Игнатий (Брянчанинов), свт. Письма к мирянам. Письмо 17.

17.

Получил ваше письмо — и известилось моему грешному сердцу немедленно отвечать на него.

Экстраординарного ничего с вами не случилось. Уж никто так не смирит наставника, как наставляемые им! Это общая участь. Следовательно вам нечего ни удивляться тому, что было, ни смущаться им. Значит: вы—с душевной пользой! И нынешнее письмецо ваше, какое-то причесанное, как головка у мужичка после баньки,—такое смирненькое!

Прошлого письма вашего я испугался. Такое умное! такое многомысленное, высокое, пышное!—Как бы целый гвардейский корпус парадировал на Царицыном лугу!—Я и не смел от-

461

вечать. Как ни прочитаю,—возьмет ужас, и не отвечается. Степан принуждал-принуждал меня, как на пашне пахарь принуждает тощую клячонку тащить соху, — твердил, покою не давал: «что ж вы N. не отвечаете!» — Нет, как нет! Не ответилось! И у кляченок, видно, свой поров бывает.

О следующем не хотел было я вам писать... да уж зачал писать, так нечего делать, заодно напишу. Покаяние, которого, как вы описывали в прошлом письме, вы сподобились коснуться—было только самообольстительное мечтание. Думали, да думали, да наслушались, да умны, да не смиренны: в головушве-то и возмечталось, выстроился в ней волшебный замов. А всей беде я причина: читал вам кое-что не под силу и тем сбил вас с толку «От плод их познаете их»; сказал Господь. Какой был плод этого состояния, которое душа сочинила сама себе, которым польстила сама себе? Этот плод был напыщенность, одна пустая, во всем смысле слова пустая напыщенность, выведшая вас из обыкновенного вашего состояния! Писали вы к великому старцу; — и тот, как живущий на небеси, не разобрал, что вы пишете про болвана, отвечал вам про Ивана, утвердил вас пребывать в вашем мечтательном покаянии, полагая, что в вас действует видение покаяния, как в нем — то видение, которое дивная благодать Божия, даруемая инокам уже преуспевшим в безмолвии. Христианам, живущим посреди мира, не должно касаться возвышенных иноческих деланий, особливо безмолвнических. И Господь заповедал: «не вливать вина нова в мехи ветхи». Вино новое расторгает мехи ветхие, само проливается и уничтожает мехи; делания иноческие, когда за них возьмутся миряне, сами пропадают и приносят душевную пагубу делателям своим.

Слухи дошли до наших глухих, тихих мест, из шумного и светлого Питера такие: какая-то преумная и презнатная дама писала прекрасноречивое письмо к какому-то монаху о зримом ею в себе необъятном числе ее согрешений, и будто тот монах, как видится не академик, отвечал ей: «матушка! на грехи свои смотреть так топко не с твоим носом»... Слух выдаю за слух;—было-ли то, или не было, о

462

том—ниже рассуждать дерзаю;—и позволяются-ли в Питере, столице просвещения и образованности, такие грубости, — знать не знаю. А если б меня спросили, каков совет монаха даме столичной; то я бы отвечал со всею провинциальною откровенностью: «совет грубенек, да верненек, и надо-б этой даме такой совет на стенке зарубить и крепко на крепко его держаться». Покаяние, приличествующее благочестивому христианину, живущему посреди мира: сосчитываться ежедневно вечером со своею совестью. И предовольно! Если христианин будет стараться жить по заповедям и ежедневно проверять себя, то мало по налу стяжет сокрушение духа, которое еще далеко отстоит от покаяния—видения. Вам приходила [(извините за деревенские выражения: хороши, метко в цель попадают!) только дурь, гордая дурь! Мне она известна, сам в ней непрестанно: а потому вас предостерегаю.

В преподавание советов не надо бы вам очень пускаться, а со смирением от них отказываться. Когда же принудят, то сказать нечто слегка, предоставляя дело Богу. Очень вы святы: как раз человека и на распятие! Да и распинать то не умеете: только мучите напрасно. Все вы хотите разумом да собою взять, а надо—верою, да Богом.

1847 г. 14 ноября.

Бабайки.