Данилевский Н.Я., Россия и Европа. Глава XVII. Продолжение

Однако во времена того полунезависимого существования, которым пользовалась Чехия до включения ее в состав наследственных земель Габсбургского дома, - полунезависимого, потому что она все-таки была включена в состав враждебной Славянству Германской империи, - обнаружились замечательные ростки культуры, которые принесли бы и плод свой, будучи воспитаны на религиозной и глубоко народной почве гуситства, если бы весь этот героический порыв к славянской самостоятельности не был потушен в славянской крови, не был задавлен соединенною силою латинства и германства.

Мы можем поэтому сосредоточить все наше внимание на России как на единственном независимом славянском государстве. Строение государства, сказали мы, есть первая историческая деятельность народа, выведенного обстоятельствами из этнографического быта, и должно быть доведено до известной степени, прежде чем начинается собственно так называемая культурная деятельность. Очевидно, что затрата сил должна быть пропорциональна трудности задачи; а трудность государственной задачи, выпавшей на долю русского народа, была такова, что нечего удивляться, что она длилась тысячу лет, поглощая все силы народные, когда несравненно легчайшая задача западных народов потребовала для своего совершения такого же времени. Я упоминал уже об особенного рода препятствиях, которые представляла русская государственная область для установления и утверждения на ней государственного строя жизни, препятствиях, заключавшихся главнейше в том, что ее обширные леса и степи давали возможность редкому населению, жившему еще этнографическими формами быта, уклоняться от тягостей, налагаемых государством, ускользать от них без активного сопротивления.

Такая область, выпав на долю населения, уже прежде привыкшего к жизни в государстве, обладавшего уже значительною степенью образованности (как это случилось в Соединенных, Штатах Америки), область, при совершенной безопасности извне, не требовавшая сильной сплоченности, сосредоточенности государственного тела, направляла деятельность народную на борьбу с внешнею природою, на приобретение богатства, цену которого население уже понимало; и это придало американской культуре характер преимущественно технический, промышленный. В России, напротив того, при опасности от внешних врагов, угрожавших со всех сторон - вначале преимущественно с востока, а потом с запада, - недостаток государственной сосредоточенности, при которой только и было возможно напряжение всех сил народных для отпора врагов, неминуемо повлек бы за собою невозвртимую утрату народной независимости. Отсюда вытекла необходимость напряженной государственно-политической деятельности при возможно сильном, то есть самодержавном и единодержавном, правлении, которое своею неограниченною волею направляло бы и устремляло частную деятельность к общим целям подобно тому, как условия американской жизни вели к деятельности технической при возможно слабом федеративно-демократическом правлении. В обоих случаях деятельность научная и художественная должны были отступить на задний план; для них не наступило еще время.

Эта напряженная государственная деятельность времен Московского государства еще усилилась Петровскою реформою, существенный характер которой был чисто политическо-государственный, а вовсе не культурный. В сущности, все было принесено в жертву государству, как оно и необходимо было по потребностям времени. Как по этой причине,, так и по совершенно напрасной и вредной переделке русской жизни на иностранный лад должно признать, что реформа сама по себе была скорее препятствием, чем содействием истинному культурному развитию, условия для которого были бы благоприятнее, если бы самобытные русские культурные силы только возбуждались постепенным знакомством с европейскою наукою и европейским искусством. Но это выкупается тем, что преобразование, утвердив политическое могущество России, спасло главное условие народной жизни - политическую самостоятельность государства. Со времени Петра, по весьма справедливо принятому у нас выражению, весь народ был запряжен в государственное тягло: дворянство непосредственно, а прочие сословия посредственно: купечество по фискальному характеру, приданному промышленности, крестьянство же закрепощением его государству или дворянству.

Необходимость такого закрепощения всех сил народных исключительно политическим целям обусловливалась тем, что европейские государства, с которыми Россия должна была volens nolens вступить в тесные политические отношения в течение жизни своей, успели уже густо заселиться, прийти к стройному порядку и накопить много научных и промышленных результатов. Армии, не превосходившие в течение средних веков немногих десятков тысяч, со времени Людовика XIV стали уже считаться сотнями тысяч воинов, весьма разнообразно вооруженных, с дорогостоящим оружием, приготовление которого требовало уже значительного технического развития страны. Еще в большей мере относится сказанное к флоту.

В этом отношении Америка, с которою нередко сравнивают Россию, составляет с ней, как уже было замечено, полнейшую противоположность. Не имея врагов вокруг себя, она могла экономизировать все то, чего стоило другим охранение политической самобытности. Если взять в соображение лишь то, что должна была истратить Россия на свое вооружение со времени европейского замирения Венским конгрессом, то одно это составит уже миллиарды, которые Россия, подобно Америке, могла бы употребить на свою сеть железных дорог, на торговый флот и всякого рода технические усовершенствования промышленности и земледелия. Последнее междоусобие потребовало и от американского народа сильного напряжения для сохранения своего единства, а следовательно, могущества и действительной независимости. Это напряжение стоило в финансовом отношении несколько миллиардов и около полумиллиона человеческих жизней. Если бы в Америке было постоянное войско на службе центрального правительства, то, конечно, возмущение было бы подавлено в самом начале несравненно легче и быстрее, но в общей сложности правильная военная организация все-таки обошлась бы Америке дороже, чем выказанное ею единовременное усилие, которое притом пришлось делать уже тогда, когда долговременная экономия сил страны, не тратившихся на потребности государственной обороны, уже скопила огромные богатства, не могшие бы без этого в таком количестве образоваться. Если бы, однако же, Америка находилась в положении Европы, то делать такие чрезвычайные усилия приходилось бы слишком часто, и американская система обошлась бы дороже европейской и даже просто-напросто была бы невозможна.

Европейские государства занимают в этом отношении среднее положение между Америкою и Россией. Каждое из них хотя и было сначала окружено другими государствами, от которых должно было обороняться, но эти государства, вместе возникнув, параллельно и совместно росли и развивались, и потому ни одно из них не могло в значительной степени превзойти другие плотностью населения, скоплением промышленных средств, техническою и военною образованностью, а следовательно, ни одно не было принуждено направлять в одну сторону все развитие сил своих, дабы не отстать от своих соперников. От деятельности государственно-политической, не имевшей надобности достигать крайнего предела своей напряженности, оставалось посему довольно свободных сил, могших получать применение на других поприщах деятельности.

Для уяснения того, каким образом напряженная государственная деятельность русского народа могла и должна была препятствовать его культурному развитию, проследим, какими путями общий характер народной деятельности, обусловленный силою обстоятельств, влияет на частную деятельность. Самое грубое и, может быть, наименее действительное в этом отношении средство составляет непосредственное принуждение правительственною властью. Не говоря о том времени, когда каждый должен был служить всю свою жизнь, вспомним, давно ли прошло время, когда дурно смотрели на каждого неслужащего из того сословия, которое по своим средствам и положению одно только и могло заниматься светским, не материальным трудом?

Обратим внимание далее на более действительное, положительное средство тех привилегий и выгод, которые представляла всякому молодому человеку государственная служба. Людей со столь сильным природным влечением к определенному призванию, что оно могло бы пересилить это привлекательное влияние выгодности, всегда и везде бывает так мало, что в общем ходе дел человеческих на них возлагать все надежды трудно.

Но и этого мало: сообразно с государственными целями и характер образования в учрежденных правительством воспитательных заведениях состоял в приготовлении молодых людей и даже детей к известной отрасли государственной службы. Очевидно, что при таком порядке вещей должен был образоваться у родителей известный идеал для будущей карьеры их детей, к которому они и приготовляли их с малолетства и, что еще гораздо важнее, сообщали им, так сказать с пеленок, то же воззрение на жизнь и ее требования.

Такое влияние общественной среды не может не действовать, думаем мы, на самый характер умственных и нравственных влечений, на свойство способностей еще совершенно особенными, чисто физиологическими путями. Совершенно непонятным, таинственным для нас способом передаются от родителей детям их физические свойства: физиологические черты, некоторые болезненные расположения, умственные и душевные качества. Весьма было бы странно, если бы не передавались таким же образом и постоянные душевные настроения. Только приняв эту последнюю передачу, можно объяснить себе так называемые золотые века литературы, искусств и наук. Во второй половине XV и XVI веков живопись составляет главный интерес итальянской жизни; она доставляет почет, славу, богатство; все мало-мальски образованные классы народа восхищаются произведениями этого искусства, думают, говорят о них; общественные симпатии направляются в эту сторону. Не вероятно ли, что те особые сочетания элементов физической организации, которые производят в своем результате то, что мы называем художническою натурою, получают вследствие этого гораздо более шансов осуществиться? С другой стороны, тот идеал деятельности, который носился с детских лет перед итальянцами, содействовал развитию таких натур.

Ко всем этим причинам, по которым деятельность частных лиц сообразуется с настроением общественной среды, в которой она действует, - вследствие чего деятельность русских людей должна была получить государственно-политический характер, - мы должны прибавить для объяснения слабости результатов в отношении чисто культурном тот факт, что народное образование не успело еще проникнуть в народные массы. Образование, кроме общего полезного действия на развитие уровня народных способностей, необходимых, так сказать, для жизненного обихода, дает возможность натурам особенно даровитым, рассеянным, без сомнения, по всем слоям общества, сознать свои духовные силы и выйти на простор из узкой доли, отмежеванной им судьбою. Наконец, научная и художественная деятельность может быть только плодом досуга, избытка, излишка сил, остающихся свободными от насущного исторического труда. Много ли их могло оставаться у русских и других славян?

Все эти соображения дают, кажется мне, вполне удовлетворительный ответ, почему не могли до сих пор Россия и прочие славянские страны занять видные места в чисто культурной деятельности, хотя бы те способности, которыми они одарены природою, представляли им к этому полную возможность. Но задатки этих способностей, тех духовных сил, которые необходимы для блистательной деятельности на поприще наук и искусств, бесспорно, представлены уже и теперь славянскими народами, при всех неблагоприятствовавших тому условиях их жизни; и мы вправе, следовательно, ожидать, что с переменою этих условий разовьются и они в роскошные цветы и плоды.

В самом деле, не представили ли уже разные славянские народы громкие имена в разных отраслях науки: Коперника, Рокитанского, Пуркинье, Шафарика, Остроградского, Пирогова[+18]? Но примеры всех цивилизаций показывают, что не только культурная деятельность наступала после более или менее успешного решения политическо-государственной задачи, но что и в ней широкое развитие науки всегда было последним плодом, что искусство предшествовало науке. Сообразно с этим и в славянской культуре задатки самобытного художественного развития гораздо обильнее задатков самобытного научного развития.

Привыкнув презрительно смотреть на все русское, мы не замечаем, что в некоторых отраслях изящной словесности мы представили образцы, которые могут равняться с высшими произведениями европейских литератур. Мы смело можем утверждать это о русской комедии, басне и лирике. Углубляться в сравнительное критическое исследование русской литературы и русского искусства мы не хотим и не можем по выше приведенным уже причинам; но, чтобы не оставить сказанного нами в виде голословного, совершенно бездоказательного утверждения, представлю, по крайней мере, несколько примеров.

Чтобы найти произведение, которое могло бы стать наряду с "Мертвыми душами", должно подняться до "Дон Кихота". Внешнею целью Гоголя было представить в комическом виде злоупотребления и плутовство чиновничества губернского мира и грубость помещичьего быта, так же точно, как внешнею целью Сервантеса - осмеять странствующее рыцарство. Но у обоих художников глубина их поэтической концепции захватила несравненно дальше их прямой, непосредственной цели, по всем вероятиям, совершенно бессознательно для них самих. Дон Кихот вышел живым олицетворением до героизма возвышающихся, благороднейших душевных качеств, которым недостает поприща для плодотворной, нормальной деятельности по причине бедности содержания испанской жизни. Еще век тому назад испанский героизм мог проявляться в блистательной деятельности конквистадоров; во времена же Сервантеса испанскому герою не было практического выхода, ему оставалась только область фантазии. И наш Чичиков есть своего рода герой, но - сообразно привитому нам характером века воззрению - герой практической жизни, умный, твёрдый, изворотливый, неунывающий, Улисс[+19] своего рода, только, с одной стороны, лишенный всякой идеальности стремлений, - ибо откуда им взяться в жизни, отрешенной от своих начал и, однако же, не усвоившей чужих (так как это последнее невозможно), -с другой же, не могущий направить своей деятельности на что-либо действительно практически полезное, также по бедности содержания русской жизни, по ее узкости, стесненности, недостатку простора. Людям с практическим складом ума приходилось обращаться к целям чисто личным, грубо-эгоистическим, к хитросплетениям плутовства, и притом плутовства, имевшего связь и соотношение к учреждениям государственным, которые проникали собою всю русскую жизнь. Если характер героя русской трагикомической поэмы не привлекает наши человеческие чувства, как герой испанский, то зато мы лучше понимаем причину извращения его природы общественною средою, тогда как сумасбродство Дон Кихота представляется лишь случайным результатом его болезненной фантазии, разгоряченной чтением нелепых романов. Сообразно этому вся обстановка "Мертвых душ" несравненно выше обстановки Дон Кихота, в котором всего только и есть что два характера - самого ламанчского героя и его наперсника Санхо.

"Старосветские помещики" и "Шинель" Гоголя представляют высшие образцы истинного юмора, которым невольно внушается нам искреннее, глубокое сочувствие к самым мелким, ничтожным, комическим личностям, подмеченными в них чертами истинной человечности.

"Борис Годунов" Пушкина, хотя и не драма в строгом смысле этого слова, а драматизированная по форме эпопея, есть совершеннейшее в своем роде произведение после драматических хроник Шекспира. По красоте формы, совершенству исполнения, художественности воспроизведения действительности с ним не могут равняться ни "Валленштейн", ни "Вильгельм Телль" Шиллера, принадлежащие к этому же разряду поэтических произведений.

Русская литература представляет пример и другого высокого эпического произведения, это "Война и мир" графа Л. Толстого. В нем исторический фон картины не служит только сценою для развития интриги романа, а, напротив того, как в настоящей эпопее, события и выразившиеся в них силы и особенности народного духа составляют главное содержание произведения, содержание, в котором сосредоточен весь его интерес, откуда разливается весь свет, освещающий картину, и с этими событиями, как и в действительной жизни, переплетаются судьбы частных лиц. "Война и мир" есть эпическое воспроизведение борьбы России с Наполеоном. Научные гипотезы автора, рефлективная сторона его произведения[+20], конечно, несколько портят творческую, художественную его сторону, но не столько ошибочностью воззрений или, точнее, преувеличенностью их, сколько своею неуместностью. Недостаток этот далеко не имеет, однако же, того значения, которое приписали ему большинство наших критиков, потому что все эти места легко отпадают, как нечто внешнее, постороннее художественному настроению величавой поэмы. Произведение графа Л. Толстого и колоссальный успех его принадлежат к знаменительнейшим признакам времени, ибо они доказывают, что мы способны еще к эпическому пониманию нашего прошедшего, что оно способно восторгать нас, что мы, в сущности, лучше, чем мы кажемся. Пусть укажут нам на подобное произведение в любой европейской литературе!

Образцов истинной драмы не представляет, правда, русская словесность, но много ли их во всех европейских литературах?

Собственно говоря, после Шекспира не было ни одного истинного драматурга, по крайней мере, у тех народов, литература которых общеизвестна; ибо и, Шиллер, занимающий, по мнению лучших критиков, первое место после Шекспира, не произвел ничего, могущего удовлетворить тем требованиям, которые мы вправе предъявить драме. Так, даже лучшие из его драм, "Вильгельм Телль" и "Валленштейн", не заключают в себе настоящего драматического элемента.

В области других искусств мы можем указать, по крайней мере, на одну картину, которая стоит наряду с высшими произведениями творчества и если не пользуется у нас достойною ее славою, то, естественно, по нашему неумению ценить своего, по привычке все мерить на чужой аршин, по отсутствию в картине эффектности, господствующего в Европе жанра, по глубине ее содержания, потому что главное достоинство ее заключается в том, что мы можем назвать душой произведения. Только истинно самобытные русские люди, как Гоголь и Хомяков, поняли и отдали справедливость "Явлению Христа народу" Иванова. Если так называемая композиция, то есть выражение глубокой идеи посредством образов, составляет одно из главнейших и даже, может быть, главнейшее достоинство художественного произведения, то картина эта есть, в полном смысле этого слова, произведение первоклассное.

Задача художника состояла в изображении того разнообразного впечатления, которое должна была произвести на мир идея христианства при первом своем появлении; впечатления, которое, как в зерне, заключало бы то влияние, которое она произвела при дальнейшем своем развитии удовлетворением высших духовных потребностей и возбуждением против себя страстей и интересов. Одним словом, по замыслу художника картина его должна была служить фронтисписом, увертюрою великого начинавшегося действия. Такая задача должна была воплотить в телесных образах высшие проявления духа без помощи аллегории, без помощи сверхъестественного; и потому художник не имел в своем распоряжении тех средств, которые доставляют атрибуты, усвояемые нашею фантазией надземному миру. На почве и средствами самой строгой действительности должна была быть представлена самая идеальная духовность. Такую трудную задачу едва ли когда-нибудь задавал себе художник. Неудивительно, что на решение ее употреблено столько лет; зато и вышло оно изумительно глубокое и вместе поразительно ясное, так что по картине читаешь мысль художника, как по книге.

Во-первых, надо было выразить, что это есть первое явление Христа на поприще исторической деятельности. Никому еще не известный, Он сам по себе не мог произвести впечатления на неподготовленную массу одним своим появлением; Он еще погружен в самого себя, ибо не перешагнул границы внутренней деятельности, которою подготовлял себя к своему высокому служению. Поэтому и сделал художник из фигуры Спасителя только идеальный центр картины, находящийся вне ее движения. Дабы узнать Его и указать народу, необходим истолкователь, одаренный духом пророчества, предвидения, и в Иоанне Крестителе представлен нам истинный тип сурового и пламенного пророка-пустынника, в духе Илии. По верности и силе выражения нельзя ничего вообразить реальнее и типичнее этой фигуры, составляющей действительный, всем двигающий, повелевающий центр композиции. Если Рафаэлем создан тип Святой Девы, то за Ивановым останется слава создания типа Предтечи. Духом он узнал Спасителя мира в образе медленно и спокойно приближавшегося по горе человека и вдохновенным взором, восторженным движением рук и всего тела передает провиденное и постигнутое духом народу, который не сам по себе, а через него обращается к Христу, к чему-то великому, имеющему исполнить судьбы его; обращается с теми разнообразными побуждениями, ожиданиями и опасениями, которые волновали его. Эти различные восприятия великой идеи, осуществлением которой был Христос, сгруппированы в трех отделах, на которые распадается вся масса лиц картины. За Иоанном, влево от зрителя, соединены ученики его и будущие ученики Христа, которые примут учение Его в духе истины, в его настоящем глубоком смысле. Справа спускается с горы толпа равнодушных и враждебных, привлеченных из Иерусалима распространившеюся молвою о подвигах пустынножителя. Среди этой толпы едут римские всадники, люди из другого мира, до которых все происходившее, по-видимому, вовсе не касалось или касалось как предмет административного, полицейского наблюдения, до которых и влияние этих событий должно было после достигнуть. В средине группа только что вышедшего из воды еврея с молодым сыном, не успевшим еще одеться, олицетворяет мысль, ставшую в среднее отношение к Спасителю, между его истинными последователями и его врагами. Это представители тех, которые будут кричать: "Осанна"[+21] - и через несколько дней равнодушно смотреть на крестную смерть; тех, которые ожидали от Мессии политического могущества и всех земных благ. Это грубое, корыстное восприятие Христова учения выражено с необыкновенною ясностью на лице еврея, радующегося грубою, земною радостью. Еще равнодушнее мальчик, сын его; в нем заметно простое, безучастное любопытство, и между тем как занято его внимание, тело как бы содрогается от ощущения свежести только что окончившегося купания. Подобною же животною радостью улыбается и раб, который в глубоком своем унижении еще не в состоянии понять и оценить духовного значения христианства, а только инстинктивно чувствует предстоящее улучшение и своей жалкой участи.

Это распределение фигур на три группы соответствует, следовательно, трем главным видам, под которыми было впоследствии воспринято учение Христово. Однако же оно не составляет чего-либо искусственно придуманного, так сказать, фортеля для уяснения зрителям мысли художника, а вытекает самым естественным образом из содержания сюжета. В самом деле, алкавшие истины должны были прежде всего явиться на призыв к покаянию, исходившему из пустыни; и вот они уже успели принять крещение Иоанново, остались слушать учение его, сделались спутниками пророка. Ближе всего к нему другой Иоанн, который, следуя указанию взора и движения рук Предтечи, устремляется духом к появившемуся на горизонте духовному Солнцу, и тело его невольно следует полету духа. Те, которых влекли к Иоанну не жажда духовная, а земные обетования, должны были явиться на зов после передовых деятелей обновления. Поэтому они только что окрестились, только что вышли из воды в момент, представленный картиною. После всех должны были явиться враждебные силы Иерусалима, чтобы взглянуть, чем это волнуется народ, откуда смятение, и сообразно этому они и представлены только что идущими к Иордану. На лицах написано недоверие, гордое презрение и враждебное чувство к могущему нарушить их влияние и силу.

Такова концепция картины, сосредоточивающей в себе, как в фокусе, весь этот ряд впечатлений и проистекших из них впоследствии событий. О частностях картины - об удивительном ландшафте, о жарком, степном, пыльном воздухе, о свежести, разлитой над Иорданом, о красоте, правильности, жизненности, рельефности фигур - я не стану говорить, как о предметах, не составляющих художественной специальности нашего великого мастера. Я так распространился о картине Иванова потому, что, по моему мнению, в ней яснее, чем где-либо, выразились особенности русского эстетического взгляда.

В скульптуре имеем мы также одно выходящее из ряда художественное произведение - это группа "Преображения" Пименова для Исаакиевского собора, где ее портит, однако же, позолота. Я обращу внимание лишь на удивительную для скульптурных фигур позу Илии и Моисея, представленных летящими. Так как, конечно, они ведь должны же на чем-нибудь держаться, то точку опоры их составляют складки ниспадающей одежды. И здесь придется сделать то же замечание, что и о распределении фигур на три группы в картине Иванова. Летящие фигуры поддерживаются отвисшею одеждою; но если бы этого не требовала техническая необходимость, если бы фигуры могли сами собою держаться на воздухе, то одежда должна бы была все-таки спускаться точно такими же складками по законам тяжести и свойствам материи. Одежда не составляет подставки, а исполняет эту роль как бы случайно, между прочим. Рифма есть, но стих не для рифмы написан; если бы и не требовалось созвучного окончания, то же слово должно бы быть употреблено, как самое меткое, выразительнее всего, прямее и лучше передающее смысл. Я обратил внимание на эту побежденную техническую трудность как на свидетельство того строгого исполнения требований естественности и реальности, которое составляет одну из отличительных черт русского искусства, так же как русской поэзии.

Знатоки музыки видят ту же ясность мысли, художественность и законченность, соединенные с оригинальностью и богатством мелодии, в музыкальных произведениях Глинки.

Прочие славянские народы, давно уже не пользующиеся политическою самостоятельностью, не представляют, правда, чего-либо выходящего из ряда вон в области искусства и литературы. Одни поляки имеют еще первоклассного поэта в Мицкевиче, в произведениях которого отражается как оригинальность и высокий лиризм личности поэта, так и ничтожность и, так сказать, карикатурность жизни и быта польского общества, как они представлены в "Пане Тадеуше", в котором поэт вовсе не имел намерения представить сатиры на своих соотечественников, а, напротив того, относился с полным сочувствием к изображаемому им быту. Но зато те из славян, которые находятся или, по крайней мере, недавно еще находились, на непосредственной ступени развития, как воинственные сербы, представляют замечательные образцы чисто народного творчества, не соединенные еще в целое части народной эпопеи.

Итак, мы видим, что славянский культурный тип представил уже достаточно задатков художественного, а в меньшей степени и научного развития, по которым мы можем, во всяком случае, заключить о его способности достигнуть и в этом отношении значительной степени развития, и что только относительная молодость племени, устремление всех сил его на другие, более насущные стороны деятельности, которые их поглощали, не дали славянам возможности приобрести до сих пор культурного значения в тесном смысле этого слова. Это не должно и не может приводить нас в смущение, ибо указывает на правильность хода развития.

Пока не расчищено место, не углублен в почву крепкий фундамент, нельзя и не должно думать о возведении прочного здания; можно лишь строить временные жилища, от которых мы вправе ожидать и требовать только того, чтобы они в некоторых частях обнаружили дарования строителя. Фундамент этот - политическая независимость племени, и, следовательно, к достижению его должны быть направлены все славянские силы. Это необходимо в двояком отношении: во-первых, потому, что без сознания племенной цельности и единства, в противоположность прочим племенам, и не только без сознания, но и без практического его осуществления (которое одно только и в состоянии низвести это сознание в общее понимание народных масс), невозможна самобытность культуры, то есть, собственно говоря, невозможна сама культура, которая и имени этого не заслуживает, если не самобытна. Во-вторых, потому, что без плодотворного взаимодействия сродных между собою, освобожденных от чуждой власти и влияния народных единиц, на которые разделяется племя, невозможно разнообразие и богатство культуры. Некоторый образец этого оплодотворяющего влияния видим мы уже на том взаимодействии, которое имели друг на друга великорусский и малорусский духовные склады.

В отношении к славянам это необходимое предварительное достижение политической независимости имеет в культурном, как и во всех прочих отношениях, еще ту особенную важность, что сама борьба с германо-романским миром, без которой невозможна славянская независимость, должна послужить лекарством для искоренения той язвы подражательности и рабского отношения к Западу, которая въелась в славянское тело и душу путем некоторых неблагоприятных условий их исторического развития. Только теперь наступает исторический момент для начала этого культурного развития; ибо только с освобождением крестьян положено начало периоду культурной жизни России, закончившей этим государственный период своей жизни, существенное содержание которого (заметили мы выше) заключается именно в ведении народа от племенной воли к гражданской свободе путем политической дисциплины. Но прежде как условие sine qua non успеха, ей, сильной и могучей, предстоит трудное дело - освободить своих соплеменников и в этой борьбе закалить себя и их в духе самобытности и всеславянского самосознания.

Итак, на основании анализа существеннейших общих результатов деятельности предшествовавших культурно-исторических типов и сравнения их частью с высказавшимися уже особенностями славянского мира, -частью же с теми задатками, которые лежат в славянской природе, можем мы питать основательную надежду, что славянский культурно-исторический тип в первый раз представит синтезис всех сторон культурной деятельности в обширном значении этого слова, сторон, которые разрабатывались его предшественниками на историческом поприще в отдельности или в весьма не полном соединении. Мы можем надеяться, что славянский тип будет первым полным четырехосновным культурно-историческим типом. Особенно оригинальною чертою его должно быть в первый раз имеющее осуществиться удовлетворительное решение общественно-экономической задачи. Какое взаимное отношение займут в нем три прочие стороны культурной деятельности, которая из них сообщит ему преобладающую окраску, не будут ли они преемственно занимать эту главную роль? Какой, наконец, качественный характер примет собственно культурная деятельность, до сих пор наименее других сторон деятельности успевшая определиться, - этого, конечно, предвидеть невозможно.

Осуществится ли эта надежда, зависит вполне от воспитательного влияния готовящихся событий, разумеемых под общим именем восточного вопроса, который составляет узел и жизненный центр будущих судеб Славянства!

Главный поток всемирной истории начинается двумя источниками на берегах древнего Нила. Один, небесный, божественный, через Иерусалим, Царьград, достигает в невозмущенной чистоте до Киева и Москвы; другой - земной, человеческий, в свою очередь дробящийся на два главные русла: культуры и политики, течет мимо Афин, Александрии, Рима в страны Европы, временно иссякая, но опять обогащаясь новыми, все более и более обильными водами. На Русской земле пробивается новый ключ справедливо обеспечивающего народные массы общественно-экономического устройства. На обширных равнинах Славянства должны слиться все эти потоки в один обширный водоем:

И верю я: тот час настанет,
Река свой край перебежит,
На небо голубое взглянет
И небо все в себе вместит.
Смотрите, как широко воды
Зеленым долом разлились,
Как к брегу чуждые народы
С духовной жаждой собрались![+22]

Конец

Комментарии

[+1] Марафонское поле (близ древнего селения Марафон в Греции), на котором в 490 г. до н, э. произошло сражение между персидскими войсками и греческими объединенными силами, по преимуществу состоящими из афинян (см. ком. 38 к гл. V).

[+2] Аргос и Виотия (Беотия) — области материковой Греции.

[+3] Коринфский перешеек — соединяет материковую Грецию с п-вом Пелопоннес.

[+4] Зороастр, Зоротустра (правильно: Заратуштра) — древне-иранский пророк, создатель религии зороастризма.

[+5] Гесиодова «Теогония» — Гесиод (VIII-VII в. до н. э.), древнегреческий поэт, известен поэмами «Теогония» («Происхождение богов») и «Труды и дни».

[+6] Четь-Минея (Четьи-Минеи) — сборники жизнеописаний святых, поучений, молитв, богослужебных песен, памятных дней.

[+7] Эпикур (341-270 до н. э.), греческий философ-материалист, продолжатель атомистической философии Демокрита. Известен концепцией образа жизни «по норме и мере»» (эпикуреизм), которая фальсифицировалась церковью как оправдание распущенности, свободы плотских удовольствий.

[+8] «...во время Подибрада...» — Подибрад (Подебрад) Иржи (1420-1471), король Чехии; его политика, направленная на создание сильного централизованного государства, вызвала враждебное отношение со стороны папства. Подебрад — автор проекта создания межгосударственного объединения с целью ограничения власти католической церкви.

[+9] Розенгейм Михаил Павлович (1820-1887), генерал-майор, поэт, фельетонист.

[+10] «...прикреплением крестьян к земле и казацкой вольницы» — Прикрепление крестьян к земле и передача их в собственность помещиков (бояр и дворян) начинается в России еще в XV веке; с отменой в 1580 г. Юрьева дня (26 октября) — определенной даты осуществления своего права перехода к другому покровителю — связывается установление крепостного права как такового, когда крестьянин становится собственностью помещика. Казачество — военное сословие, состоящее из вольных людей, вооруженных и организованных как военная сила земледельцев. Казачество вербовалось в основном за счет беглых крепостных, уходящих на окраины страны (Дон, Урал, Терек, Кубань, Нижний Днепр, Нижняя Волга), где они вынуждены были противостоять приграничным народам. Примерно с XVII в. царское правительство использует казаков в своих военных целях, включая в состав регулярной армии, и постепенно ограничивает их вольницу (автономность военно-хозяйственного быта, территориальной администрации, суда и т. д.).

[+11] Разин Степан Тимофеевич (ок. 1630 — казнен в 1671), организатор и вождь Крестьянской войны 1670-1671 гг.

[+12] Пугачевский бунт — Пугачев Емельян Иванович (1744-1775), руководитель Крестьянской войны 1773-1775 гг., донской казак, объявил себя императором Петром Ш, будто бы избежавшим смерти.

[+13] «...в знаменитую ночь 4 августа...» — 4 августа 1789 г. революционное Национальное (Учредительное) собрание Франции приняло декрет об отмене феодальных повинностей и сословных привилегий, а 26 августа — «Декларацию прав человека и гражданина».

[+14] Ростовцев Яков Иванович (1803-1860), генерал-адъютант, в молодости входил в Северное общество декабристов, по мотивам чести сообщил правительству о готовящемся восстании, впоследствии член Государственного совета, участвовал в подготовке законопроекта об отмене крепостного права.

[+15] Дидерот (Дидро), Гельвеции, Гольбах, Ламетри — французские материалисты, энциклопедисты. Мирабо Оноре Габриель Рикетт (1749-1791), граф, вождь либеральной буржуазии во Французской революции.

[+16] Данилевский ошибается, утверждая, что слова «община» и «общинный» (в переводе на фр. commune, откуда происходит communisme — коммунизм) имеют только этимологическое сходство со значениями на других языках. В действительности, общинная организация (сельская община) содержит ряд коммунистических принципов: общее владение (с подушным распределением и переделами) земли, коллективный труд (запашка, сенокос, лесозаготовки, рыболовство и т. д.) и мирское (демократическое) управление — сход.

[+17] «...перевод Библии на готский язык Ульфилою...» — Ульфила (Вильфила) (ок. 311-383), вестготский вождь, церковный деятель, епископ готов, сторонник арианства. Ему приписываются создание готского алфавита и перевод Библии.

[+18] «...громкие имена в разных отраслях науки...» — Рокитанский Карл (1804-1878), австрийский врач-патолог, профессор Венского университета, член Венской и Парижской Академий Наук; Пуркинье (Пуркине) Ян Эвангелиста (1787-1869), физиолог, анатом, профессор Пражского университета, Шафарик (Шафаржик) Павел Иосеф (1795-1861), филолог и историк, виднейший деятель чешского и словацкого национального движения; Остроградский Михаил Васильевич (1810-1881), хирург и анатом, профессор Дерптского (Тартуского) университета, Петербургской медико-хирургической академии; Пирогов Николай Иванович (1810-1881), русский хирург, анатом, профессор, академик.

[+19] Улисс (Одиссей) — персонаж древнегреческого эпоса («Одиссея» Гомера).

[+20] «Научные гипотезы автора, рефлективная сторона его произведения...» — Данилевский не согласен с религиозно-философской, в том числе историко-социологической, концепцией «Войны и мира». Не принимает он также самовыражения Л. Н. Толстого через психологию героев романа.

[+21] «Осанна» — молитвенный возглас, восторженное восхваление.

[+22] Отрывок из стихотворения А. С. Хомякова «Ключ» (см.: Хомяков А. С. Стихотворения и драмы. Л., 1969. С. 104) и заключительный абзац книги «Россия и Европа» содержат одну и ту же мысль о двух потоках всемирной истории и их слиянии в один посредством решения Восточного вопроса, т. е. снятия противостояния Германо-Романского мира и Славянства. На два потока истории указал Хомяков в «Записках по Всемирной истории» («Семирамида»), где происхождение европейских народов выводится из двух источников и в дальнейшем рассматривается как развитие двух направлений, различающихся по духу, по сущности. Одно — иранское, другое — кушитское. Оба прослеживаются от библейских времен. Народы иранского склада обладали высокой духовностью, нравственной чистотой, внутренней свободой, понимаемой как смысл жизни. Таковы древние греки, византийцы, славяне. Кушитское начало было определяющим в жизни римлян и их наследников — германцев, которые подчинялись внешней вещественной необходимости, формальному закону. Они следовали земным целям, не зная религии как богопознания. Отсюда в судьбах народов особое значение придается вероисповедному различию между православием (правильная вера — ортодоксия) и католицизмом, формой христианства, искаженной участием в мирской борьбе. Отсюда также выводится историческая миссия славян — одухотворить ущербный мир кушитства, чтобы «чуждые народы» собрались у «брега» духовности. Данилевский имеет в виду другую форму разрешения Восточного вопроса, а именно: слияние двух потоков истории в один, но, разумеется, без смешения культурно-исторических типов, которые сохранят свою имманентность и самоцельность.

Примечания

[*1] требования, пожелания (лат.). - Сост.

[*2] чудовище, урод (лат.). - Сост.