Бальтазар фон, Ганс Урс Лепта вдовицы

ЛЕПТА ВДОВИЦЫ

Иисус сел напротив сокровищницы (Мк. 12, 41). «Напротив»— это место, откуда Он видит, какие суммы люди решают уделить храму, богослужению, Богу. Но прежде всего это — местоположение самого Бога-Отца, представленного в Сыне. Бог смотрит на жертвователей взглядом измерения и оценки, а стало быть, и судящим взглядом. Он одновременно улавливает две вещи: и величину суммы, которая уделяется, и умонастроение жертвователя. «Многие богатые подходили и клали много» — таково первое наблюдение. Однако Иисус тут же скажет: «Ибо все клали от избытка своего». Таково второе наблюдение. Богатые дают, мало что теряя, и их жертва не приносит им ощутимого урона. Фактически они как бы ничего и не жертвуют, даже отвлекаясь от мотивов, по которым они вложили деньги. Допустим, они ждали от людей восхищения их щедростью. Может быть, они надеялись, что Бог засчитает их взнос. Не исключено, что ими даже движет определенное человеколюбие и стремление немного сгладить неравенство бедных и богатых. И чем «больше» вклад, тем спокойнее больная совесть. Но не этим занят Иисус.

/62/

Лишь теперь пробуждается Его внимание. «Бедная вдовица вложила две самые мелкие монеты». И тогда до этого сидевший в одиночестве Учитель созывает своих учеников. Свершилось событие, наглядно доказывающее правоту всего Его благовестия. У евангелистов Луки и Марка рассказ о лепте вдовицы идет непосредственно перед пророчеством о последних временах, открывающем страстные дни. Вот только теперь Иисус видит пример, как проповедь благовестия стала исполненным делом. Когда Иисус оценивает поступок вдовицы, Он не призывает к чему-то, а восхищенно признает соответствие слова и дела. Сделанное вдовицей соответствует тем ожиданиям, которые отнесены лишь на дальнейшее, которые Иисус, может бить, считает даже вообще завышенными. «Ибо все клали от избытка своего, а она от скудости положила все, что имела, все пропитание свое».

Различие между вдовицей и другими жертвователями — огромно, неизмеримо: одно дело — от избытка, другое — от недостатка; там — излишнее, здесь — необходимое. С одной стороны, мы видим просчитанное вперед деяние, как бы самому не остаться внакладе. С другой же стороны, перед нами нерасчетливость, поскольку от слишком мало до совсем ничего один шаг. Иисус не спрашивает, знакома ли женщина с Его учением,— Он и раньше находил «большую веру» за пределами Своего круга, в котором произносил проповеди. Иисуса не занимает, почему женщина отдала свое последнее,— потому ли, что хотела нечто уделить Богу и Его храму, потому ли (впрочем, это маловероятно), что ждала для себя от Бога воздаяния. Ясно и так, что она не стремилась ни к какой доблести, а просто желала отдать Богу, что Ему подобает. Можно думать, что она стыдится, поскольку дает так мало. Не исключено, что ей страшен священник, который принимал приношения и разделял их на различные нужды,— как бы не выразил презрения и не отказался принять подаваемое. Важно только одно: она добровольно отдала все до последнего, не подумав наперед, что остается на жизнь. Казалось бы, различие между «почти-ничего» даяния и «совсем-ничего», с чем остается вдовица,— крайне мало, почти неприметно. Но Христос усматривает между ними огромную дистанцию, несравнимую с той, что получается у других жертвователей.

На первый взгляд кажется, достаточно констатировать, что Иисус в самом конце своего учительного «пути нашел наконец образец действия, которого Он добивается от Своих учеников. Вот, теперь Он может показать им образцовое поведение. Но, поступив так, мы, вероятно, просмотрели бы, что Иисус от учеников в первую очередь требовал бесповоротно следовать за Собой, решительно «все-оставить». Лишь при таком условии следование является истинным,— ведь Он и сам является «Все-Оставившим». Если бы не так, то, по словам св. Иринея, Христос требовал бы от учеников больше того, что готов исполнить Сам. Получается, что Иисус-то и является прообразом бедной вдовицы? Именно так, и в свете

/63/

Его категорических заветов и не может быть иначе: кто не покидает всего своего до конца и удерживает кое-что про запас,— пусть это будет всего лишь собственное «я» (Лк. 14, 26),— тот, по Иисусовым словам, «недостоин Меня». «Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее» (Мк. 8, 35; Лк. 9, 24; 17, 33). А больше потери, чем собственная жизнь, просто не может быть, в том числе и для Иисуса. Бедная вдовица добровольно отдает «все свое (жизненное) пропитание», и на это простирается ее власть. Но и у Иисуса есть «власть отдать Мою жизнь», и как раз за эту волю к само-отдаче и любит Его Бог-Отец (Ин. 10, 18, 17). Иисусова самоотдача — без обдумывания, без защиты; Он не раздумывает, что случится «на следующий день» (для Него — на Пасху). Довольно для каждого дня (страстная пятница!) «своей заботы» (Мф. 6, 34). Проливаемая Им кровь будет изливаться в вечности (и Катарина Сиенская познает это), так что ее уже не собрать. Подобно тому, как к бедной вдовице ее лепта возвращается лишь под образом некоей принесенной Богу жертвы, так и к Иисусу Его кровь возвращается в образе тех людей, которые приносят небесному Отцу «святую чашу» и оказываются достойными выпить из нее.

Предлагающий самого себя: «Пойду за Тобой, куда бы Ты ни пошел» — слышит в ответ: «А Сын Человеческий не имеет, где преклонить голову» (Лк. 9, 57 и сл.). У Него всегда была «пища, которой вы не знаете», готовность «сотворить волю Моего Отца» (Ин. 4, 32 и сл.), но в последние дни выяснилось, что «жизненное пропитание» Иисус получает лишь в форме отрешенности. Или лучше сказать: в образе чаши гнева Бога Ягве перед лицом грехов мира. Пропитайся и живи ею, если сможешь, а иначе — умри.