Игнатий (Брянчанинов), свт. Голос из вечности (дума на могиле)

185

ГОЛОС ИЗ ВЕЧНОСТИ.

(ДУМА НА МОГИЛЕ).

В сумрак тихого летнего вечера стоял я, задумчивый и одинокий, на могиле моего друга. В тот день совершено было поминовение о нем; в тот день семейство его долго оставалось на могиле. Почти не слышно было слов между присутствовавшими: слышны были одни рыдания. Рыдания прерывались глубоким молчанием; молчание прерывалось рыданиями. И долго сменялись рыдания молчанием, молчание рыданиями.

Стоял я, задумчивый и одинокий, на могиле; стоял осененный впечатлениями дня. Внезапно овладело мною неожиданное, чудное вдохновение. Как будто услышал я голос почившего!—Загробную речь его, таинственную беседу, чудную проповедь, какою изобразилась она в душе моей, спешу начертать трепещущею рукою.

«Отец мой! мать моя! супруга моя! сестры моя! В черных одеждах, облеченные в глубокую печаль и телом и душою, стеклись вы к моей одинокой могиле,—с поникшими главами, окружили ее. Безмолвно, одними помышлениями и чувствованиями, вы беседуете с безмолвствующим жителем гроба. Сердца ваши— фиалы неисцельной грусти. Потоки слез льются из очей ваших; вслед за потоками пролившимися раздаются новые слезные потоки: печали нет дна, словам нет конца».

«Младенцы—дети мои! и вы здесь у камня могильного, у камня надгробного! И на ваших глазках навернулись слезки, а сердце ваше не знает, о чем плачут очи, подражающий очам отца моего, очам моей матери. Вы любуетесь камнем надгробным, камнем светящимся, гранитом зеркальным; вы любуетесь надписью из букв золотых; а они—этот гранит и эта надпись—провозвестники вашего раннего сиротства».

«Отец мой! мать моя! супруга моя! родные и друзья мои? что стоите вы так долго над моей могилой, над хладным камнем, хладно стоящем на страже гробовой? Давно уже охладело мое бездыханное тело; по приговору всемогущего Творца оно возвращается

186

в свою землю, рассыпается в прах. Какие тяжкие думы объемлют вас, удерживают на могиле моей?... Служители алтаря принесли у ней молитву о упокоении моем, возгласили мне вечную память в спасающем и упокоевающем меня Боге. Они отошли от могилы безмолвной: уйдите и вы. Вам нужен повой после подвигов души и тела, измученных, истерзанных скорбью».

«Вы нейдете!... вы здесь!... вы приковались к месту моего погребения! В молчании, сказывающем более, нежели сколько может сказать самое пышное красноречие,—с душою, для которой нет объяснения,—с сердцем, в котором обилием чувств поглощается определенность чувств, вы не отступаете от могилы, запечатленной на многие веки, от камни—памятника бесчувственного. Что надо вам?... Не ожидаете ли вы из-под камня, из недр могилы мрачной, моего голоса?»

«Нет этого голоса! Вещаю одним молчанием. Молчание, тишина нерушимая—достояние кладбища до самой трубы воскресения. Прахи мертвецов говорят без звуков, в которых нуждается слово земное: тлением осуществленным они возглашают громкую проповедь, убедительнейшее увещание к мятущимся, шумящим на земной поверхности искателям тления».

«И есть еще у меня голос! И говорю с вами, и отвечаю на ваши неизяснимые думы, на ваши непроизнесенные и невыразимые вопросы. Послушайте меня! Отличите мой голос в общем голосе, которым говорит вечность ко времени!—Голос вечности один,—неизменяем, непреложен. В ней нет непостоянства, переменчивости: в ней день—один, сердце — одно, мысль—одна. Соединяющий все во едино—Христос. Оттуда голос—один».

«В этом голосе, которым говорит вечность, в этом голосе безмолвном и вместе подобном грому, отличите мой голос! Неужели вы, родные мои, не узнаете моего голоса? Мой голос в общем, едином голосе вечности, имеет свой отдельный звук, как голос струны в общем аккорде многострунного фортепиано».

«Вещал всем нам голос вечности, вещал с времен явления нашего в бытие. Вещал он нам, когда мы были еще неспособны внимать ему; вещал он нам и в зрелом воз-

187

расте нашем, когда мы уже могли и должны были внимать ему, донимать его. Голос вечности!... увы!... мало прислушивающихся к тебе в шумной земной гостинице! То препятствует внимать тебе младенчество наше; то препятствуют внимать тебе заботы, развлечения житейские. Но ты не умолкаешь. Говоришь, говоришь,—и, наконец, чрез грозного посланника—смерть, требуешь и внимательного, и невнимательного слушателя к отчету во внимании и послушания великим глаголам вечности».

«Чтоб голос вечности имел для вас особенный отголосок, особенно способный проникать в ваше сердце, привлекать к слову спасения ум ваш,—Бог причислил меня к говорящим из вечности. Мой голос слился в стройное согласие с общим голосом обширного невидимого мира. Для всех странников земля я—мертв, безгласен, как и все мертвецы, но для вас я— жив, и, мертвый, говорю слово спасения открытее, сильнее, нежели как сказал бы его, оставаясь между вами и гоняясь вместе с вами за призраками благ, которыми тление обманывает и губит изгнанников из рая, помещаемых на короткое время в земной гостинице для примирения с прогневанным ими Богом».

«Бог—милостив, милостив бесконечно. Если б было нужным и полезным,—внезапно из тьмы могильной, из-под тяжкого камня отозвался бы я вам!... Небо признало частный голос из вечности излишним... И какой голос из вечности уже нелишний, когда Бог благоволил, чтоб не только равноангельные человеки, но Сам Единородный Сын Его возвестил вселенной волю Его, возвестил святые и строгие уставы—блаженной для послушных, страшной для непокорных—вечности? Имут Моисея и пророки, да послушают их 1), ответ был Неба просившему голоса умерших для проповеди живущим на земле плотскою жизнью, умерщвленным душевною вечною смертью. Аще Моисея и пророки не послушают, и аще кто из мертвых воскреснет, не имут веры» 2).

«Товарищ мой—мертвец, но еще с «живым словом в устах! Прими от меня поручение и исполни его.

1) и 2) Лук. 16, 29, 31.

188

Вот отец мой! вот мать ноя! вот супруга ноя! вот родные ной! не ногу говорят с ними иначе, как общим голосом вечности. В этом голосе они слышат звук и моего голоса... да, они слышат его!... но нет у меня отдельного, частного, моего слова... Товарищ мой! будь моим словом; из общей нашей сокровищницы, из священной вечности, скажи ин за меня краткое, нужнейшее для них слово: Земная жизнь—мгновенное обманчивое сновидение. Вечность — неизбежна. Есть и бедственная вечность!... Стяжите ж вечность блаженную вниманием, повиновением всесвятому закону всесвятого Бога,—и приходите во мне на верное, не кончающееся наслаждение, каждый в свое, самим и единым Богом назначенное время!»

1848-то года, Сергиева Пустыня. Дума написана на кончину, К. Ф. О—на, бывшего с юных лет в близких отношениях с архимандритом Игнатием Брянчаниновым.