями - и имел успех: в числе многих он обратил самого полоцкого воеводу Михаила Друцкого-Соколинского, кальвиниста, примеру которого последовали и другие из местной шляхты. Простых граждан города более всего привлекал самым строгим выполнением православных уставов, иногда даже высказывал, будто он не отрекается и от послушания патриарху (разумея под именем патриарха папу), так что полочане в разговорах между собою не умели решить, униат ли их владыка или православный. Но в других местах епархии, где встречал сопротивление, Кунцевич употреблял крутые меры строгости и насилия. Он отнимал у православных церкви и запечатывал, как, например, в городе Орше, и непокорных священников выгонял из приходов, заковывал в железо, заключал в темницы или совсем выгонял из епархии, а мирян предавал судебным процессам и преследованиям. Эти насилия, естественно, возбудили в православных ненависть к архиепископу, которая не замедлила обнаружиться в резкой форме. Осенью 1618 г. он захотел посетить Могилев. Жители могилевские лишь только узнали, что Кунцевич приближается к их городу - это было 9 октября, - ударили в вечевой колокол на ратуше и произвели общую тревогу; затворили все городские ворота и на валах вокруг города расставили вооруженных людей. Затем все городские власти, бурмистры, райцы и лавники, окруженные толпами народа, вышли из города с цеховыми хоругвями и с орудиями навстречу Кунцевичу и начали кричать, что не примут его к себе, поносили его и проклинали как вероотступника и злодея и угрожали убить его, если он не удалится от Могилева. Кунцевич принужден был удалиться и чрез несколько времени лично отправился в Варшаву с жалобою к королю. Король по рассмотрении жалобы в его задворном суде издал декрет (от 22 марта 1619 г.): а) всех главных виновников и зачинщиков могилевского возмущения предать смерти, и для того предварительно послать в Могилев особых комиссаров, которые бы расследовали дело на месте и указали этих зачинщиков; б) все церкви и монастыри в Могилеве с их имениями, фундушами и доходами, равно всех попов и чернецов отдать архиепископу Иоасафу Кунцевичу в полную его власть, с тем чтобы по истечении шести недель со времени издания декрета могилевские граждане уже никак не вступались в эти церкви и монастыри под страхом уплаты 20000 злотых польских в королевскую казну. Спустя полгода Кунцевич допустил было православных совершать в их церквах свое богослужение, надеясь этим снисхождением привлечь их к себе и к унии. Но когда увидел, что они делаются еще более непреклонными, отнял у них все церкви и отдал латинским священникам.

Жители Могилева как бы предчувствовали, что их ожидает такая участь, и еще 29 октября 1618 г., следовательно чрез двадцать дней по непринятии Кунцевича, Могилевское православное братство, состоявшее из иноков, шляхты и многих обитателей города, купило себе у княгини Соломерецкой за четыреста коп грошей на Шкловской улице Могилева дом и плац, "под вольностью шляхетскою" находившийся, чтобы основать на нем церковь и монастырь, которых никто бы уже не мог отнять у православных. А когда над Могилевом разразился королевский декрет, лишивший православных всех церквей, члены Могилевского братства, извещая о постигшем их бедствии виленское Свято-Духовское братство, просили последнее убедить князя Яна Богдановича Огинского, подкомория троцкого (вероятно, сына князя Богдана Матвеевича), чтобы для безопасности он "признал" купленный им в Могилеве плац на церковь и монастырь своим шляхетским плацом и записал на имя виленского Свято-Духовского братства в качестве вклада от собственного лица. Виленское братство исполнило это поручение и, посылая (29 мая 1619 г.) могилевским братчикам копию с акта, которым князь Огинский совершил в трибунальном суде передачу означенного плаца Свято-Духовскому братству, просило и убеждало их пребывать непоколебимыми в православной вере, запечатленной кровию мучеников, и переносить за нее всякие лишения, бедствия и скорби с надеждою на Христа Спасителя. Получив желанный акт, Могилевское братство заложило (4 июня) на своем шляхетском плаце церковь и монастырь во имя Богоявления, но постройка их при тогдашних обстоятельствах шла очень медленно, и жители Могилева, не имея у себя ни одной православной церкви, несколько лет принуждены были в воскресные и праздничные дни собираться на молитву в построенные за городом из плетня шалаши. Замечательно, однако ж, что, несмотря на свое стесненное положение, Могилевское братство уже имело тогда свою типографию и издало в ней две книги: Служебник в 1616 г. и "Евангелие учительное" в 1619 г.

В городе Луцке, в котором до унии числилось восемь православных церквей, теперь не было ни одной, и окрестные православные дворяне, часто посещавшие этот город по своим делам, не находили в нем места, где бы во дни праздников могли помолиться. Только в полуверсте от Луцка, на острове за рекою Стырем оставался небольшой православный монастырь Чернчицкий или Черчицкий, куда и прибегали православные по своим духовным нуждам. Здесь подвизался благочестивый схимник Григорий Микулич, прежде бывший игуменом Чернчицкого монастыря и называвшийся Герасимом. Он предложил православным мысль основать в Луцке церковное братство, и в 1617 г. в члены этого братства записались кроме самого Григория преемник его по игуменству иеромонах Исаакий Борискович, несколько священников и светских лиц, в том числе князь Федор Святополк-Четвертинский, Михаил Гулевич, подсудок луцкий, Лаврентий Древинский, чашник земли Волынской, Владимир Зубцевский, городничий луцкий. Поводом к учреждению братства послужило то, что во время сильного пожара, бывшего в Луцке, сгорела до основания русская богадельня, или госпиталь, и не находилось места для призрения больных и нищих русской веры. Братство и образовалось с целию соорудить вновь русскую богадельню в Луцке, а при ней построить и церковь, как для больных и нищих, так и для всех православных, и школу для воспитания детей. Король по ходатайству дворян Волынского воеводства и жителей Луцка утвердил (20 февраля 1619 г.) вновь составившееся русское "братство милосердия" и дозволил братству выстроить не только богадельню, но и церковь и школу, иметь о них попечение и беспрепятственно содержать при церкви духовенство. Когда место для предполагаемых построек в Луцке было избрано братством, члены братства из дворян, указывая на то, что они не живут постоянно в городе, поручили особым своим листом (от 1 сентября 1619 г.) младшим братчикам - луцким мещанам - иметь надзор за постройками и по окончании их заведовать церковию, школою и госпиталем, а сами обязались помогать во всем этим мещанам, заступаться за них и везде защищать их.

Львовское ставропигиальное братство не прекращало своих сношений с Цареградскою патриархиею, и в 1614 г. временно заведовавший ею Александрийский патриарх Кирилл Лукарис, к которому обращались члены братства, прислал им из Ясс, где находился, две свои грамоты. В одной (от 26 апреля) утешал их среди скорбей, учил согласию и любви, советовал заботиться о школе и обеспечить ее дидаскала, награждать трудящихся в друкарне и доходы от нее употреблять на общую пользу братства. В другой грамоте (от 8 мая) убеждал братчиков охранять детей своих от увлечения в унию, иметь при братской церкви достойнейших священников и похвалял братство за то, что оно приобрело для своей Онуфриевской типографии искусных и усердных типографов-мнихов. В том же году, если не раньше, и Львовский епископ Иеремия Тиссаровский получил звание патриаршего экзарха, возлагавшее на него известные обязанности по отношению ко всей Западнорусской Церкви. Этот епископ постоянно находился в согласии с братством, делал иногда в кассу его, хотя и небольшие, вклады и неизменно пользовался его уважением и расположением. В 1615 г. братство подверглось было большой опасности. Во Львов прибыл униатский митрополит Рутский с Владимирским епископом Мороховским. Они вздумали посетить братскую типографию, находившуюся в Онуфриевском монастыре, не предварив братства, и отправились туда в сопровождении многих своих слуг. Братчики, вообразив, что униаты хотят насильно завладеть их типографиею, ударили в набат, бросились не только на слуг, но и на самих владык и нанесли им побои. Владыки подали жалобу в местный гродский суд. Львовский староста Станислав Бонифаций Мнишек, брат бывшей московской царицы Марины Мнишек, немедленно засадил некоторых братчиков в тюрьму, а других начал мучить судебными позывами, и братчики признали за лучшее прекратить дело подарками. Старосте поднесли 50 червонцев, 7 злотых и 10 грошей, другим судьям - по нескольку червонцев. Митрополит Рутский согласился принять за нанесенные ему побои ковер, а Мороховский для своих более избитых слуг - сорок злотых.

Не напрасно Кирилл Лукарис похвалил в 1614 г. Львовское братство за искусных и усердных типографщиков в Онуфриевской друкарне: в том же году она выпустила книгу "О священстве" святого Иоанна Златоустого. Книга была переведена с греческого иеромонахом Онуфриевского монастыря Пафнутием, посвящена Львовскому епископу Иеремии Тиссаровскому и напечатана иждивением винницкого старосты Александра Балабана и трудами ученого иеромонаха Памвы Берынды, который происходил из Молдавии, долго жил в Иерусалиме, имел звание патриаршего протосинкелла и теперь занимал должность типографа во львовской Онуфриевской типографии. В следующем году там же напечатана Псалтирь с посвящением княгине Корецкой, которое подписано иеромонахом Кириллом. А в 1616 г. типограф Памва Берында издал там же свои "Вирши" на Рождество Христово и на некоторые другие праздники "для утехи православным христианом" и посвятил свое издание епископу Иеремии Тиссаровскому. Из дидаскалов братской школы и проповедников еще с 1591 г. известен иеромонах Кирилл Транквиллион Ставровецкий Безбородый, учившийся в Замойской Академии и принявший пострижение в Уневском монастыре. Ревнуя о поддержании православия и о спасении ближних и ввиду того, что многие не только из светских, но и из духовных уклонялись в ереси лютеранские и другие, Кирилл, как сам говорит, "за благословением и повелением преосвященного господина отца Еремеи Тисаровскаго, ексархи трону св. великия Константинопольския Церкви, року 1614, генваря 19", а в 1616 г. получив благословение и от четырех Восточных патриархов чрез митрополита Монемвасийского Иоасафа, много лет потрудился над составлением сборника церковных поучений на все воскресные и праздничные дни, который и напечатал в 1619 г. под названием "Евангелие учительное" в местечке волынском Рохманове, имении княгини Раины Вишневецкой, урожденной Могилянки. Некоторые экземпляры своей книги он посвятил этой самой княгине Вишневецкой, иные князю Юрию Чарторыйскому, еще иные князю Самуилу Корецкому. Другое свое сочинение - "Зерцало богословия" Кирилл Транквиллион издал в 1618 г. "в монастырю Почаевском" и также посвятил некоторые экземпляры пану Лаврентию Древинскому, чашнику волынскому, а некоторые князю Александру Пузыне.

Старец Иов Княгиницкий, послуживший оживлению монашества в Галиции, продолжал еще действовать. Мы видели, что он, поручив основанную им обитель в Угорнике ученику своему Герасиму, удалился в пустыню при реке Баторосе или Баторсе в Карпатских горах, где также вскоре основал обитель и учредил общежитие между собравшимися к нему иноками. В 1612 г. Иов вместе с учеником своим иеродиаконом Феодосием построил в этой обители деревянную церковь во имя Животворящего Креста по благословению уневского архимандрита Исаии Балабана и Стагонского епископа Авраамия. В следующем году иеродиакон Феодосии по просьбе Иова посвящен был в иеромонаха Монемвасийским митрополитом Иоасафом и возведен в сан игумена обители. Через пять лет игумен Феодосий, руководимый Иовом, соорудил в своей обители вместо деревянной каменную церковь во имя Воздвижения Честного Креста, а в 1620 г. по просьбе Иова и Феодосия два патриарха, Цареградский Тимофей и Александрийский Кирилл Лукарис, дали этой обители свои благословенные грамоты и признали ее ставропигиею. Так получила начало знаменитая впоследствии обитель Скитская, называвшаяся также Великим скитом и новым Ватопедом в России. Схимонах Иов, "первоначальник" этой обители, скончался в 1621 г., 30 декабря, но игумен Феодосий потрудился для нее еще несколько лет (1629).

В Киев хотя и проникла уния еще прежде и завладела Софийским собором и монастырем Выдубицким, но она не находила в этом городе ни последователей, ни даже сочувствия, а встречала открытое сопротивление и вражду. В Софийском соборе Потей предполагал учредить свою капитулу, но не учредил или не успел учредить, может быть, потому, что в ней не было нужды, - в Киеве вовсе еще не было униатского духовенства. И в 1616 г. при Софийском соборе жил только светский наместник митрополита Рутского некто пан Станислав Судковский, который и заведовал имениями Софийской кафедры. А эти имения постоянно подвергались опустошениям и разорениям то от киевского подвоеводы, то от печерского архимандрита Елисея Плетенецкого, то от разных дворян, как жаловался в том же году названный наместник люстраторам, производившим ревизию Киевского воеводства. Киево-Михайловский монастырь, пожалованный в 1612 г. королем собственно на содержание предполагавшейся униатской капитулы в Софийском соборе, вовсе не переходил в руки униатов, и в 1616 г. мы видим в нем того же самого православного игумена Иоасафа Мировского, который настоятельствовал здесь в 1602 и в 1606 г. Выдубицкий монастырь хотя находился еще под властию униатского настоятеля Антония Грековича, но имениями монастыря владели большею частию сторонние лица, одними - печерский архимандрит Елисей Плетенецкий, другими - княгиня Корецкая. Имения самого Печерского монастыря, находившиеся в великом княжестве Литовском, которые до смерти своей удерживал за собою Потей, король пожаловал преемнику Потея Рутскому грамотою от 8 августа 1613 г., и королевский дворянин Адам Хрептович ввел (16 августа) Рутского в управление ими, но и в следующем году монахи печерские "с множеством слуг, бояр и особенно казаков украинских" сделали нападения на эти имения (8 - 13 генваря) и завладели ими. Рутский принес жалобу в главный трибунальный суд, и суд приговорил возвратить митрополиту отнятые у него села. Но сам Рутский, сознавая, что ему не уберечь этих сел от новых нападений со стороны печерских иноков, и будто бы убедившись из документов, заявленных Елисеем Плетенецким пред королем и его канцеляриею, что села эти по всей справедливости должны принадлежать Печерскому монастырю, добровольно отказался от них навсегда. И король своею грамотою от 1 апреля 1615 г. вновь утвердил те села за Киевскою лаврою на вечные времена. На самом же деле Рутский не хотел передавать уступленные села Киевской лавре, за что по жалобе настоятеля ее и капитулы и позван был грамотою короля (18 августа 1616 г.) на трибунальный суд в Новогрудок. Еще яснее и более резко выражалась ненависть жителей Киева лично к митрополиту Рутскому и его помощникам. В 1618 г. он сам жаловался пред главным люблинским трибуналом, что киевляне упорно противятся его духовной власти, поносят его неприлично, бесстыдно и позорно пред всеми людьми, вооружают против него своих священнослужителей, чиновников, слуг и казацкую вольницу, похваляются на его здоровье и вознамерились даже умертвить его, как только представится возможность. Жаловался еще, что когда он в том же году послал своего официала игумена выдубицкого Антония Грековича на следствие в Овруч, и Грекович на возвратном пути остановился в своем монастыре, то в самую полночь 23 февраля толпы казаков окружили дом, в котором игумен находился, схватили его, как какого-нибудь негодяя, связали, бросили в прорубь Днепра и утопили, имение же его разграбили.

Уния, проникнув в Киев, только сильнее возбудила против себя местных жителей и заставила их принять более решительные меры для охранения православия. Могли и прежде существовать в Киеве по примеру других городов при некоторых церквах небольшие приходские школы и братства. Но теперь киевляне решились основать у себя школу и братство не для одного только или нескольких церковных приходов, а для целого города, для всего края. В 1615 г., 15 октября жена маршалка повета Мозырского Стефана Лозки урожденная Анна Гулевичевна явилась в земский киевский суд вместе с мужем своим и с его соизволения положила пред судьями и просила записать в земские киевские книги следующую запись: "Я, Анна Гулевичевна... живя постоянно в древней православной вере святой Восточной Церкви и пылая к ней благочестивою ревностию, к распространению славы Бога, в Троице единого, из любви и приверженности к братиям моим - народу русскому с давнего времени помышляла сделать добро для Церкви Божией. Ныне, приводя мою мысль в исполнение, даю правоверным христианам народа русского, в поветах воеводств Киевского, Волынского и Брацлавского состоящим, сословия духовного и светского, князьям, дворянам и всем, какого б они звания ни были, но только неизменно пребывающим в православной вере, под благословением святейшего Константинопольского патриарха, на вечные времена даю, дарю, записываю и отказываю мое собственное наследственное имение, пользующееся правами и вольностями шляхетскими: двор мой и землю, полученные мною в вечный дар от моего мужа и находящиеся в Киеве между известными улицами, со всеми угодьями и доходами, к тому двору принадлежащими... И все это назначаю на монастырь патриаршей ставропигии общежительный, по чину Василия Великого, и на школу для детей, как дворянских, так и мещанских, и на гостиницу для духовных странников веры Церкви Восточной, с тем чтобы монастырь тот, и школа, и весь чин устроялись по закону кафолической Восточной Церкви... А чтобы настоящая моя фундация возымела свое действие, я тотчас же ввела в тот двор с землею духовных и светских православных, именно священноинока Исаию Копинского и других из монашествующих, ввела также и школу, передав им равно и всем православным, духовным и светским, жертвуемое мною в действительное владение и заведование при возном и дворянах, на то назначенных... 1615 г., месяца октября, четырнадцатого дня". Этот Исаия Копинский, воспитанник острожского училища, призванный быть старшим начальником вновь возникающего монастыря, до того времени подвизался в Киевской лавре, где около уже шестнадцати лет был настоятелем братии при пещере преподобного Антония, и там-то, вероятно, написал свою "Духовную лествицу". Приняв от Анны Гулевичевны такое пожертвование, православные немедленно образовали в Киеве церковное братство "по благословению", как сами говорят в своем "уписе", вселенского Константинопольского патриарха Тимофея, согласно с уставами других братств, Львовского, Виленского, Могилевского, и, целуя крест "каждый за всех и все за каждого", принимали на себя обязанность служить - к утешению и утверждению в вере сынов восточного православия, обывателей воеводства Киевского, к воспитанию призреваемых учеников, как духовных, так и светских, - для защиты вдов, сирот и для вспомоществования всяким людям бедным. Это происходило, вероятно, 4 генваря 1616 г. или несколько прежде, судя по заметке, сделанной одним из духовных лиц, вписавшихся тогда в реестр нового братства.

Первым ректором киевской братской школы был не Исаия Копинский, который, как скоро увидим, в том же 1616 г. перешел на должность настоятеля в Межигорский монастырь, а известный уже нам по своему образованию Иван Матвеевич Борецкий, воспитанник львовского училища, занимавший в нем с 1604 г. должность ректора и преподавателя латинского и греческого языков. Теперь он священствовал в Киеве при Воскресенской церкви на Подоле и обучал детей в своей приходской школе, которую содержал в собственном доме. Этого-то опытного педагога новообразовавшееся Киевское братство и пригласило стать во главе открываемого им училища. Сохранилась собственноручная расписка Борецкого, которою он как "ректор школы братское в Киеве" 3 июня 1617 г. обязывался уплатить в следующем году львовским братчикам двадцать злотых польских за взятые у них в долг экземпляры греческой грамматики, конечно, для киевской школы. К сожалению, ректорствование здесь Борецкого было очень непродолжительно. В 1618 г. он и жена его по взаимному согласию приняли монашество: он под именем Иова в Киево-Михайловском монастыре, где вскоре после скончавшегося (22 декабря 1618 г.) настоятеля Иоасафа Мировского и избран братиею во игумена; а жена - в Богословском женском монастыре, находившемся вблизи Михайловского, где также скоро сделалась игумениею. Первую же церковь для вновь возникшей обители на дворе, пожертвованном Анною Гулевичевною, деревянную, во имя Богоявления, соорудил в 1620 г. воспитанник острожских школ, знаменитый гетман Петр Конашевич Сагайдачный. Так получили свое начало в Киеве училище и монастырь, существующие доселе, из которых первое известно ныне под именем Киевской Духовной Академии, а последний - под именем Киево-братского училищного Богоявленского монастыря.

Киевское братство не завело у себя типографии, как делали другие большие братства, но типография в Киеве заведена была тогда Печерскою лаврою по воле настоятеля Елисея Плетенецкого, который купил для этого типографию, бывшую в Стрятине и остававшуюся праздною по смерти основателя ее Федора Юрьевича Балабана. Первая книга, вышедшая из Лаврской типографии в 1617 г., Часослов, была издана "тщанием и попечением" архимандрита Елисея Плетенецкого, как свидетельствует в предисловии архидиакон Захария Копыстенский, вероятно непосредственно трудившийся над изданием книги, и издана по просьбе правоверных, чтобы удовлетворять потребностям киевского училища и других. Этот Захария был будто бы сыном или родственником Перемышльского епископа Михаила Копыстенского и получил образование, вероятно, во Львове или Остроге. Другая книга, вышедшая из той же типографии в генваря 1619 г., была Анфологион, или избранная Минея на весь год. Ее предварительно исправили чрез сличение с греческим текстом игумен Киево-Михайловского монастыря Иов Борецкий, "учитель сый благочестия и достоверен в Божественных писаниях", и отчасти архидиакон Захария Копыстенский, "муж ревности презельныя в благочестии, словесен же и премудр в богословии и исповедании православныя веры", как сказано в предисловии к книге. А над печатанием ее потрудился известный уже нам типограф Памво Берында, перешедший сюда из Львова. Третья книга, напечатанная в Лаврской типографии в том же году, называлась "Книга о вере единой, святой, соборной, апостольской Церкве". Книга эта, слагающаяся из двух главных частей, из которых в первой говорится "о Пресвятей Троици и о иных артикулех веры", а во второй - "о образех (т. е. иконах), о Кресте... и о иных артикулех веры", составлена неизвестным в конце XVI или в самом начале XVII в., направлена против протестантов и в первый раз была издана в Вильне, по догадкам, в 1602 г. Теперь вновь издал ее в Киеве Захария Копыстенский, сделав в ней некоторые изменения, более или менее значительные, и дополнив ее статьями против латинян, каковы статья о чистилище и две статьи Максима Грека об исхождении Святого Духа. В 1618 г. напечатана была в Лаврской типографии небольшая книжка, имевшая более частный характер, под заглавием "Везерунк цнот (образец добродетелей) превелебнаго отца Елисея Плетенецкаго". Это панегирик в стихах достославному архимандриту, восхваляющий его род, ревность по вере, заслуги для Церкви и, между прочим, основание им типографии и написанный каким-то Александром Митурою, - не был ли это один из учителей киевской братской школы?

Недолго пришлось отцу Исаии Копинскому потрудиться для вновь устроявшегося Киево-братского училищного монастыря. В 1616 г. по просьбе иноков Межигорского монастыря и по настоятельным убеждениям печерского архимандрита Елисея Плетенецкого Исаия сделался игуменом межигорским. Вместе с тем он принял под свою власть и монастырь Густынский, который недавно (1614) основан был в имении князя Михаила Корибута Вишневецкого, под городом Прилукою, на острове Густыне межигорским иеросхимонахом Иоасафом по благословению межигорского игумена Афанасия и потому находился в подчинении Межигорскому монастырю. Густынская обитель была близка Исаии, потому что он по приглашению первого настоятеля ее Иоасафа приходил сюда из Киева при самом начале ее и принимал ближайшее участие в ее основании - в выборе для нее места, в заложении ее церкви, келий и других зданий; путешествовал вместе с Иоасафом к князю Михаилу Корибуту Вишневецкому и выпросил у него землю под обитель и на ее содержание. Теперь, управляя Межигорским монастырем сам непосредственно, Исаия назначал от себя и посылал для управления Густынским монастырем игуменов из своих межигорских иноков и, кроме того, основал неподалеку от Густынского монастыря новый монастырь, или скит, Подгорский Ладинский, так названный по имени веси Ладинской. В 1618 г. жена уже скончавшегося князя Михаила Корибута Вишневецкого Раина Могилянка пожаловала (11 генваря) отцу Исаии грамоту, в которой, называя его игуменом и "починателем" обоих прилуцких монастырей, Густынского и Подгорского Ладинского, утверждала за ними все земли, полученные ими от ее мужа, жертвовала им некоторые новые угодья и предоставляла Исаии иметь над обоими монастырями власть до его живота. А вскоре за тем (18 генваря) по просьбе отца Исаии княгиня позволила ему обратить Подгорский Ладинский монастырь в монастырь женский, с тем чтобы здесь игумениею была сестра Исаии инокиня Александра. И в тот же день подписала грамоту, которою поручала отцу Исаии основать новый мужской монастырь под Лубнами в лесу Мгарском, наделила этот будущий монастырь землями и угодьями и отдала его в пожизненное управление самого Исаии. Таким образом, православное монашество мало-помалу укреплялось и усиливалось не только в Киеве, но и в окрестных странах.

Все, что происходило в Киеве, что свидетельствовало о ненависти киевлян к унии и приверженности их к православию, очень огорчало униатского митрополита Рутского. И он, перебирая разные меры, как бы подчинить Киев своей духовной власти, составил в 1619 - 1620 гг. следующий проект: 1) необходимо иметь союз с Киевскими бискупом и воеводою и с ними обо всем сноситься. 2) Так как митрополит (униатский) сам не может жить в Киеве, получая там доходу не более тысячи злотых и не имея никакой мызы, то рукоположить бы в Киев епископа-суфрагана, который, живя в Киеве, заведовал бы униатскими попами в имениях латинских бискупов и помещиков и, вступая в близкие сношения с жителями, старался бы распространять между ними унию. 3) В помощь суфрагану содержать при святой Софии монастырь добрых униатов, людей благочестивых, ученых, и при монастыре училище. 4) Стараться занять этими униатскими монахами киевские монастыри Николаевский, Кирилловский, Златоверхий Михайловский и другие; одни из них могут быть заняты по смерти теперешних игуменов, а другие, особенно Златоверхий, на который у митрополита есть право, теперь же, пусть только киевский воевода спросит каждого игумена, по какому праву он управляет монастырем, и, кто не представит королевской привилегии, у того отнимет монастырь, а митрополит именем короля пусть предаст суду игуменов за такое незаконное владение монастырями.

5) Не может быть в Киеве ничего доброго для унии, если подвоеводою будет еретик или схизматик, как доселе показывал опыт, и потому нужно стараться об устранении этого неудобства. 6) Наибольшею помехою для унии в Киеве служит новое братство, основанное схизматиками три года тому назад, без привилегии от короля. Они имеют там свои сходки и совещания, следствием которых было то, что, во-первых, официал митрополита (Антоний Грекович) был утоплен, потом слуга, собиравший двойной сбор, был схвачен с деньгами, отведен в дикое поле и прикован к пушке, а теперь схвачен также униатский поп, который один только был здесь, и неизвестно куда запрятан. Трудно думать о чем-либо добром, если это братство не будет уничтожено; уничтожить же его можно как властию воеводы, так и позывом в задворный королевский суд.

Но между тем как Рутский устроил планы утвердить унию в Киеве, там нежданно совершилось событие, которое породило новые и важнейшие препятствия не только к осуществлению этих планов, но и вообще к дальнейшему распространению унии. В Киев прибыл Иерусалимский патриарх Феофан и дал православным и православного митрополита и других православных владык, которых они уже около 25 лет не имели. Наступал новый период борьбы православия с униею в Западнорусском крае.