Леман К. Чистилище

PARIS

Разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу.

Карл Леман

ЧИСТИЛИЩЕ

Чистилище (или лучше сказать очистилище) — это, вопреки распространенному представлению, не место, но состояние или процесс очищения души, представшей перед Богом.

Учению о Чистилище долгое время очень вредило разнузданное воображение многих людей. Стремились установить конкретно, в деталях, как достигает совершенства человек, которого Бог уже оправдал, но которому предстоит еще освободиться от тяжести совершенных на земле грехов.

Те символы и образы, которые должны были оставаться лишь преходящими знаками, превратились в косные, застывшие представления и понятия. Это подтверждается уже тем, как пользовались в учении о Чистилище образом огня. Все богатое содержание понятия Чистилища постепенно свелось лишь к идее наказания и воздаяния: в воображении людей возникала камера пыток, небесный концентрационный лагерь, где один кошмар сменяет другой.

Тяга эпохи Барокко к разного рода эффектам и преувеличениям еще сильнее выявила все это. К тому же многие народные проповедники, стремясь облегчить обращение своих слушателей к Богу, приоткрывали перед ними дверь в Чистилище, с тем чтобы они могли увидеть страдания пребывающих в нем. Не следует забывать и об уродствах, порожденных церковной жизнью нескольких последних столетий. Созидание чисто умозрительных, порожденных дурным вкусом теорий о «страдающих душах», так же как и индульгенции, отвлекало внимание людей от самого главного в христианской вере. Так что в конце концов многие стали смотреть на учение о Чистилище как на учение, которого придерживаются исключительно католики.

 40

Многие видели в нем также типичный критерий, которым пользуются те, кто стремится отличать Церкви друг от друга.

Судя по всему, теперь эти представления о Чистилище и вообще о последних судьбах мира и человека утеряли значительную долю своего влияния. Для тех, кто отбрасывает идею «промежуточного состояния» (период, когда индивидуум ожидает достижения своего окончательного состояния и последнего Суда), Чистилище исчезает или становится лишь какой-то отдельной стороной Суда. Традиционное же учение о последней судьбе человека различает на антропологическом уровне тело и душу и усматривает некий отрезок времени между признаваемым традиционной эсхатологией бессмертием души после смерти человека и воскресением тела в конце истории, — то, что и есть «промежуточное состояние».

Те современные богословы, которые говорят, что «в момент смерти человек воскресает весь, во всем своем неразделимом единстве», тем самым не упраздняют безоговорочно традиционное учение о Чистилище, но рассматривают очищение как одну из «сторон встречи с Богом, происходящей в результате смерти». Достаточно ли такой идеи для сохранения наиболее существенного в учении о Чистилище? Где проходят границы нового истолкования? Что остается в этом случае от традиционного учения?

Учение Церкви

Многие спотыкаются уже на самом слове «Чистилище».

И действительно, это слово, употребляемое в проповедях и катехизисе, способно принести скорее зло, нежели добро, ибо оно, как мы уже говорили, слишком тесно связано с представлением о некоей эсхатологической камере пыток. С другой стороны, остается открытым и вопрос о том, следует ли во что бы то ни стало избегать слова «Чистилище» и заменять его другим. Во всяком случае, уместно напомнить, что понятие «очищающего огня» появляется лишь в одиннадцатом веке. На протяжении долгого времени смысл понятия Чистилища передавался по-разному. В соборных учительных текстах избегали даже употреблять сам термин «Чистилище», так же как и образ огня, очищающего от грехов. В Средние века на Соборах, которые искали формулы единства с Православными Церквами, грекам не вменялось в обязанность принять учение о Чистилище, хотя в некоторых, обладающих меньшим авторитетом, соборных изречениях, можно найти тенденции такого рода. Во всяком случае, даже если идея очистительного огня и появлялась в официальных документах, она никогда не обладала обязывающей догматической силой. Чаще всего употреб-

41

ляют глаголы и прилагательные по смыслу не слишком точные, взятые из той группы слов, которыми пользовались для обозначения понятия очищения («очищающее наказание», «исправление»). Часто пользуются словом «пургаториум» — наше «Чистилище», которое следовало бы заменить словом «очищение». Так что в действительности речь идет о процессе, а не о месте — даже если иной раз и встречаются пространственные образы (например, «в Чистилище»), в соборных текстах никогда не провозглашалось учение о существовании места очищения в космологическом смысле.

Второй Лионский Собор, Соборы Флорентийский и Тридентский сумели выразить сущность католической веры в сходных формулировках, но каждый раз все более углубленно и сконцентрировано. Согласно Тридентскому Собору, «есть очищение (пургаториум), и души задержанных там получают помощь через ходатайство верующих и, прежде всего, через Бескровную Жертву». Кроме того, Собор торжественно предостерегает епископов и призывает их бороться с теми, кто интересуется частными подробностями и придерживается суеверных обычаев; Собор просит епископов заботиться о простоте и ясности проповедей, посвященных Чистилищу, и придерживаться «святого учения» Церкви.

По этому тексту заметно, что соборные документы не подчеркивают истязующее свойство Чистилища, как это делали, прежде всего, теологи-схоласты. Следовательно, эти соборные документы можно увязать с учением Восточных Церквей, согласно которому очищение, уже предполагающее фундаментальное единство с Богом, понимается как страдание, необходимое для того, чтобы стать совершенным, чистым и свободным. Таким образом, учение Церкви никак не противоречит представлению об очищении как о духовной терапии и не сводит идею Чистилища к некоему наказанию-отмщению. Отсюда ясно, что грубые представления о Чистилище как о громадном «учреждении», ведающем наказаниями, не находят никакой поддержки в соборном учении Церкви. Наоборот, соборное учение со всей решительностью преграждает путь всем такого рода сомнительным плодам извращений. Поэтому и протест против них Реформации можно рассматривать как попытку обновить богословие и духовную жизнь. Отвечая протестующим критикам, можно признать, что учение о Чистилище было искажено злоупотреблениями, однако по своей сущности оно остается истинным.

Необходимо также отметить, что все эти соборные декларации отвергают любое умозрительное объяснение. Очищение существует для тех, кто в момент смерти пребывает в любви к Богу («совершающая благодать»), но должен еще освободиться от остатков греха и от последствий грехов, совершенных ранее. Отсюда хорошо видно, что

 42

никто не вправе отделять учение о Чистилище от учения об оправдании и грехе. Действительно, учение о Чистилище предполагает различие между смертным грехом, закрывающим вход в Царствие Божие, и более легкими грехами, которых в течение земной жизни не может избежать никто, даже самый праведный. В то же время можно усмотреть глубочайшую связь между учением о Чистилище и обычаем древней Церкви ходатайствовать за умерших, чтобы срок их страданий был сокращен и чтобы они могли войти в полное видение Бога, которое для них пока еще недоступно. Этот очень давно засвидетельствованный обычай — молиться за умерших, молиться как во время Евхаристии, так и вне се, — служит важным элементом в диалоге между Западной и Восточными Церквами.

Уже это схематичное изложение учения Церкви свидетельствует о замечательном явлении: касаясь столь сложного вопроса, вера, соборне провозглашенная Церковью, оказывается более осторожной и более трезвенной, чем многие высказывания, которые можно найти в традиционном богословии, претендующем на более полное знание, чем сама Церковь.

Конечно, из этого не следует делать вывод, что современные богословские исследования должны довольствоваться лишь простым пережевыванием того, что уже было провозглашено Церковью.

Новая систематическая разработка

Каждая новая попытка понять Чистилище должна начинаться с отказа от обособленного его рассмотрения. Для этого в первую очередь нужно перестать рассматривать Чистилище как некое космологически детерминированное м е с т о. Отсюда следует, что нам необходимо быть осторожными в использовании категорий времени, заимствованных из физического мира, поскольку такое использование может привести к различению последовательных этапов процесса, посредством которого человек достигает совершенства. Но отказ от временных и пространственных категорий возможен только в том случае, если понятию Чистилища возвращают его первоначальный Богословский смысл; иными словами, Чистилище — одна из сторон того процесса, посредством которого человек достигает совершенства через Суд Божий. Такая встреча человека с Богом не укладывается в мерки земного времени. Чистилище обретается во вневременном мгновенном переходе от смерти к совершенству. Нельзя толковать этот промежуток как некий отрезок линейно-гомогенного времени, так как он является скорее звеном целостного в своей дифференцированной структуре процесса, приводящего человека к совершенству.

 43

С другой стороны, учение о Чистилище, по крайней мере в том виде, как мы его пытаемся обосновать, никак не связано с труднейшей проблемой «промежуточного состояния». Так что эту проблему мы можем здесь вынести за скобки. Но, конечно, сделать это можно лишь развивая учение о Чистилище, отчасти рассмотренное нами выше и представляющее собой лишь богословский набросок.

Неразрывная связь понятия Чистилища

с понятием суда над самим собой

Все, что можно сказать об эсхатологическом процессе, посредством которого человек становится совершенным, приобретает подлинный богословский смысл лишь в том случае, если сказанное способно осветить то, что происходит во время Суда Божия. Через Суд человек познает себя таким, каков он есть на самом деле. Нельзя сказать, что приговор выносится извне и что в процессе вынесения этого приговора человек не принимает никакого участия. Но в то же время сам человек — не есть высшая норма. Свет, благодаря которому мы раскрываем глаза на самих себя, исходит не от нас. Любое «самоусовершенствование» встречает здесь свой предел. Глас совести раскрывает перед каждым человеком его подлинные имя и образ. Суд, на котором человек встречается с Богом живым, и есть то место, где человек обретает совершенство. Этот Суд всегда образует то единство правды и благодати, к которому сам человек прийти не может. В свете Бога Правды становится видно, как человек воспользовался собственной свободой. Перед истинной нормой никто не может устоять. Поэтому Суд — встреча человека с Богом — означает также полноту совершения искупления, дар прощения и милосердия. Лишь в таком контексте имеет смысл говорить о Чистилище.

Взор Божий есть огонь очищающий

Для выражения этой мысли Священное Писание любит пользоваться образом Бога как «огня поядающего» (Втор 4.24; Ис 33.14; Евр 12.29). В Новом Завете, даже в словах самого Христа, много говорится об огне в том же смысле (Лк 12.49 и 3.16; Мф 3.11;). В Откровении Иоанна Богослова говорится о Сыне Божием,» у которого очи — как пламень огненный» (2.18 и 1.14: см. Дан 10.6),»и ноги Его подобны халколивану, как раскаленные в печи» (1.14). Вот что испытывает еще не до конца очищенный и не обладающий совершенной любовью грешник, когда встречается лицом к лицу с Богом. И для грешника такая встреча это всегда одновременно Суд.

 44

Очищающее действие огненного взора Божьего человек познает уже здесь, на земле, в самом опыте своего обращения к Богу и верования в Него. Но то, что имеет ценность уже во время нашего земного странствования, приобретает еще большее значение в час достижения нами последнего совершенства. Когда человек, умирая, предстает перед славой Божьей и когда перед ним восходит ослепляющее Солнце Божьей правды и любви, тогда полностью выявляются его несовершенство и грех. Все, что не есть правда и любовь, сгорает в огне Божьем. Каждый, кто стремится пребывать в вечной любви Бога, должен пройти через огонь, чтобы выйти из него, как золото выходит из горнила, испытанным и очищенным. И в этом заключается основной смысл того места из Священного Писания, которое чаще всего приводят, чтобы обосновать веру в Чистилище: «Ибо никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос. Строит ли кто на этом основании из золота, серебра, драгоценных камней, дерева, сена, соломы, — каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду. А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем сам спасется, но так, как бы из огня» (1 Кор 2.11-15). И этот огонь Иисуса Христа, грядущего судить человеков, и есть, согласно пророку Исайе (см. 66.15), образ величия Бога, раскрывающегося как Всесвятой, к Которому никто не может приблизиться. Очищающий огонь Чистилища не может быть ничем иным, как эсхатологическим огнем Самого Бога.

Чистилище с христологической точки зрения

«День Ягве» стал днем Суда Иисуса Христа. Очищение есть ничто иное, как встреча с Господом, распятым и воскресшим, — Господом, ставшим одним из нас. Поэтому Ганс Урс фон Бальтазар связывает возникновение веры в Чистилище со схождением в ад Иисуса Христа: «Став среди мертвых, Иисус утвердил в огне Божественного гнева Божественное милосердие». Только начиная с Нового Завета Чистилище смогло связать неразрывными узами суд и искупление, страх и надежду. Лишь с того момента, когда был заключен Новый Союз, Божье «Да», со всей его освобождающей и очищающей силой, могло быть даровано грешнику и его человеческому нестойкому «Да», произносимому перед Богом.

 45

Антропологическая сторона Чистилища

Встреча еще не очищенного грешника с огненным взором Божьим — это не только та сторона встречи человека с Богом, о которой трудно сказать что-либо конкретное. Она также не есть только продолжение опыта в Боге, опыта, который очищает человека испытуя его. Учение о Чистилище обладает также определенным антропологическим содержанием, которое необходимо рассмотреть. Действительно, это учение содержит идею некоего одновременно «относительного и окончательно определенного» состояния — состояния того, кто уже преображен основополагающим выбором «стороны» Бога, но все же еще не достиг полного совершенства. Основополагающее «Да», сказанное Богу, утверждается в человеке, но при этом оно сталкивается с многочисленными препятствиями. Для достижения внутреннего совершенства человеку необходимо полностью преобразиться, невзирая на то, что в нем еще сохраняются глубоко укоренившиеся и окаменевшие остатки греха. Безусловно, основное решение, ставшее окончательным в смерти, не может больше по-настоящему расти и углубляться, но необходимо, чтобы энергия этого решения распространялась все дальше, захватывая все части той сложной реальности, которая образует собой человеческое существо. Преступное поведение, противоречащие воле Божьей привычки, теплохладность, равнодушие — вообще все грехи должны быть преодолены, а с ними и все, что загромождает и отяжеляет душу, то есть все, что не менее разрушительно действует на глубинные слои совести человека. Через смерть мы мгновенно достигаем нашего окончательного состояния, однако весь человек, во всей своей реальности, должен подвергнуться интегрирующему процессу. Действительно, лишь воспринимая чистейшее «Да» Бога, человек становится способным увидеть себя как бы со стороны, достичь последних глубин своего существа. Воспользовавшись образным сравнением, можно сказать, что человек дозревает во всей целостности своего существа, подобно тому как дозревает снятый с дерева плод, в котором как бы реализуется то, что было заложено изначально, и тогда состояние блаженства раскрывается в нем во всей полноте. «Страдание» — это чувство горечи при виде распада и разложения своего «ветхого человека», который преображается. Ту же идею можно выразить на библейском языке, сказав, что «дело» человека (ср. 1 Кор 3.11-15) — иными словами, гипертрофированная самость — должно быть уничтожено. Через огонь Божий мы познаем истинную «нищету духа» и достигаем полного забвения самих себя, которое предшествует подлинному вхождению в Царство Божие.

 46

Ходатайство за мертвых

Целесообразность моления за мертвых, на первый взгляд, не столь очевидна, хотя этот обычай засвидетельствован на протяжении многих веков — как общечеловеческой, так и древнехристианской традицией. В Чистилище человек пребывает совершенно изолированным, освобожденным от всякого блуждания во внешнем и от каких бы то ни было личин. В силу близости к Иисусу Христу человеческое «я» преображается, и это преображение обладает настолько неповторимым, настолько личным характером, что никто не вправе механически пользоваться тут категориями подмены или обратимости. Вопреки распространенному мнению, молитва за умерших имеет очень глубокие корни. Ее питает основополагающее убеждение, что смерть не может стать для христианской общины непреодолимой границей. Для христиан возможность помощи и общения не исчезает со смертью. Хотя покойного более не связывают с земной юдолью горестные узы греха, последствия его прегрешений, быть может, еще сохраняются и продолжают развиваться на земле.

И тем не менее он, умерший, не отбрасывается за пределы живущей надеждой общины верных. В смерти мы, будучи членами Церкви, встречаем Бога, как братья и сестры Господа. Молитва Церкви за усопших питается силой той надежды, которая подсказывает нам, что тот, кто умер, никак не потерян для вечности, ибо Иисус отдал свою жизнь за всех людей. Стало быть, молитва за почивших есть проявление Божьей любви к людям и основанной на этой любви взаимной поддержки верующих.

Конечно, заупокойная молитва связана с очень деликатными моментами. Основание для такой молитвы, ее принципы христиане- католики находят уже в Ветхом Завете, а именно во Второй Книге Маккавейской. На этот текст (также как и на уже цитированный нами текст из Первого Послания к Коринфянам) опирается учение о Чистилище. Во Второй Книге Маккавейской рассказывается, что после одного из сражений на одеждах убитых иудеев нашли амулеты, свидетельствующие об их идолопоклонстве. Тогда Иуда Маккавей и люди его принесли искупительную жертву за павших. Стало быть, они не только веровали в воскресение мертвых, но были также убеждены в действенности молитвы за них (2 Макк 12.42-45) .

Эти немногочисленные свидетельства, способствующие более глубокому пониманию учения о Чистилище, могли бы, кроме всего прочего, послужить неким введением в экуменический диалог на эту тему — диалог, который в свою очередь обогатил бы учение. Учение о Чистилище, в той форме, в какой мы здесь изложили его, в некоторых моментах приближается к богословию Восточных Церквей.

 47

Священное Писание дает нам очень мало свидетельств, и все же основополагающая идея, которую мы постарались развить здесь, — очищение через огненный взор Божий — нуждается в более глубокой разработке. Наши братья-протестанты не знают словесной молитвы за умерших и тем не менее, подобно нам, надеются, что Бог приведет их к последнему совершенству.

Следовательно, и тут между нами мог бы возникнуть экуменический диалог.

Проблема смерти и дальнейшей судьбы умерших и сегодня не теряет своего значения — несмотря на то, что теперь мы стали с большим благоговением относиться к тайне смерти и избегать мифологических искажений, а также проявлять большую осторожность в отношении тех вопросов, на которые раньше давались слишком поспешные ответы.

48