III. Архитектура церквей деревянных

126

III.

АРХИТЕКТУРА ЦЕРКВЕЙ ДЕРЕВЯННЫХ.

Обращаемся к архитектуре церквей деревянных.

Каменные церкви, взятые все вместе, составляли в общем самую незначительную и ничтожную часть, не более как только исключение; обыкновенными же церквами нашими домонгольского периода (равно как и последующего весьма долгого времени) были церкви, деревянные. Довольно много было каменных церквей в Киеве и Новгороде (в первом среди множества церквей деревянных, общественных и домовых, во втором—при отсутствии церквей домовых, как кажется, с преобладанием над общественными деревянными); довольно не малое количество их было во Владимире. Затем, следуют не особенно многие города, которые могли хвалиться или не единственным их числом или по крайней мере единственным. Во всем же остальном сравнительно множестве прочих городов и во всех без изъятия селах церкви были исключительно деревянные.

Каменные церкви обыкновенных размеров не представляли собой чего-нибудь невозможного для сооружения; таковые каменные церкви домонгольского периода, быв значительно менее нынешних обыкновенных, представляли собой это невозможное еще менее, чем последние. Следовательно, не было никаких действительных препятствий к тому, чтобы вся Русь домонгольская покрылась каменными церквами, как покрыта ими Русь настоящая, и следовательно—дело было просто в том, что каменная архитектура, быв принесена к нам из Греции, не была нами усвоена и не вошла у вас в общий обычай.

К величайшему сожалению о деревянных церквах домонгольского периода мы не можем сказать многого положительного, так как церквей этих, что само собою разумеется, вовсе не сохранилось до настоящего времени и так как известия о них чрезвычайно скудны.

Каменное зодчество явилось у нас, как нечто чужое, только со времени принятия нами христианства, когда по подобию Греков и их руками мы начали строить каменные церкви; но само собою разумеется, что зодчество деревянное было у нас и прежде сего и не как чужое, а как свое. Если вовсе не могло быть у нас самостоятельного развития зодчества каменного, так как этому полагал не-

127

одолимые и решительные препятствия недостаток научных архитектурных сведений (условливавшийся общим отсутствием просвещения), то совсем другое дело—зодчество деревянное. Это последнее по своему свойству, т. е. по свойству своего материала, таково, что дает место творчеству и прогрессу и при отсутствии научных или теоретических сведений. И оно несомненно имело у нас этот прогресс, и уже в то древнее время, как явилось у нас христианство и как, мы начали строить церкви, достигло более или менее высокой степени развития.

Впрочем, по всей вероятности, должно различать в сем отношении две половины Руси — южную и северную и сейчас сказанное разуметь только о последней, которая, будучи с одной стороны страною лесной, а с другой—страною холодной, имела вместе и условия и побуждения для того, чтобы создать деревянное зодчество. А что касается до Руси южной, сравнительно малолесной и более теплой, то, как кажется, в развитии деревянного зодчества она не пошла далее той хаты, которую видим в Малороссии до настоящего времени. Предположение наше подтверждает и летопись, в которой под 1016 г. читаем, что Новгородцев, пришедших с Ярославом на Святополка, южанин воевода последнего укорял: «что пришли с этим хромцом вы плотники? заставим вас рубить нам хоромы» 1). Слова эти показывают, что плотничество, а следовательно и искусство в нем, составляло отличие Новгородцев от Киевлян и что последние в случае надобности хороших построек, настоящих и хороших домов или собственных хоромов, пользовались услугами первых.

Как бы то ни было, но думать о деревянных церквах домонгольского периода, будто они вообще представляли из себя маленькие и невзрачные здания, весьма недалекие от жилых домов и именно домов крестьянских, было бы совершенно несправедливо. От самого первого времени после принятия христианства мы имеем положительные свидетельства о такой степени развития у нас деревянного зодчества, что могли быть строимы деревянные церкви не только хорошие и очень хорошие, во и совсем дивные. А если была возможность, та вероятно ли, чтобы она не была прилагаема к делу? Обыкновенно Бог чествуется от всего уменья, и если Русские периода домонгольского умели строить хорошие деревянные здания, то само собой и не-

1) «Что придосте с хромьцемь симь, вы плотницы суще? а приставим вы хоромов рубити наших».

128

обходимо разумеется, что храмы Божии должны были стать первым и главнейшим предметом для приложения этого уменья.

Летописи свидетельствуют, что дивная и великая церковь была построена в Ростове ее первым епископом Феодором, который был из числа вообще первопоставленных епископов Русских 1). Пред учреждением кафедры Ростов не был крещён, как это было с другими городами; напротив, кафедра была учреждена в нем только в видах будущего постепенного крещения его и области его жителей. Следовательно, при своем учреждении кафедра буквально была то, что называется in partibus infidelium,—кафедра среди населения нехристианского, а языческого и имевшего стать христианским только со временем и в неизвестном будущем. Таким образом, если для этой кафедры, вовсе не имевшей непосредственной нужды в великолепной обстановке, построен был дивныйи великий храм 2), то есть вся вероятность и все основание полагать, что для всех других епископий были состроены кафедральные храмы настолько дивные и великие, насколько позволяли это местные средства каждой (материал и мастера). Центром деревянного зодчества, как мы сказали, был Новгород, мастерами которого, по всей вероятности, была построена и церковь Ростовская. Если справедливо сейчас предположенное нами, то наилучшая из всех церквей или по крайней мере не худшая Ростовской долженствовала быть построена в нем. К счастью, мы имеем сведения о первоначальном деревянном соборе Новгородском, и оказывается, что это было действительно так. Первоначальный деревянный Новгородский собор, построенный одновременно с крещением Новгорода епископом Иоакимом, по свидетельству Новгородских летописей 3), имел 13 верхов и был честно устроен и украшен.

Одновременно с кафедральными соборами для епископов, правительство на свой собственный счет, как необходимо предполагать, построило церкви и для всех первокрещенных. Эти первые правительственные церкви, строенные на спех и зараз в слишком боль-

1) Об этой церкви, сгоревшей в 1160 г., летописи говорят: «того же лета погоре Ростов и церкви вси и сборная дивная великая церкви святые Богородица, якоже не было, николи же не будет» (Лаврент. под 1160 г., Ипатск. под 1161 г.).

2) Можно впрочем понимать дело и так, что великолепием храма рассчитывали привлекать к христианству язычников.

 3) 2-я Новгор. лет. под 1045 г.

129

шом числе, вероятно, не отличались великолепием, а были более или менее просты и носили печать единообразия казенных построек. Но затем явилась у крещенных внутренняя привязанность к христианству, после чего церкви начали быть строимы, независимо от правительства, частными людьми и общинами. Снова повторяем, совсем странно и ни с чем несообразно было бы предполагать, чтобы, имея уменье и возможность строить хорошие церкви, стали строить их худые. Умение и материал, как о первом нужно предполагать и говорят положительные свидетельства, а о втором знаем сами непосредственным образом, соединялись на севере. Следовательно, этот север по преимуществу и должен был отличаться хорошими и даже великолепными деревянными церквами. Под севером, вероятно, нужно разуметь сравнительно наибольшую часть Руси, и именно—Новгород с его обширной областью, на восток от Новгорода область Ростовско-Суздальскую, на юг — области Смоленскую, Полоцкую и Туровскую. Все это была сторона одинаково лесная и по населению своему наиближайше родственная (позднейшие и нынешние Великоруссия и Белоруссия), а поэтому и можно полагать, что на всем сейчас указанном пространстве была более или менее одна и та же деревянная архитектура и находилась более или менее на одной и той же значительной степени развития. Южная Русь (нынешняя Малороссия), сравнительно малолесная и безлесная, до настоящего времени имеющая гражданскую архитектуру (сельская домовая стройка), находящуюся на самой первой или первобытной степени развития и знаменитую характером совершенной неподвижности, по всей вероятности, в отношении к деревянному церковному зодчеству должна быть отличаема и отделяема от северной Руси, как особая половина, именно — половина значительно низшая, имевшая деревянные церкви значительно худшие. Впрочем, мы той решительной веры, что деревянные церкви и южной Руси периода домонгольского вовсе не должны быть представляемы в виде нынешних малороссийских хат. Строители этих последних, конечно, не могли быть строителями ни хороших церквей, ни вообще чего бы то ни было лучшего; но Юг могли обстраивать хорошими и приличными церквами мастера северные. Кто знает о нынешних путешествиях ремесленных и промысловых артелей по всевозможным направлениям и во всевозможные концы Руси для так называемым заработков; кто в частности знает, что и в настоящее время Малороссия полна ремесленниками из Великоруссии: тот легко поймет, каким образом это могло случиться. Кроме мастеров в строителей, попросту плотников, пришлых с севера (из

130

нынешних Бело-Великоруссии) и в самой Малороссии, в следствие спроса на работу, могли явиться специалисты церковного строительства (хотя заключая от нынешних Малороссов и не полагаем, чтобы они явились в слишком большом числе). Если не смотря на это церкви южной Руси все-таки должны быть предполагаемы значительно худшими церквей Руси северной, то потому, что постройка их должна была обходиться значительно дороже и добывание материала для них значительно труднее, а главное потому, что от хат до настоящего великолепия был так сказать противонатуральный скачек, — что у человека, живущего в хате, идеал великолепия долженствовал быть гораздо скромнее и что полное и возможное на его взгляд великолепие должно было наставать там, где еще далеко не доходило до настоящего великолепия.

На основании сказанного следует думать о деревянных церквах периода домонгольского так, что в большей половине Руси они были хороши, с отдельными церквами очень хорошими и даже великолепными, а в меньшей половине — приличны. Но всегда и во всем бывают исключения, и необходимо полагать, что не только просто были исключения церквей плохих и убогих, но что по тогдашним особенным условиям и обстоятельствам они были многочисленны более должного и более так сказать нормального. Подразумевается, что плохие и убогие церкви должны были иметь у себя плохие в бедные приходы. При крайней редкости у нас населения в иных местностях нельзя сделать у нас иных приходов из бедных богатыми, не смотря ни на какие искусственные старания. Но в древнее время кроме этих бедных приходов не по их вине долженствовало быть еще не малое количество приходов бедных так сказать по доброй воле. Много выше мы говорили, что у нас в период домонгольский (как и долгое время после) была совершенная свобода открывать приходы; а на сем основании необходимо предполагать, что, при других благоприятствовавших и содействовавших условиях, о которых говорили мы выше (многочисленность и нетребовательность кандидатов на места священнические, поблажка этому со стороны епископов), приходов в этот период было наоткрывано значительно более должного и значительно более нужного. До какой степени плохи были плохие церкви в приходах бедных, мы, разумеется, не можем сказать. Но весьма вероятно, что на крайней степени убожества они ничем не отличались от простых клетей и сараев, кроме того, что имели на своих крышах кресты.

Весьма вероятно также, что среди многочисленных домовых

131

церквей домонгольского периода, которые все должны быть представляемы малыми по размеру, было весьма не малое количество таких, которые были не только малы, но и совсем убоги до того, чтобы оскорблять самое скромное понятие о благолепии церкви. Далеко не все имели домовые церкви по благочестивому усердию; многие имели их только по моде и из тщеславия и весьма вероятно, что многие из этих многих, желая только приобрести право говорить, что у них есть домовые церкви, довольствовались теми жалкими клетушечками, каковые представляет собою наибольшая часть нынешних деревенских часовен.

Все наши сведения об архитектуре деревянных церквей домонгольского периода состоят в том, что, во-первых, как мы сказали выше, Новгородский собор, построенный первым Новгородским епископом Иоакимом одновременно с крещением Новгородцев и сгоревший в 1045 г., был о 13-ти верхах, и во-вторых — что церковь Бориса и Глеба, построенная Ярославом в Вышгороде, была возграждена «о клетце», — объяснение чего ниже, и что была украшена пятью верхами 1). Не имея сведений из самого периода домонгольского, оставалось бы пользоваться сведениями позднейшими и заключать от самых позднейших церквей, сохранившихся до настоящего времени. Но сведения пока еще мало приведены в известность и совсем не разработаны (в 1-м изданий книга, которое напечатано в 1881-м году, мы далее писали: «а церкви пока еще с недоумением ожидают, когда обратить на них свое внимание русские археологи, говорим—с недоумением, ибо архитектура деревянных церквей, в которой мы наиболее проявили свою самостоятельность и свой национальный вкус, по-видимому, должна была привлечь к себе внимание наших археологов одна из первых». Теперь мы должны с искреннею радостью сказать, что в последнее время деревянные церкви привлекли к себе внимание и заботы архитекторов-археологов. В 1895-м году Императорская Академия Художеств предприняла, издание руками академика В. В. Суслова Памятников древнего русского зодчества: в семи доселе напечатанных выпусках Памятников вместе с снимками с церквей каменных помещено 11-ть прекрасно «сделанных снимков с деревянных церквей Архангельской и Вологодской губерний).

Представляя дело априорически, следовало бы думать, что наши деревянные церкви в отношении к своей форме были ничем иным,

1) Жития Бориса и Глеба, монаха Иакова и преп. Нестора,—чудеса.

132      

как единственно воспроизведением церквей каменных и что, как таковые, они имели (подобно сим последним) одну форму четвероугольника более или менее близкого к квадрату. В действительности это оказывается не так. Вместе с подражанием церквам каменным мы находим здесь и самостоятельность, и притом самостоятельность, как кажется, шедшую весьма далеко и проявлявшую себя весьма разнообразно, хотя в этом последнем случае мы, к сожалению, и не можем сказать почти ничего определенного и ничего обстоятельного.

Первою формою церквей деревянных, с которой несомненно в очевидно началось дело, должна быть считаема именно форма, составляющая воспроизведение церквей каменных, т. е. форма четвероугольника, более или менее близкого к квадрату (на деле, как увидим далее, наибольшею частью являвшаяся в виде настоящего квадрата).

Вторую форму составлял четвероугольник значительно продолговатый, разделявшийся внутри поперечною стеной на две половины, и как бы составленный из двух квадратов. Относительно происхождения этого двойного квадрата должно думать следующее: при форме четвероугольника близкого к квадрату требовалось соблюдение условия, которое в приложении к церквам деревянным било не совсем удобно, именно—для помещения женщин, которые стояли отдельно от мужчин, в них должны были устраиваться, как и в. каменных церквах, верхние галереи или полати 1); поелику при деревянном материале трудно устраивать их твердо и прочно, то и придумали заменить их таким образом, чтобы строить церкви в виде значительно продолговатых четвероугольников и чтобы внутри разделать их на две половины — переднюю для мужчин и заднюю для женщин.

Скоро ли явилась у нас вторая форма после первой, не знаем; но имеем положительные свидетельства, что уже в период домонгольский. В приложении к церквам деревянным, для обозначения их видовых или отличительных признаков, употребляется у нас

1) В позднейшее время четвероугольно-квадратные деревянные церкви строили у нас без полатей. Но в позднейшее время ослабел у нас обычай становиться женщинам в церкви отдельно от мужчин и устроение полатей было оставлено и в церквах каменных. Впрочем, имеет свидетельство о полатях в церквах деревянных (и даже с приделами на них) и из позднейшего времени,—Неволина О пятинах, приложж. стр. 336.

133

между прочим выражение: «о клетце, клетцки» 1). Это о клетце или клетски собственно означает техническую форму устройства стен, именно—устройства чрез горизонтальную кладку бревен одних на другие в виде клетки (как обыкновенно и единственно строятся у нас деревянные дома в настоящее время), в противоположность другому, употреблявшемуся в древнее время, способу устройства— чрез поставление бревен стояками (о чем сейчас ниже). Но один писатель домонгольского периода,—игумен Даниил в своем иерусалимском Паломнике употребляет выражение «клетцки» о форме церквей и именно разумеет под нею форму четвероугольно-продолговатую (Даниил употребляет выражение клетски в приложении к каменным иерусалимским церквам,—по изд. Норова стрр. 30 fin., 34, 75, 79, 107; из церквей, в приложении к которым употребляет он это выражение, сохранилась до настоящего времени Вифлеемская церковь Рождества Христова,—и она есть базилика, т. е. продолговатый четвероугольник).

За самый период домонгольский мы не имеем других свидетельств о форме церквей деревянных. Но из последующего, сравнительно не особенно далекого времени, от которого есть вероятность и основания заключать к нему, мы имеем свидетельства: во-первых, об употреблении в приложении к церквам деревянным исключительной формы церквей каменных — крестовой или четвероугольника с выступами в бока, во вторых — о формах нечетвероугольных.

В 1490 г. сгорела в Устюге деревянная соборная церковь, и Устюжские попы били челом великому князю о построении новой; великий князь приказал справиться в книгах, кто ставил сгоревшую, и — нашед в последних, что ее поставил в 1397 г. епископ Ростовский, к епархии которого принадлежал Устюг, приказан и новую также построить епископу... «и послав владыка — читаем в одной летописи—мастера... и он (мастер) заложил не по старине кресьчату (т. е. формы крестовой, о которой сказали мы сейчас выше), а Устюжаном тот оклад (план) стал нелюб и хотели бить че-

1) В первый раз выражение в форме «о клетце» читаем в Несторовом житии Бориса и Глеба, в известии о построении Ярославом деревянной церкви мучеников в Вышгороде: «возградиша (по повелению князя) церковь святою страстотерпцю Бориса и Глеба о клетце». В позднейшее время, сколько помним, не употребляется форма «о клетце», но или «клетски», что преимущественно, или «в клетцки» (последнее см. напр. в Записках Русск. и Слан. Отд. Импер. Археолог. Общ. т. I, отд. 3, стрр. 140, 143, 146, 151).

134

лом великому князю, и владыка не велел, а ялся церковь поставить по старине и прислал мастера да 60 человек работников и заложили круглу по старине о 20 стенах» 1). В Псковской 1-й летописи (Собр. лета. т. 4) под 1471 г. читаем: «(того же лета) пригонивше Новгородцы (в Псковскую область) из зарубежья, в Навережской губе много хоромов пожгли и церковь св. Николы сожгли велми преудивлену и чюдну, такове не было во всей Псковской волости, о польтретьюдесяти углах».

Церковь о 20 стенах и церковь о 25 углах! Между четырьмя углами, каковы церкви четвероугольные, и двадцатью пятью углами весьма большой промежуток, дающий место многим формам: но как представлять себе эти формы? К сожалению, мы можем отвечать на этот вопрос весьма немногое. Из позднейшего времени мы знаем одну церковь о десяти углах—это Кольский Воскресенский собор, который построен был в 1684 г. и который сожжен Англичанами в 1854 г. 2). Собор этот состоял из четырех соединенных в одно четвероугольников, именно — основного и большего, узко-продолговатого, поставленного длиной поперек, и трех меньших, прирубленных к нему—одного сзади к его середине и двух спереди к его бокам, и затем еще из трех алтарных абсид, прирубленных — одна к основному четвероугольнику между побочными передними и по одной к сим последним. Подобное ли соединение нескольких четвероугольников в одно или что-либо другое представляли древние многоугольные деревянные церкви, сказать не можем. В нашей Кольской церкви два побочные передние четвероугольника суть приделы; но в конце XIV века, к которому относится приведенное нами выше известие о церкви двадцатипятиугольной, приделы, как кажется, составляли еще такую же редкость, как и в период домонгольский. А поэтому не представляется вероятным думать по крайней мере того, чтобы там многоуголие должно было изъяснять именно прирубкой тех же приделов.

Круглая двадцатистенная церковь, если представляла из себя один круг, то не в точном смысле круглый, а двадцатигранный. Как бы мы не представляли себе малыми грани, но во всяком случае их 20-ть, и следовательно это будет громадная ротонда. С пер-

1) У Карамз., т. VI, прим. 629, col. 99.

2) Сохранившиеся план и фасад собора см. в Известиях Импер. Археолог. Общества, год II (1861), выпуск I, стр. 12; один фасад в Воскресном Досуге Баумана, т. 3, № 67, и в Иллюстрации 1858 г., № 12.

135

ного взгляда может показаться невероятным, чтобы могла быть подобная деревянная ротонда, ибо рождается вопрос: как бы она могла быть накрыта потолком. На самом деле однако тут нет ничего невозможного, и она могла быть накрыта не потолком, а куполом. А что деревянные купола могли быть устраиваемы громадные, это доказывает устроенный наприм. в XVIII столетии и доселе остающийся целым деревянный купол над ротондой (каменной) гроба Господня в Новом Иерусалиме и в пользу этого говорят сведения, которые мы имеем лично (от моего отца я многократно слыхал в детстве, что на его родине, — Костромская губерния, Кологривский уезд, местность лесная,—была и не задолго до моего появления на свет сгорела огромнейшая и великолепнейшая деревянная церковь, замечательная именно своим огромнейшим и великолепнейшим куполом, о котором отец всегда говорил с необыкновенным одушевлением и энтузиазмом; в нашей округе, имеющей большие и богатые села, каменные церкви — очень хорошие и в то время, к которому относятся рассказы, было еще цело несколько больших деревянных церквей, но, по словам отца, ни первые ни последние не шли с его сгоревшею церковью ни в какое сравнение; к сожалению мы не знаем, какую форму имела церковь) 1). Но если круглая двадцатистенная церковь представляла собой не один круг, а круглое здание сложное и составное, что, может быть, вероятнее, то мы отказываемся угадывать и предполагать, как представлять себе это здание.

Так или иначе мы будем представлять себе круглую двадцати-

1) Несколько раз слыхали мы и, как кажется, где-то читали, что в Костромской губернии, в одном селе, до настоящего времени есть деревянная церковь, исключительная по размерам и весьма замечательной архитектуры: но, к сожалению, не имеем о ней обстоятельных сведений. В Словаре Мюллера-Мотеса, под сл. Russischer Baustil, помещено взятое из какого-то, неизвестного нам, русского источника изображение внутренности одной деревянной Костромской церкви (Fig. 116.8, Inneres einer Dorfkirche bei Kostroma): чуть ли это не наша церковь. Но изображение, представляющее только отрывок вида и не сопровождаемое никаким объяснением, почти ничего не говорит, кроме того, что заставляет подозревать церковь огромную. Не помним где читали мы, что деревянный собор в городе Шенкурске Архангельской губернии представляет собою церковь колоссальную и замечательной архитектуры. Есть запись о деревянной церкви, которая от земли до креста имела 30 сажен вышины, и есть запись о деревянной церкви, вельми чудной и пространной, формою—крестообразной, которая имела 37 сажен вышины, см. у Бычкова в Описании сборников Публичной Библиотеки, ч. I, стрр. 8 и 104.

136

стенную церковь,—как круг простой или сложный, но во всяком случае она не будет соединением нескольких четвероугольников, чем могли быть, как показывает пример Кольского собора, церкви многостенные некруглые; следовательно — ее форму нельзя понимать только как мультипликацию четвероугольника каменных церквей, а должно видеть в ней форму особую от последнего и самостоятельную. А если так, то, очевидно, рождается вопрос: откуда могла быть взята эта особая от церквей каменных форма? Если бы предки наши до принятия христианства имели языческие храмы, то можно было бы думать, что наша форма перенесена на христианские храмы с них. Но, по всей вероятности, предки наши вовсе не имели языческих храмов, или же—если имели их, то не в виде больших зданий, для вмещения молящихся, а (подобно древним Грекам и Римлянам) в виде весьма малых зданий и как бы часовенок, только для вмещения статуй. Были настоящие и, по свидетельству писателей, великолепные храмы у Славян языческих Балтийских 1). Нам не представляется однако вероятным думать, чтобы заимствование было оттуда,—непосредственно ли с храмов языческих или посредственно с храмов христианских, т. е. с храмов христианских, которые начали строить у себя Балтийские Славяне по подобию храмов языческих, когда начали принимать христианство. Чтобы предки наши были в таких близких и таких живых сношениях с Славянами Балтийскими, которые бы делали вероятною возможность заимствования, относительно этого мы вовсе не имеем сведений. Наиболее вероятным нам представляется думать, что наша форма церквей идет из Скандинавии, в которой столько же, сколько у вас, если не более, процветало деревянное зодчество, и в которой так же, как у Балтийских Славян, были настоящие языческие храмы 2). Форма могла перейти к нам двояко,—или быв принесена Варягами в период времени, предшествующий крещению Владимира, и быв ими приложена к тем церквам, которые они (т. е. крещенные из них) имели в Киеве до него, или после Владимира, быв заимствована из Скандинавии Новгородцами, что при соседстве и близком общении последних с первой было весьма возможно. В пользу этого предположе-

1) См. И. И. Сретевского исследование о языческом богослужении древних Славян, Спб., 1848 г., стр. 39 eqq.

2) Так как Славяне Балтийские и Скандинавы были соседями (через море), то можно думать, что одни которые-нибудь заимствовали эти храмы у других.

137

ния как будто имеем мы и некоторые положительные основания. Кроме указанного выше способа устройства стен посредством горизонтальной кладки бревен, что составляет в настоящее время наш единственный способ и что называлось технически «о клетце, клетцки, в клетцки», в старое время в приложении к стройке церквей был у нас еще другой способ—чрез поставление бревен стояками, как забираются остроги (ограды вокруг тюрем) и на подобие острогов заборы, каковой способ стройки технически назывался «вверх» 1). Этот второй способ устройства стен, очевидно, изобретенный именно для церквей круглых, мы находим если не исключительным, то преимущественным способом стройки церквей в Скандинавии 2).

1) В Новгородской Писцовой книге второй половины XVI в.: «в Егорьевском погосте в Бродех церковь Покров Святей Богородицы клетцки, да теплая церковь Никола Чудотворец деревяна ж в верх... Погост Васильевский в Болонье, а на погосте церковь Василей Кесариский, древяная в верх, да теплая церковь Пятница святая, древяная клетцки», см. у Неволина О пятинах, стрр. 292 и 309 и другие. Но как выражение «клетцки», означавшее первоначально форму рубки стенначало потом употребляться о форме церквей: так это же самое случилось и с выражением: «в верх» именно—оно начало быть употребляемо о церквах высоких, по форме квадратных. Каменные церкви строятся у нас в настоящее время большею частью двусоставные—передняя церковь, так называемая «настоящая» или летняя,—высокий квадрат; задняя церковь, теплая зимняя или трапеза, — низкий продолговатой четвероугольник: первая тождественна по форме с деревянною церковью «в верх», вторая с деревянною церковью клетски (а в приведенной выписке из Писцовой книги в первом случае, как должно думать, эпитеты клетцки и в верх перемешаны и доставлены один на место другого).

2) ЛюбкеGesch. d. Architect. S. 454 и Мюллер-Мотес в Словаре под сл. Holzarchitektur. Последние говорят, что стояки употреблялись большею частью в виде брусьев: есть указания, что и у нас было так, см. Записок Русск. и Славянск. Отд. Импер. Арх. Общ., т. I, отд. 3, стр. 143 («церковь от полу вверх рублена в брус»).—В обеих сейчас приведенных книгах указаны специальные книги по деревянной архитектуре Скандинавии; но, к сожалению, мы не могли иметь их в руках (в обеих наших книгах помещены два плана и пять фасадов деревянных церквей).—О связи нашей архитектуры с Скандинавскою, т. е. об ее зависимости от последней, как будто говорят и некоторые данные нашего архитектурного технического языка. Верхние женские галереи в церквах в древнее время назывались у нас полатями. В этом названии видят греческое παλάτιον. в противоречии παλάτι. Но греческое παλάτιον, из латинского palatium, значить дворец, и—во-первых, совершенно нет никаких указаний, чтобы так назывались у Греков женские галереи (они назы-

138

В позднейшее время деревянные церкви, сколько можем заключать от церквей, сохранившихся доселе и нам известных, если не всегда, то большею частью были двухэтажные, с подвалом или подцерковьем в нижнем этаже. Если не всегда, то большею частью они имели паперти, и именно—наибольшею частью не с одной только западной стороны, но сполна или не сшита и с боковых сторон. Паперти были или «глухие,—рубленые, бревенныя» или открытые, в роде галерей, забранные из досок (технически называвшиеся «полуперье» 1).

Окна в деревянных церквах были красные и волоковые. Последние представляли собой небольшие квадратные прорезы в стенах, примерно четверти в полторы—две, не имевшие рам и заставлявшиеся глухими деревянными заставками (собственно—заволакивавшиеся ими по пазам со стороны, как это в шкапах с задвижками, откуда и название). Относительно красных или настоящих окон представлялось бы вероятным думать, что они имели одну форму с окнами

вались у них τὰ γυναικεῖα, αἱ γυναικίτιδες,—γυναικώνίτιδες, τὰ κατηχούμενα, κατηχουμένεια,—см. ниже); во-вторых, из παλάτιον у нас палата. Название полати, как необходимо думать, перенесено на женские церковные галереи с избных полатей, представляющих в избах как бы верхние этажи и как бы их верхние галереи. А эти полати весьма вероятно производить от того скандинавского слова, которые по-немецки Platten (и которого, к сожалению, мы не знаем), что значит доски, досчаная настилка (и что суть именно полати). Большой деревянный клин или гвоздь, посредством которого укрепляются на кровлях домов так называемые шеломы, называется коником и коньком. В названии видят уменьшительное от конь, предполагая, что на верхушке клина всегда было принято вырезывать коня. Но последнего ни откуда не видно; а между тем коник или конек иначе называется князьком: не невероятным представляется думать, что коник есть скандинавское Konung (немецк. König), а князек есть, русский перевод скандинавского (ибо Konung. König—князь): а почему— эти клинья, находящиеся на верхах домов, могли быть названы König’ами или князьками. это всякому понятно.—Кроме рубки стен клетцки и вверх упоминается еще третий способ — в угол: «церковь рублена в угол» (Записок Русск. и Слав. Отд. Импер. Археолог. Общ. т. I, отд. 3, стрр. 148, 150. 154, 156). О способе должно думать, что он представлял собою вид «клетцки», но в чем состоял, не знаем (тоже, что теперь называется «в замок»—рубить углы без заугольников?).

1) См. Записок Русск. и Славянск. Отд. Импер. Археол. Общ. т. I, отд. 3, стрр. 140, 143, 152. Тут же, стр. 155, паперти «в» полкосяка», что может быть одно и тоже с полуперье.

139

церквей каменных, т. е. были длинны и весьма узки. На самом деле эти окна если не всегда, то иногда и, как кажется, наибольшею частью имели форму не окон церквей каменных, а форму красных окон, употреблявшихся у нас в домах, которые были тоже, что теперь окна в домах крестьянских, т. е. имев пропорцию между длиной и шириной приблизительно ту же, что в окнах городских, были вообще значительно их менее (В одном старом акте мы встретили известие, что окошки двойное,—два окна разделенные косяком на подобие того, как итальянские тройные,— «мерою в свете полтора аршина» 1); следовательно «ординарное» окно по этому указанию будет—три четверти ширины при аршине приблизительно длины).

Как в церквах каменных после стен особая речь о верхах, так это и в церквах деревянных.

Верхи церквей деревянных состояло: во-первых, из покровов в собственном смысле,—во-вторых, из украшений на покровах. Первые состояли или из куполов подобно тому, как на церквах каменных, или из потолков с кровлями; вторые состояли из глав с подставками под сими последними.

Относительно формы низа деревянных церквей необходимо думать, что дело началось с воспроизведения формы церквей каменных. Если не необходимо, то весьма вероятно думать, что, не ограничиваясь низом, воспроизведение простиралось и на верх или было полным, и таким образом если не необходимо, то весьма вероятно думать, что первою формою верха церквей деревянных был купол и что потом уже явился на них верх обычный деревянным постройкам—потолок скровлею. Так или иначе было, но в позднейшее время, как кажется, преобладал последний верх, как более простой и более удобный. (На основании позднейших описаний церквей, которые находим в так называемых, Писцовых и Переписных книгах, вопроса этого решить нельзя, потому что купола у нас смешивались с главами, и описания, не зная слова купол употребляют слова: верх и глава, под которым разумеют и главы и купола).

Купола на церквах деревянных могли быть ставимы, что само собою понятно, только прямо на стены, а не на столбы, как в церквах каменных. А так как купол должен иметь под собою четвероугольник квадратный, то из сего ясно, что на церкви четвероугольные они были ставимы или при том условии, что последние имели

1) Владимирский Сборник Тихонравова, стр. 180 col. 2.

140

форму квадратную или же в случае формы продолговатой не над всем четвероугольником, а только над его частью, составляющею квадрат. Следовательно, они были ставимы: во-первых, на те деревянные церкви, которые по форме стен представляли собой воспроизведение церквей каменных 1),—под условием, что четвероугольник, близкий к квадрату, они превращали в настоящий квадрат; во-вторых, на передние отделения церквей четвероугольно-продолговатых 2),—под условием, что в четвероугольнике брался на эти отделения квадрат.

Купола на деревянных церквах были устрояемы двоякие—сферические и башнеобразные. Между позднейшими каменными церквами, начиная с XVII века (а может быть и с XVI) и до настоящего времени, есть весьма немало таких, в которых купола поставлены не на столбы, как в древних церквах, а без сих столбов, на их (церквей) стены. Эти купола, распростирающиеся над целыми церквами (а не над их частями, как древние) имеют форму сферическую и именно двоякую—или сферу в точном смысле—круглую, что при четвероугольности стен достигалось тем способом, что в углах прикладывались каморы, подобно тому как в четвероугольниках обрубов над столбами, или сферическую четырехсоставную и как бы четырехгранную (сшитую из четырех клиньев, четырех лоскутов). Совершенно тоже самое были и сферические купола на церквах деревянных, ибо несомненно, что на церквах каменных эти купола представляют собою ни что иное, как снимок с церквей деревянных, т. е. что в каменных церквах с этими куполами, происхождение которых иначе неизъяснимо, мы имеем каменные церкви «на деревянное дело», как на оборот прежде строились

1) Вероятно об этих церквах деревянных, по возможности вполне воспроизводивших собою церкви каменные, т. е. как формою стен, так и верхов, употребляется в позднейшее время выражение: «на каменное дело». В Писцовой Новгородской книге второй половины XVI в.: «на погосте в Молодилне церковь Преображенье Спасово древяная на каменное дело»,—у Неволина О пятинах, стр. 293 нач. (употребляется также выражение: «с каменодельного подобия, на каменодельное подобие», см. у Бычкова в Описании сборников Публичной Библиотеки, I, 8).

2) Вообще говоря, они могли быть, конечно, ставимы как на передние, так и на задние отделения, но предполагается, что в церквах они всегда были ставимы на передние отделения, которые представляли собой собственные «настоящие» церкви.

141

деревянные церкви «на каменное дело». Купола башнеобразные были устрояемы двояко—или в виде башен осмигранных двухсоставных, что было, кажется, наибольшею частью, или в виде башен четвероугольно-квадратных односоставных. Первые устроились таким образом, что на четвероугольник стен ставился восьмиугольник, а на этот при посредстве небольшого четвероугольного обруба другой меньший восьмиугольник (в четвероугольнике вписан восьмиугольник, затем опять четвероугольник и восьмиугольник). Вторые устроялись таким образом, что на четвероугольник стен нарубался тоже четвероугольник, только несколько его меньший (знаем примеры, что эти четвероугольно-квадратные купола ставились не только на таковые же, но и на четвероугольно-продолговатые стены, именно — быв нарубаемы поперек, подобно тому как на домах нарубаются светелки или мезонины, см. Кольский собор, на котором все три купола четвероугольно-квадратные односоставные и на котором средний или главный купол именно на четвероугольнике продолговатом, поставленном длиной поперек).—В позднейшее время мы находим на наших каменных церквах еще купола шатровые (конусообразные). Если бы можно было думать, что они взяты с церквей деревянных, то на последних их можно было бы относить и к древнему времени. Но представляется более вероятным думать, что они взяты не с наших церквей деревянных, а с церквей западных, и именно с башен при этих и на этих последних церквах (Были и деревянные церкви шатровые, см. ниже; но если не ошибаемся, под шатрами на них всегда должно разуметь не купола, имевшие форму шатров, а простые надстройки в виде последних на крышах церквей некупольных, взятые с шатровых куполов каменных церквей).

Крыши на деревянных церквах, которые имели не купола, а горизонтальные потолки, преобладавшие, как должно думать, над первыми решительно или не решительно, были: двускатные, если не ошибаемся— четырехскатные и бочками. Выше мы сказали, что церкви, имевшие форму продолговатых четвероугольников, над передней частью могли иметь купол, а над задней крышу. Точно также и при обеих частях, покрытых крышею, они могли иметь ее—особую на первой и особую иа второй, ибо передняя часть, отделяясь от задней как совсем особое целое, могла быть выше ее своими стенами 1).

1) Когда обе части продолговатого четвероугольника крылись «под один

142

Что такое двускатная крыша, знает всякий. На две поперечные стены здания нарубаются трехугольные фронтоны, между фронтонами ставятся стропила и крыша кроется на две стороны или на два ската.

Под крышей четырехскатной мы думаем разуметь крышу, которая в описаниях называется «клинчатою». Деревенские часовни, сравнительно большие и сравнительно благолепные, обыкновенно имеют четырехскатную крышу (называемую в иных местах колпаковою, «под колпак»), которая отличается от обыкновенной (домовой) этого рода крыши тем, что накрывая здания квадратные имеет все четыре ската равные между собой и что она всегда очень крута и следовательно высока. Так как каждый из четырех скатов или каждая из четырех сторон представляет собою клин (как клин у рубашки или вообще в одежде), то мы думаем, что по этим клиньям она и названа клинчатою (Правда, мы встречаем в описаниях: «церковь клецки, а верх клинчатый» 1), что по-видимому несогласно с сейчас сказанным; но под верхом клинчатым в подобных местах можно разуметь верх не над всеми церквами, а над их передними половинами. А между тем встречаем в описаниях и то, что «на церкви и на олтари верх сводит клином» 2): под клином на алтаре как будто нельзя разуметь другого клина кроме принимаемого нами).

В городах в настоящее время деревянные крыши кроются исключительно так, что тес прибивается к стропилам гвоздями. Но в старое время это было не всегда так, а был еще и другой способ, до сих пор остающийся преобладающим в деревнях, именно—низ крыши вставлялся в так называемые застрехи, а верх пригнетался шеломом. В позднейших описаниях церквей об иных из них говорится, что крыты в застрехи, о других не говорится 3). Следовательно, в позднейшее время крыша была с застрехами и без

верх», то это так и замечается, наприм. Записок Русск. и Слав. Отд. Импер. Археол. Общ. отд. 3, стр. 156.

1) Записок Археологич. Общ. т. VIII, Смеси стрр. 54 и 55.

2) Ibid. стр. 91. Все место: «на церкви и на алтари верх сводить клином, а клин на церкви в высоту рубить (т. е. стропила над нею) по тесу три сажени печатных».           ,           ,

3) В описаниях, которые мы имеем под руками, говорится о застрехах, когда крыша крыта драньем, и не говорится, когда она крыта тесом,—Записок Русск. и Слав. Отд. Импер. Археолог. Общ. т. I, отд. 3, стр. 140 и следующие.

143

застрех. Может быть это было так и с самого древнего времени, но во всяком случае—чем далее назад, тем бóльшую должно предполагать употребительность застрех.

Крыша бочками, что весьма странно слышать и что весьма оригинально видеть, есть именно крыша как бы составленная из бочек или точнее говоря—полубочек. Пусть читатель вообразит себе большую бочку в полтора или два раза бóльшую сороковой, пусть он разрежет ее по длине на две неравные части так, чтобы приблизительно было две трети и треть, и, откинув меньшую часть, оставит у себя бóльшую; пусть он, взяв две бочки, т. е. две бóльшие части двух разрезанных бочек, врежет их одну в другую так, чтобы выходил равноконечный крест; пусть он этот крест, срезанный стороной вниз, положит на верх церкви,—это и будет весьма приблизительно крыша бочками, получившая название от близкого сходства с последними. Тут будет недоставать одного, впрочем существенного, признака крыш, крывшихся бочками, именно — что верхи полубочек или полукругов должны быть сделаны защипами и гребнями (что ясно понять можно только на рисунках 1). Так как равноконечный крест не может закрывать всего квадрата, на который положен, и оставляет между своими концами не закрытые треугольники, то предполагается, что при этом способе кровли треугольники между концами креста бочек крылись особо. Может приводить в весьма большое недоумение эта форма крыши, ибо какое отношение между бочками и крышей и с какой стати она бочками? На самом деле загадка изъясняется очень просто: несомненно, что эта крыша взята с крыши церквей каменных и несколько изменена. Выше мы говорили, что в наибольшей части каменных церквей на верху стен над лизенами или арками выводились полукруги и крыша и была крыта по этим полукругам. Не может подлежать сомнению, что бочки церквей деревянных и представляют собою воспроизведение именно этих полукругов (этих тоже бочек) церквей каменных. Верхи первых получили форму защипнутых гребней, как должно думать, потому, что были ставимы гребни (взятые из гражданской или домовой нашей архитектуры) на верхах последних (мы не

1) См. напр. деревянную церковь Гефсиманского скита в Русской Старине Мартынова и Снегирева, год III, к стр. 173, дворцовые ворота в селе Коломенском, там же, год I. к стр.  64, царские хоромы в селе Коломенском в брошюре А. Корсакова Село Коломенское, М. 1870 и у Строганова в издании: Русское искусство Е. Виолле-Ле-Дюк и пр.

144   

сомневаемся, что эти гребни были поставлены на полукругах кровли во Владимирском соборе Боголюбского, «удивленного всякими узорочью) 1). На церквах каменных было не по одному полукругу на сторону, но, смотря по их величине и по количеству лизен, от трех до пяти, а на деревянных церквах бочек всегда было по одной на сторону (крест из четырех бочек) 2). Этого различия мы не беремся объяснить удовлетворительно; но полагаем, что оно заключалось в условиях строительных, именно—что в деревянных церквах для поддержания многих бочек требовалось такое сплетение многих балок, такая сеть или клетка их, которой не находили удобною. В позднейшее время эти бочки или собственно полукруглые с защипами лбы их играли весьма большую роль, как средство украшения в архитектуре каменной 3), и необходимо думать, что в сем случае архитектура каменная воспроизводила деревянную.

Из сказанного о трех формах крыши следует, что крыша двускатная могла употребляться для покрытия всяких четвероугольников и что крыша клинчатая (если только мы верно понимаем ее) в бочками употреблялась для покрытия четвероугольников непременно квадратных (целых ли то церквей или передних половин их в случае формы продолговатой).

Поверх куполов и крыш деревянные церкви украшались главами с подставками под сими последними.

Мы уже объясняли выше различие между куполом и главой, которые не имеют между собою ничего общего. Купол есть часть самого покрова или потолка церкви, более или менее возвышенная над своим целым, как бы вытянутая и вздутая над ним (как пузырь отдувается на коже) или прямо в форму сферы или сферы с длинной шеей (это в церквах каменных; в наших церквах деревянных, в которых купол ставился не на столбы, а на самые их— церквей стены, он представлял не часть покрова или потолка церквей, а весь этот последний). Напротив, глава есть нечто совсем, отдельное от покрова или потолка и от кровли, нечто внешнее по отношению к ним, нечто только поставленное на том или на дру-

1) Из позднейших каменных церквей сравни Московские церкви Николая чудотворца в Столпах и на Берсеневке (в Русской Старине Мартынова и Снегирева, по изд. в большом формиате тетр. 1).

2) Если мы не ошибаемся, что, конечно, весьма возможно.

3) См. позднейшие Московские и подмосковные церкви в Русской Старине. Мартынова, и Снегирева.                      

145

гой. Одним словом, купол есть купол или сферический свод, а глава есть внешнее украшение, поставленное на всякого вида кровле, подобно вазе, статуе, шесту с флюгером или флагом. В представлении русского читателя купол и глава сливаются в одно, потому что в настоящее время у нас все купола не иначе как с главами на верху (ибо с ними обыкновенно строятся новые купола и они поделаны на всех старых), и читатель не видал куполов без глав. Но он, надеемся, поймет и уяснит себе это различие, если мы напомним ему, что он видал бесчисленное множество глав без куполов, т. е. глав, поставленных не на верхи куполов, а на плоской кровле (над придельными алтарями, стоящими не в ряду с главным,—в боковых отделениях, а в так называемых трапезах или задних и зимних половинах церквей). Греческое церковное зодчество вовсе не знало наших глав и вовсе не употребляло их ни отдельно от куполов ни в соединении с куполами: на верху куполов Греки ставили маленький крест и более ничего, и именно — или прямо водружали нижний конец креста в центр купола или водружали его в яблоко, а сие последнее ставили на куполе на маленьком стативе, постаменте. Вовсе не знает наших глав и архитектура западная. Украшений на плоских кровлях, которые бы сколько-нибудь походили на наши главы, вовсе нет; верхи некоторых башен весьма похожи на наши грушеобразные главы, именно — представляют из себя те же груши, только не гладкие, а многогранные (как бы сшитые из лоскутьев, как шьются мячи) 1); но несомненно, что это не наши главы, а особый от них вид верхов (ведущий свое начало, если не ошибаемся, от ваз или других подобных сосудов), ибо не имеют существенной принадлежности и как бы составной части наших глав—шейки (эти западные груше-вазообразные главы суть верхи открытых фонарей, которыми кончаются и которыми нарочно увенчиваются башни,—в позднейшее время они перешли и к нам). В частности совсем нет наших глав (а также и сейчас указанных западных) и в деревянной архитектуре скандинавской 2). Из всего сказанного следовало бы, что главы составляют нашу национальную собственность, именно—или взяты из архитектуры гражданской и перенесены на церкви, или нарочно выду-

1) См. наприм. у Любке в Gesch. d. Architect. церковь св. Варвары в Куттенберге, что в Богемии, S. 560.

2) Насколько, впрочем, мы ее знаем (а знать ее, как указывали выше, мы имеем возможность только весьма недостаточно).

146

маны для украшения церквей; а так как нет никакого следа их в архитектуре гражданской, то именно—последнее. На самом деле однако вероятнейшим представляется думать, что главы не выдуманы нами в собственном смысле этого слова, а быв взяты с церквей каменных только свободно были воспроизведены на церквах деревянных. Мы сказали, что у Греков не было наших глав и что креста или непосредственно водружался в купол или ставился на нем на маленьких шаре и стативе. Со всею вероятностью следует думать, что глава с шейкой наших деревянных церквей и представляют именно увеличенное воспроизведение этих шара и статива. В настоящее время главы имеют у нас форму груш и луковиц, из которых вторая (на наш, по крайней мере, личный вкус—весьма некрасивая) есть позднейшая. В старое время они имели форму груш и шаров. Что первоначальная форма есть последняя, а не первая, видно из того, что название, которое в старое время имели у нас главы от формы, было «маковица»,—разумеется знаковая головка, а маковые головки, как известно, имеют форму шара,а не груши. Шарообразная глава на шее, это очевидно есть греческий шар на стативе, только в увеличенном виде. Если так должно думать о происхождении наших глав, то вместе с этим весьма вероятно думать, что дело началось с точного воспроизведения шара с стативом каменных церквей и что потом они все более и более были увеличиваемы, и следовательно — что чем далее назад, тем главы должны быть представляемы все меньшими.

Главы ставились на деревянные церкви как в том случае, когда они были купольные, так и в том случае, когда они были не купольные, т. е. как на купола, так и на крыши.

На купола сферические, по-видимому, могло ставиться только по одной главе — на их верхи. На самом деле это не так, — главы ставились и на их шарообразной площади и иногда так, что, тесно заставляя и уставляя собою всю эту площадь, доходили до огромного числа 23-х, а может быть и более, ибо пример 23-х глав мы знаем на куполе не исключительно большом, а как кажется совсем обыкновенном. Полагаем, что всякому читателю приходилось выдеть колокольни с шатровыми верхами, которые (верхи) все в рядах окон, имеющих над собой трехугольные или полукруглые наличники (козырьки). Пусть вообразит он, что подобным же образом на сферической поверхности куполов делались частые ряды фальшивых окон с полукруглыми наличниками: на этих-то наличниках, воспроизводивших собою лбы бочек, о которых мы говорили выше,

147

и были ставимы главы 1). На купола башнеобразные восьмигранные главы могли быть ставимы на их верхи и на пояса их двух уступов. На верху могло быть поставлено пять глав, на верхнем поясе восемь (против всех граней) и на нижнем поясе четыре (на углах против четырех граней, между тем, как другие четыре грани этого «пояса совпадали с стенами церкви), следовательно всего 17-ть. На куполах квадратно-четвероугольных главы могли быть ставимы на их клинчатых крышах и именно так же, как на куполах сферических, в числе неопределенно большом, хотя, кажется, в действительности ставились не более, как в числе пяти (считая с верхнею, и в случае пяти, а не одной, — боковые по одной на каждой стороне крыши).

На крышах главы были ставимы двояким образом: или непосредственно на них самих, т. е. на них непосредственно быв ставимы и как бы в них втыкаемы своими шеями, или на сделанные на них надстройки, каковыми были так называемые четверики, осмерики и шатры. Четвериками и осмериками назывались надстроенные «над крышами церквей обрубы (обруб колодца), которые имели форму или четвероугольную (по своему виду четверики назывались еще сундуками) или восьмиугольную 2). Шатрами назывались конусообразные надстройки над крышами церквей, имевшие совершенно одну и ту же форму с верхами шатровых колоколен. Восьмерики или восьмигранные обрубы, как необходимо думать, представляли собою фальшивые купола, т. е. быв взяты с куполов церквей каменных заменяли собою эти последние. С чего взяты были и что представляли собою четверики или сундуки не можем догадаться и не можем сказать. Шатры, по своему появлению поздние, взяты были с шатровых куполов церквей каменных, которые в свою очередь взяты была

1) Церковь, имеющую на своем сферическом куполе 23 главы, см. в Путешествии по озерам Ладожскому и Онежскому Николая Озерецковского, Спб. 1792 г. Рисунков таблица VIII, текст о церкви (в погосте Кижском, находящемся на острове Онежского озера того же имени) стр. 249 (главы—шарообразные, представляющие собою в увеличенном виде яблоки греческие). Позднейшие каменные церкви, которых сферические купола украшены рядами наших наличников, но без глав на них, см. в Русской Старине Мартынова и Снегирева (Николы Явленного в Москве.—по изд. в большом формате тетр. 2 и в селе Покровском,—тетр. 8).

  2) Арсений Суханов в Проскинитарии по Казанск. изд. стр. 187 fin.: теремец каменный (башенка)—осмерик, сиречь осмь стен».

148

из архитектуры западной, именно с верхов башен, которые находятся при и на церквах западных (Так как на церквах каменных мы находим не только шатровые купола, но и простые надстройки в виде шатров 1), то возможно думать, что дело было не таким образом, чтобы на деревянных церквах стали делать шатровые надстройки по подобию шатровых куполов церквей каменных, а потом с деревянных церквей надстройки перенесены были на каменные, а так, что и надстройки, после куполов, впервые явились также на церквах каменных и что на деревянные они перенесены уже как готовые. Шатровые надстройки, как и таковые же купола, имеют семигранные низы, о которых в описаниях говорится, что «шатер на осмерике»; но этих восьмигранных низов или семериков не должно смешивать с осмериками, о которых выше, — это так сказать отрезки верхов башен, с которых взяты шатры. Со второй половины XVII века шатровые верхи на церквах по  не совсем ясной причине, может быть — в виду их западного происхождения, начали быть запрещаемы). Относительно церквей, на которых ставимы были надстройки, должно думать, что на церквах крытых бочками всегда ставимы были восьмерики, что на церквах крытых на два ската произвольно была ставима и не ставима которая-нибудь из трех надстроек и что на церквах «клинчатых» не ставима была ни одна из них. Крыша бочками взята была с церквей каменных и следовательно для полного сходства с последними» деревянные церкви должны были при ней иметь на себе восьмерики, которые представляли собою их куполы. Что на церквах, имевших крыши клинчатые, не было делаемо ни одной из трех надстроек, это нужно думать на том основании, что на востром конусе, чем были они (крыши клинчатые), надстройка представляла бы нечто не натуральное. Что касается до числа глав, поставлявшихся на церкви бескупольные при посредстве надстроек или прямо на крышу, и до законов и обычаев при сем наблюдавшихся, то мы имеем мало положительных сведений. Весьма вероятно предполагать, что при надстройке осмериков, что по сейчас сказанному могло быть по произволу на церквах, крытых на два ската, и всегда долженствовало быть на церквах, крытых бочками, так как восьмерики представляли собой купола церквей каменных, было подражаемо относительно

1) См. Московскую церковь Рождества в Путинках в Русской Старине Мартынова и Снегирева, тетр. 9; шатровые купола на церквах каменных см.  в той же Старине.

149

глав этим последним, именно—что их ставили по одной или по пяти 1). Относительно надстройки четвериков или сундуков имеем свидетельства, что на самых этих четвериках было поставляемо по две главы, что для нас также загадочно, как загадочны сами они 2). Шатров было ставимо на церкви (а с ними и глав, которые были на них) по два и по три, и именно—по линии не впродоль кровли, а поперек (по два, вероятно, было ставимо по подражанию церквам западным, на которых башен сзади или спереди или с обеих сторон было ставимо на углах по две, а три должно считать уже собственным нашим нововведением). Непосредственно на крыши клинчатые главы могли ставиться так же, как на те же крыши куполов квадратно-четвероугольных, и в действительности вероятно «ставились так же, т. е. или по одной или по пяти. На крышах двускатных, под которыми на церквах продолговато-четвероугольных, состоявших из двух отделений, должно разуметь передние отделения, глав ставилось или по одной, на середине шелома, или по три, в продольную линию,—на середине и на концах шелома (а на задних отделениях церквей продолговато-четвероугольных, как должно думать, глав никогда не ставилось) 3).

Главы состоят из самых глав и из шеек. Шейки, будучи столбиками, представляют собою как бы отрезки колонн и на сем основании низы их обделывались на подобие базисов этих последних. Обделка состояла в том, что низы шеек обводились кругом наличниками (в данном случае должно было бы сказать наножниками) или из полукругов с защипнутыми и незащипнутыми верхами (лбы бочек) 4), или из треугольников 5).

1) Имеем впрочем свидетельства, что на церквах, крытых бочками, бывало по три главы.—Записок Археолог. Общ. т. VIII, Смеси стр. 53.

2) Записок Русск. и Слав. Отд. Археолог. Общ. т. I. отд. 3, стрр. 148 л. 153.

3) Верхоспасский Московский Кремлевский собор, как будто построенный «на деревянное дело», имеет на своей весьма плоской двускатной кровле 13 глав. Может быть, что в виде исключения бывало так о на деревянных церквах с двускатными кровлями.

4) Описания выражаются относительно этой формы базиса шеек, что «глава стоит на бочках малых».

5) Последний способ взят из архитектуры западной и перешел на главы при посредстве шатров; у этих последних восьмигранные низы обделывались треугольниками потому, что верхи башен западных, что представляли эти низы, см. выше, имели фронтоны в виде треугольников.

150

Кроме трех указанных нами надстроек, на некоторых из наших деревянных «церквей находим еще четвертую, именно — в виде башенок. Три башенки были на Кольском соборе — одна на заднем приставном четвероугольнике собственной церкви и две на главном четвероугольнике этой последней с боков купола (см. изображения собора по указанному на стр. 134); все три башенки—двусоставные, с нижней половиной большей по объему, чем верхняя; первая башенка круглая, две остальные четвероугольные; все они накрыты клинчатыми верхами (круглая—круглоклинчатым), на которых главки. Откуда взялись эти башенки и как были они у нас употребительны, пока ничего сказать не можем 1).

Всем нами сказанным, как мы сами давали знать, далеко к далеко не исчерпывается материя о наших деревянных церквах. Но мы сказали, что могли 2).

1) На Константинопольской Софии есть две круглые глухие башенки на западной стене. Так как невозможно придумать повода, по которому бы их могли надкласть Турки,—с минаретами, которых у св. Софии четыре, они не имеют, ничего общего,—то, несомненно, их должно считать до турецкими. Мы, разумеется не хотим этим сказать, чтобы башенки Кольского собора были взяты с св. Софии, но мы хотим этим сказать: если окажется, что башенки были у нас довольно употребительны, то, занимаясь вопросом об их происхождении, не бесполезно будет начать с того, чтобы хорошенько поискать их в позднейшей греческой архитектуре.

2) Желательно, чтобы Академия Художеств издала отдельный альбом деревянных церквей, содержащий возможно большее количество снимков с них: тогда явилась бы возможность о более или менее обстоятельных речей о них.