Жаба С., Русские мыслители о России и человечестве. М. А. Бакунин

М. А. Бакунин.

113

Творческое разрушение.

Доверимся вечному духу: он разрушает и уничтожает, потому что он неизмеримый источник и вечный творец жизни. Страсть к разрушению есть в то же время творческая страсть.

(«Реакция в Германии». 1842 г.).

Богоборчество.

Идея Бога влечет за собою отречение от человеческого разума и справедливости, она есть самое решительное отрицание челове­ческой свободы и приводит неизбежно к рабству людей в теории и на практике.

(«Кнуто-германская империя». Том II, стр. 144).

О польском восстании 1830 г.

...Эта война была предпринята в интересах деспотизма и ни в коем случае не в интересах нации русской, — ибо эти два инте­реса абсолютно противоположны. Освобождение Польши было бы нашим спасением. Если бы вы стали свободны, мы бы стали также... Мы дети одной породы, и наши судьбы нераздельны, наше дело должно быть общим.

Вы это хорошо поняли, когда вы написали на ваших революци­онных знаменах: «За нашу и за вашу вольность».

(«Речь, произнесенная 29-го ноября 1847-го года, в Париже, в годовщину польского восстания 1830 г. Том III, стр. 41).

О благоразумных вождях.

Не... надо вождей, которые наполовину возбуждают, наполовину успокаивают народ...

И о народной буре.

Освобождение наших народов может выйти только из одного бурного движения их. Дух нового времени говорит и действует только среди бури. Наша славянская натура не такова, как у от­жившего старика, которому подходит только расслабленное и раз­жиженное; она не погибла и не испортилась, она проста и велика, и только прямота и цельность действуют на нее. Славяне должны быть огнем, чтобы творить чудеса...

Цель революции — Россия.

Чудеса революции встанут из глубины этого пламенного океана. 

114

Россия есть цель революции: ее наибольшая сила там развер­нется и там достигнет своего совершенства...

Служение человечеству — кровью и огнем.

Высоко и прекрасно взойдет в Москве созвездие революции из моря крови и огня, и станет путеводной звездой для блага всего освобожденного человечества...

Роль австрийских славян.

Идите апостолами пробуждающегося Славянства!

Соединяйтесь, славянские народы Австрии!... в союз для осно­вания федерации, которая скоро должна соединить между собою все славянские народы. Будьте опять, как уже были однажды в зо­лотой Праге, для нас, для всех славян Севера и Турции, предвест­никами, сверкающей грозовой тучей всех нас освобождающей ре­волюции.

Тогда воскреснет Славянство!

(«Воззвание к славянам». 1848 г. Том III, стр. 63, 59, 63).

О польском восстании 1863 года.

...И да будет опозорен тот из русских, у кого в настоящую ми­нуту, когда русские войска режут польский народ,... достанет духу сказать хоть одно слово упрека героическим и благородным детям этой мученической, но далеко не подавленной страны. Не подавлен­ной, нет!

И мы с восторгом и умилением приветствуем дивное возрожде­ние великого славянского народа, без которого славянский мир был бы не полон, ощутил был ничем не заместимую пустоту, был бы лишен своего венка. Да, мы любим поляков, мы удивляемся им, мы верим в их высокую будущность, неразрывно связанную с бу­дущностью всех славян, мы верим в их братство с нами.

(«Русским, польским и всем славянским друзьям». 1862 год, Приложение к «Колоколу»).  (Глинский).

Три принципа человеческого развития.

Три элемента, или, если угодно, три основных принципа, состав­ляют существенные условия всякого человеческого развития в ис­тории, как индивидуального, так и коллективного:

1. Человеческая животность. 2. Мысль и 3. Бунт. Первому со­ответствует собственно общественная и частная экономия, второму — наука; третьему — свобода.

(«Кнуто-германская империя». Том II, стр. 132).

115

Что такое государство.

...Государство — это насилие, притеснение, эксплуатация, не­справедливость, возведенная \ систему... Государство есть полное отрицание человечества, отрицание двойное—и как противополож­ность человеческой природе и справедливости, и как насильствен­ное нарушение всеобщей солидарности человеческого рода...

Вместо государства — свободные ассоциации.

Тот, кто хочет вместе с нами учреждения свободы, справедливо­сти и мира, кто хочет полного и совершенного освобождения на­родных масс, должен желать вместе с нами разрушения всех госу­дарств и основания на их развалинах всемирной федерации свобод­ных производительных ассоциаций всех стран.

(Речь на Конгрессе «Лиги мира и свободы». 1866 г. Том III, стр. 116-117).

Роль патриотизма.

Вопиющее отрицание человечности, составляющее сущность го­сударства, является с точки зрения последнего высшим долгом и самой большой добродетелью: оно называется патриотизмом и составляет наивысшую мораль государства...

Это объясняет нам почему, с самого начала истории, т. е. с за-
рождения государств, политический мир всегда был ареной выс-
шего мошенничества и несравненного разбоя...

Государственный интерес.

Государственный интерес, истинно ужасное слово! Оно развра­тило и обесчестило больше людей в официальных сферах и пра­вящих классах общества, чем само христианство. Как только это слово произнесено всё замолкает, все исчезает: добросовестность, честь, справедливость, право, само сострадание и вместе с ним ис­чезает логика и здравый смысл; черное становится белым, а белое черным, отвратительное — человечным, а самые подлые обманы, самые ужасные преступления становятся достойными поступками.

(«Федерализм, Социализм и Антителеологизм». 1868 г. Том III, стр. 190-191).

Несходство русского революционного движения с западно-европейским.

Большинство нашей передовой молодежи, кажется, понимает, что западные абстракции,...—даже демократические, к нашему рус­скому движению неприменимы,...—что оно развивается... при усло­виях совершенно различных... И первое из этих условий — то, что

116

оно не есть главным образом движение образованной и привиле­гированной части России. Таковым оно было во времена декабри­стов. Теперь главную роль в нем будет играть народ. Он есть глав­ная цель и единая, настоящая сила всего движения. Молодежь по­нимает, что жить вне народа становится делом невозможным и что кто хочет жить, должен жить для него. В нем одном жизнь и бу­дущность, вне него мертвый мир.

Вся жизнь в народе — слияние с народом.

Без сомнения, слившись с народом, принятые народом, мы мо­жем принести ему много пользы... Мы принесем ему формы для жизни, он даст нам жизнь. Кто даст больше? Разумеется, народ, а не мы.

...Сближение это необходимо, но оно трудно, потому что тре­бует с нашей стороны совершенного перерождения, не только внеш­него, но и внутреннего... Мы должны видеть в нем не средство, а цель; не смотреть на него, как на материал для революции по на­шим идеям... напротив, смотреть на себя, если он на то со­гласится, как на слуг своего дела.

Как получить признание народа.

...Любить страстно, отдаваться всею душою, побеждать громад­ные трудности и препятствия, силою любви и жертвы победить ожесточенное сердце народа, дело молодежи. Вот где ее назначе­ние! Учиться она должна у народа, а не учить. Не себя, а его воз­вышать и вся отдаться его делу. Ну, а тогда народ признает ее...

Трудность пути. В будущее — с народом.

Подвиг не легкий, но за то высокий и стоющий жертв: подвиг повивания новорождающегося русского мира! ...Путь наш труден. Отсталых, испуганных и усталых будет много. ...Но мы, друзья, выдержим до конца и безбоязненно, твердым шагом, пойдем к на­роду, а там, когда с ним сойдемся, помчимся вместе с ним, куда вынесет буря.

(«Романов, Пугачев или Пестель». «Народное Дело». 1862 г.. Том III, стр. 83-91).

Первая цель революции.

С таким народом, социалистом по истинкту и революционером по природе, и с... молодежью, стремящейся по принципам и, что еще важнее, по самому своему положению, к уничтожению су­ществующего порядка вещей, — революция в России несомненна. Что же будет ее первым, ее необходимым делом? Разрушение Им­

117

перии, потому что, пока существует империя, ничего хорошего и живого не может осуществиться в России. Мы патриоты народа, а не государства.

(Речь на конгрессе «Лиги мира и свободы» в 1868 г. Том III, стр. 112).

Программа русской революции. Собственность и семья.

...Желая действительного и окончательного освобождения на­рода, мы хотим:

Упразднения права наследственной собственности...

Уничтожения семейного права и брака, как церковного, так и гражданского, неразрывно связанного с правом наследства...

Земля и фабрики.

Основой экономической правды мы ставим коренные положения: Земля принадлежит только тем, кто ее обрабатывает своими ру­ками — земледельческим общинам. Капитал и все орудия труда ра­ботникам — рабочим ассоциациям.

Анархическое устройство.

Вся будущая политическая организация должна быть ничем дру­гим, как свободною федерациею вольных рабочих, как земледель­ческих так и фабрично-ремесленных артелей (ассоциаций).

Разрушение всех учреждений.

И потому, во имя освобождения политического, мы хотим прежде всего окончательного уничтожения государства, хотим искоренения всякой государственности со всеми ее церковными, политическими, военно- и граждански-бюрократическими, юридическими, уче­ными и финансово-экономическими учреждениями.

Свободная федерация народов.

Мы хотим воли для всех народов, с правом полнейшего саморас­поряжения, на основании их собственных инстинктов, нужд и воли; дабы, федерируясь снизу вверх, те из них, которые захотят быть членами русского народа, могли бы создать сообща действительно вольное и счастливое общество, в дружеской и федеративной связи с такими же обществами в Европе и в целом мире.

(«Наша программа». «Народное дело» № 1, 1868 г. Том. III, стр. 96-97).

Теория Маркса.

Мы уже несколько раз высказывали глубокое отвращение к те­-

118

ории Лассаля и Маркса, рекомендующей работникам", если не как последний идеал, то, по крайней мере, как ближайшую главную цель, — основание народного государства, которое, по их объ­яснению, будет ничто иное, как «пролетариат, возведенный на сте­пень господствующего сословия».

Диктатура над кем?

Спрашивается, если пролетариат будет господствующим сосло­вием, то над кем он будет господствовать? Значит останется еще другой пролетариат, который будет подчинен этому новому гос­подству, новому государству, например, хотя бы крестьянская чернь, как известно не пользующаяся благорасположением марк­систов; или, если взглянуть с национальной точки зрения на этот вопрос, то, положим, для немцев славяне, по той же причине, ста­нут к победоносному немецкому пролетариату в такое же рабское подчинение, в каком последний находится к своей буржуазии.

Эгоистическая власть меньшинства.

Что значит пролетариат, возведенный в господствующее сосло­вие? Неужели весь пролетариат будет стоять во главе управления?

Итак, всё приходишь... к управлению огромного большинства на­родных масс привилегированных меньшинством... Но это мень­шинство, говорят марксисты, будет состоять из работников. Да, по­жалуй, из бывших работников,... которые... станут смотреть на весь чернорабочий мир с высоты государственной: будут представ­лять уже не народ, а себя и свои притязания на управление наро­дом...

Из порабощения не рождается свобода.

Марксисты... утешают мыслью, что эта диктатура будет времен­ная и короткая. Они говорят, что такое государственное ярмо—дик­татура есть необходимое переходное средство для достижения пол­нейшего народного освобождения: анархия или свобода — цель, государство или диктатура — средство. Итак, для освобождения народных масс надо их сперва поработить.

...Мы отвечаем: никакая диктатура не может иметь другой цели, кроме увековечения себя и что она способна породить, воспитать в народе, сносящем ее, только рабство: свобода может быть соз­дана только свободою, т. е. всесторонним бунтом и вольною орга­низацией) рабочих масс снизу вверх.

Будущая деспотия.

...Пролетариат должен совершить революцию для овладения го-

119

сударством... По нашему мнению, раз овладев им, он должен не­медленно его разрушить, как вечную тюрьму народных масс; по теории же г. Маркса, народ не только не должен его разрушать, напротив, должен укрепить, усилить и в этом виде передать в пол­ное распряжание своих благодетелей, опекунов и учителей — на­чальников коммунистических партий, словом г. Марксу и его друзь­ям, которые начнут освобождать по своему. Они сосредоточат бразды правления в сильной руке, потому что невежественный на­род требует весьма сильного попечения; создадут единый государ­ственный банк, сосредотачивающий в своих руках всё торгово-про­мышленное, земледельческое и даже научное производство, а массу народа разделят на две армии: промышленную и земледельческую, под непосредственною командою государственных инженеров, ко­торые составят новое привилегированное науко-политическое со­словие.   (Том I, стр. 233-237).

Немцы и Славяне.

Странное назначение немецкого племени! Возбуждая против себя общие опасения и общую ненависть, они соединяют народы. Та­ким образом, они соединили славян...

Если немцы придут в Россию.

В этом смысле и русский народ вполне славянский народ. Нем­цев он не любит; но обманывать себя не должно, нелюбовь его к немцам не простирается так далеко, чтобы он собственным движе­нием отправился воевать против них. Она скажется лишь, когда немцы сами придут в Россию и вздумают хозяйничать в ней...

(Том I, стр. 125).

Двуединый инстинкт рабства и угнетения.

...Инстинкт общественности, составляющий характеристическую черту немецкого народа,... разлагается на два элемента, повидимо-му противоположные, но всегда неразлучные: рабский инстинкт повиновения, во что бы то ни стало, смирного и мудрого подчине­ния себя торжествующей силе под предлогом послушания, так на­зываемым, законным властям; а в то же время господский инстинкт систематического подчинения себе всего, что слабее, командования, завоевания и систематического притеснения...

Угнетение славян.

И никто не испытал на себе так горько этих стремлений, как сла­вянское племя. Можно сказать, что все историческое назначение немцев, по крайней мере на севере и на востоке, и, разумеется, по

120

немецким понятиям, состояло и чуть ли еще не состоит и теперь именно в порабощении и в насильственном германизировании сла­вянских племен...

Последняя борьба или социальная революция.

Это длинная и печальная история, память о которой глубоко хранится в славянских сердцах и которая без сомнения отзовется в последней неизбежной борьбе славян против немцев, если соци­альная революция не примирит их прежде.    (Т. Г, стр. 154-155).

Пангерманизм и социальная революция.

В настоящее время с одной стороны стоит полнейшая реакция, осуществившаяся в Германской империи, в германском народе, обу­реваемом единою страстью завоевания и преобладания, т. е. госу-дарствования; с другой, как единая поборница освобождения на­родов,... поднимает свою голову социальная революция...

На пангерманском знамени написано: удержание и усиление государства во что бы то ни стало; на социально-революционном же, на нашем знамени, напротив, огненными, кровавыми буквами начертано: разрушение всех государств, уничтожение буржуазной цивилизации, вольная организация снизу вверх посредством вольных союзов, — организация разнузданной чернорабочей черни, всего освобожденного человечества, создание нового общечеловеческого мира.    (Том I, стр. 253-254).

Роль славян: не племенная, а международная.

Мы не должны обманывать славян... Если мы... зовем славянский пролетариат и славянскую молодежь на общее дело, то вовсе не предлагаем им, как общую почву для дела, наше общее, более или менее славянское, происхождение. Мы можем признать только одну почву: социальную революцию, вне которой мы не видим спасе­ния ни для их народов, ни для нашего, и думаем, что именно на этой почве, вследствие многих одинаковых черт в характере, в исто­рической судьбе, в прошедших и настоящих стремлениях всех славянских народов, а также и вследствие их одинакового отноше­ния к государственным поползновениям германского племени, они могут братски соединиться не для того, чтобы создать общее госу­дарство, а для того, чтобы разрушить все государства, и не для того, чтобы составить между собою замкнутый мир, а для того, чтобы вместе вступить на всемирное поприще, начиная по необ­ходимости с заключения тесного союза с народами латинского пле­мени, которым, также, как и славянам, угрожает теперь завоева­тельная политика немцев.

121

Союз с латинскими народами — пока немцы не одумаются.

Но и этот союз против немцев должен длиться только пока нем­цы... не сбросят с себя государственного ига и не откажутся на­всегда от своей несчастной страсти к государственному преоблада­нию.    (Том I. стр. 124-125).

(«Государственность и анархия»).

На помощь Франции.

Я... глубоко возмущен всеми оскорблениями, наносимыми Фран­ции, и прихожу в отчаяние от ее несчастий. Я горько оплакиваю не­счастие этого симпатичного, великого и великодушного националь­ного характера, этого лучезарного французского ума, выработан­ного и развитого историей, как будто, для эмансипации челове­чества. Я оплакиваю молчание, которое может быть наложено на мощный голос Франции, возвестившей всем страждущим и угне­тенным свободу, равенство, братство и справедливость. И мне ка­жется, что если великое солнце Франции померкнет, затмение на­ступит повсюду, и какие бы разноцветные фонарики ни зажгли резонерствующие немецкие ученые, им не удастся заменить простую и великую ясность, распространяемую на весь мир француз­ским гением.

И в то же время я уверен, что поражение и подчинение Фран­ции и торжество Германии, порабощенной пруссаками, отбросит Европу во мрак, в нищету, в рабство минувших веков. Я до того убежден в этом, что мне представляется, как священная обязан­ность для всякого, кто любит свободу, кто желает торжества чело­вечности над зверством, какой бы национальности он ни был — англичанин, испанец, итальянец, поляк, русский и даже немец — обязанность принять участие в демократической борьбе француз­ского народа против вторжения немецкого деспотизма.

(Сентябрь, 1870 года, Том I, стр. 40-41).

122