Местные церковные учреждения к исходу XIX века получили законченный сословный характер. При этом руководящим сословием на местах было белое духовенство, главным образом, — священники. Миряне почти были устранены от участия в делах приходского и епархиального управления, являясь только объектом их. Приходские общины были лишены прав юридического лица. В приходе отсутствовали общественные органы управления. Избираемый приходом представитель его, церковный староста, стал простым приказчиком, все функции которого были заключены в свечном ящике. Если в приходе и бывали собрания прихожан, то это было пережитком давно прошедшего времени.

Приходы принимали участие в содержании епархиальных учреждений, так как казенных средств, отпускаемых по старым штатам, далеко не хватало на содержание даже административных органов епархии. А между тем за последнее столетие возникли новые потребности, особенно просветительные, которые приходилось удовлетворять за счет средств, поступавших от приходов в виде прямого или косвенного обложения. Заведывание этими средствами было предоставлено епархиальному собранию, состоявшему из представителей белого духовенства.

Самые просветительные нужды приняли особое направление. Удовлетворение потребностей церкви в просвещенных пастырях было подчинено обучению детей лиц духовного звания. Число обучавшихся в духовных учебных заведениях в значительной степени превышало потребности церкви в пастырях. Несмотря на это, все же духовные учебные заведения не удовлетворяли всех церковных нужд, так как значительное число лиц, получивших образование в этих учебных заведениях, в последующем отходило от церковной работы. Доступ светских лиц в духовно-учебные заведения до известной степени был затруднен. Отсюда ясно, что духовные школы не столько удовлетворяли потребностям церкви, сколько духовного сословия. Содержание духовно-учебных заведений поглощало значительную часть епархиального бюджета. Таким образом, и этот бюджет служил интересам духовенства, хотя средства приходские и епархиальные создавались, конечно, мирянами и приносились ими в храм на нужды церкви, а не на дополнительное вознаграждение клира.

Столь влиятельное фактическое положение белого духовенства и зависимое церковно-правовое положение его от власти местного епархиального архиерея, который не был из среды местного духовенства, а иногда и не сочувствовал сословным устремлениям своего клира, питало в среде белого духовенства стремление оформить свое руководящее положение на местах. Отсюда стремление белого духовенства к ограничению власти епархиального архиерея и даже прямо к белому епископату.

Ввиду всего этого мы вовсе не склонны все устремления белого духовенства объяснять честолюбием отдельных лиц, хотя бы и из среды столичных батюшек. В петроградском духовенстве может быть это сознание было более обостренным, но оно было свойственно значительному числу вообще белого духовенства.

Законодательство Поместного Собора 1917-18 гг. не только не пошло навстречу этим сословным чаяниям, но привлекши в значительном числе к церковной работе мирской элемент в приходах, в епархиальных и центральных учреждениях и на самом Соборе сразу вывело русскую Церковь из сферы сословных интересов на путь широкой самодеятельности всего церковного общества. СозданноеПоместнымСоборомположениевданноевремя

было единственно возможным, так как общий экономический кризис в стране и утрата казенных ассигнований требовали значительно больших финансовых жертв со стороны мирян. Эти жертвы стали возможны при дружном взаимодействии всего церковного общества. Все принуждало признать новое положение вещей, но это далеко не всех из клира примиряло с этим положением. Общеполитические условия этого времени не могли поддерживать сословных стремлений. Пробуждение церковного сознания среди старого клира и вступление в него новых идейных элементов заставляли предполагать, что этот недостаток сознания некоторых церковных кругов изживался, и что он будет изжит до конца.

Однако, в ближайшее время появились такие общеполитические условия, которые разбередили и эти старые раны.

Мы старались выяснить причину возникновения церковной смуты в России, или вернее, восприятия церковной массой, находившейся в России, церковной смуты, зародившейся за рубежом. Исходным фактом, с которого начинают развиваться события в России, явился голод. 1921 и 1922 гг. — время исключительных испытаний для России. Огромные пространства Поволжья были поражены голодом. Вторая половина 1921 года была ужасна. Из многих селений население ушло: села и деревни превратились в места бывших поселений. Страдания голодного люда в начале 1922 года превзошли самые мрачные предположения. Беспощадная смерть преследовала свои жертвы всюду. Население гибло дома, на дорогах, на улицах городов. Людоедство стало не полудостоверным преданием прошлых веков, а подлинной действительностью этого ужасного времени. Люди, не испытывавшие непосредственно в это время голода, находились в состоянии тягчайших моральных переживаний и в каком-то общем напряжении.

В то же самое время голод возбудил среди русской эмиграции надежды на скорое падение большевиков, так как казалось, что власть в России не справится с этим бедствием, а, следовательно, его и не переживет. В статье о. Протопресвитера, Г. Шавельского, («Русская Мысль» 1922 г. № 4), очень ярко изображены эти ожидания. Они связывались с личностью Святейшего Патриарха, который якобы в ближайшее время возьмет власть в свои руки, чтобы передать ее им же самим указанному законному носителю этой власти.

На самом же деле, мечтания в известных политиканствующих кружках шли гораздо далее, и даже указывалось, не без исторических справок, что монастырские и храмовые сокровища для переходного времени могут иметь крупное финансовое значение. Эти настроения имели бы мало отношения к нашей задаче, если бы ими не были продиктованы постановления Карловацкого Церковного Собрания. В момент тягчайшего бедствия, которое могло быть преодолено только дружными усилиями всех, зарубежные церковные деятели стремились поставить церковь против светской власти. Церковь не могла остаться равнодушной к этому ужасному голодному бедствию. Сравнительно рано, когда еще только выяснялась картина этого бедствия, Святейший Патриарх обратился с пламенным посланием о помощи ко всем верующим людям в России и заграницей. И мы знаем, что голос его не был голосом, вопиющим в мировой пустыне.

Привлечение к помощи голодающему населению общественных деятелей было совершено самой гражданской властью. Поэтому естественно, что и церковная помощь, как общественная, должна была быть координирована с деятельностью Общественного Комитета помощи голодающим. К этому церковная организация побуждалась еще и тем, что сам Общественный Комитет обратился к Святейшему Патриарху за поддержкой. Создан был и особый Церковный Комитет помощи голодающим. Вскоре последовало закрытие Общественного Комитета, что повлекло за собою ликвидацию и Церковного. С ликвидацией его средства были переданы правительственным органам помощи голодающим.

Однако, сбор средств церковными организациями не был прекращен. В декабре месяце 1921 года само правительство просило усилить сбор через церковные установления, начиная с Священного Синода и кончая приходскими советами.

Однако, с самого начала 1922 года в России стали появляться зловещие известия о деятельности Карловацкого Церковного Собрания. Для Святейшего Патриарха и других ответственных руководителей церкви было ясно уже к началу февраля, что им придется расхлебывать кашу, заваренную за рубежом безответственными политиканами не только помимо воли высшей церковной власти, но даже вопреки ей.

К этому времени относится постановка в правитель-

ственных кругах Р.С.Ф.С.Р. вопроса об изъятии церковных ценностей для нужд голодающего населения. В самом начале февраля в «Правде» появляется первая довольно резкая статья, посвященная этому вопросу. Нужно сказать, что «Правда» в этом вопросе отражала настроение более крайних течений в правительственной среде. 11-го февраля в этой же газете появилось сообщение, что президиум В.Ц.И.К. постановил изъять церковные ценности; однако, на другой же день в официальном органе, в «Известиях», появилось официальное, за подписью секретаря В.Ц.И.К., опровержение этого сообщения «Правды» с указанием, что наркомюсту Курскому лишь поручено подготовить этот вопрос к ближайшему заседанию. В том же номере «Известий» была помещена беседа корреспондента с представителем Свят. Патриарха в Центральном Комитете помощи голодающим, прот. Н.В. Цветковым, которым была изложена точка зрения церковной власти на этот вопрос, нашедшая себе более полное выражение в последующем патриаршем послании. 16-го февраля состоялось самое постановление президиума В.Ц.И.К. об изъятии церковных ценностей, «поскольку изъятие ценностей не может затронуть интересы самого культа». 19-го февраля было издано Св. Патриархом упомянутое выше послание.

Этим воззванием церковным общинам разрешалось жертвовать на нужды голодающих церковные украшения, отдельные вещи, не имеющие богослужебного значения. Воззвание это с разрешения властей было отпечатано и распространено среди населения.

В Храме Христа Спасителя было, во второй раз, совершено Св. Патриархом всенародное моление о спасении погибающих от голода, оглашено было здесь и послание, а Архиепископом Илларионом было сказано пламенное слово о помощи. Громадный, переполненный народом Храм, казалось, слился в общей молитве и жертвенном порыве. Но это едва ли была не последняя служба, совершенная здесь Св. Патриархом.

Только 26-го февраля В.Ц.И.К. была утверждена инструкция «по изъятию церковных ценностей», которая говорила уже об изъятии ценностей, независимо от их богослужебного назначения. Так, не без колебаний и трений в самих правящих кругах к концу февраля вопрос об изъятии церковных ценностей продвинулся к такому концу, которым думали одновременно разрешить голодную проблему и лишить церковь тех материальных ресурсов, которые за рубежом возбуждали столь несоответствующие надежды.

Св. Патриарх особым посланием принужден был указать на имеющиеся церковные постановления, касающиеся церковных ценностей.

К этому же времени Заграничное Церковное Управление закончило составление своего обращения к Генуэзской конференции.

В начале марта в Москве состоялся митинг, который был посвящен одновременно вопросу о голоде, церковных ценностях и деятельности Карловацкого Собрания. Еще 15-го марта в «Известиях» было напечатано интервью с Св. Патриархом без каких либо особых выпадов против той точки зрения, которая развивалась Патриархом Тихоном. В номере газеты «Новое Время», от 1-го марта, было напечатано обращение Карловацкого Высшего Церковного Управления к Генуэзской конференции о недопущении представителей советской власти на конференцию и о снабжении противников этой власти оружием. Этот номер «Нового Времени» в России был получен в самом начале второй половины марта месяца. Между 17 и 25 марта приступлено было к изъятию церковных ценностей. В некоторых местах, — (Шуя, Москва, С. Петербург, Смоленск и др.) — это вызвало неорганизованные народные выступления против изымавших. Однако, в подавляющем числе случаев изъятие прошло без сопротивления. В «Известиях» от 28 марта встречаем первую резкую статью против церкви, под заголовком «Святейшая контрреволюция». Статья эта посвящена деятельности Карловацкого Церковного Собрания, а в связи с этим припоминались и вообще выступления против советской власти со стороны отдельных иерархов, относившихся к давно прошедшему времени.

Столкновения, происшедшие на почве изъятия церковных ценностей, дали формальный повод к организации судебных процессов (в Москве, Смоленске, Иваново-Вознесенске, С. Петербурге и др. местах) против представителей церкви. На всех этих процессах ярко выявилось то нервное настроение, с которым власть относилась к самому изъятию. В руководящей статье, предшествовавшей этим процессам, прямо подчеркивался политический момент их. Власть только защищается — писалось в этой статье. Кто же ведет нападение? Зарубежные враги этой власти. Карловацкий Собор выявил заинтересованность церкви в том, чтобы «костлявая рука голода» задушила советскую власть.

Каким же образом ответственность за деяния этого Собрания могла быть перенесена на представителей русской церкви,

находившихся в России? «Митрополит Антоний, писали в «Известиях», передал от имени Патриарха благословение на соборные труды». В виду важности такого заявления следует несколько остановиться на нем. Обращаясь к «Деяниям» Собрания, мы там не найдем прямого ответа на поставленный вопрос, так как «Деяния» не воспроизводят речи митрополита Антония, которою он открыл самое собрание, ссылаясь на то, что эта речь была произнесена экспромтом и записи ее не сохранилось. Можно даже предполагать, что прямого заявления о благословении Св. Патриарха Тихона и не было сделано. Однако, в «Положении» о самом Собрании есть статья, которая ясно говорит о необходимости утверждения Св. Патриархом постановления этого Собрания и только некоторые мероприятия могут быть проводимы в жизнь, как временная мера, до утверждения их Московским Патриархом. Одним из самых важных прав высшей церковной власти является право обращения с посланиями. Поэтому, если требовали утверждения какие либо постановления Собрания со стороны Патриapxa, то послания от имени Церкви могли издаваться только с предварительного согласия на это Главы русских епископов. Только в этом случае Собрание, признающее над собою полную каноническую власть Московского Патриарха, могло обратиться с ответственным заявлением от лица церкви. Каково было содержание послания и обращения, мы уже говорили ранее. Благословение Св. Патриарха, если даже не передавалось Собранию митрополитом Антонием, то наличность его предполагалась некоторыми даже из участников Собрания. Возможно, что они находились в заблуждении. Это в данном случае не имеет большого значения. Важен лишь самый факт существования такого убеждения среди членов Собрания. Отсюда по существу неправильное утверждение «Известий» получало как бы некоторое основание и делало Св. Патриарха в глазах советской власти ответственным за просьбу, обращенную к Генуэзской конференции, дать оружие для свержения советской власти. Отсутствие улик лично против Патриарха лишь внушало мысль о хорошо налаженных конспиративных связях. На Московском процессе прокурор в своей речи прямо заявил: «Мы судим не Церковь, а лиц, которые воспользовались легализованными формами церковного аппарата в целях подпольного нападения на советскую власть». И далее, указав на церковную дисциплину, на которую ссылались подсудимые, он сказал: «Это лишний раз свидетельствует о прочности подпольной организации».

Св. Патриарх, вызванный на процесс московских церковных деятелей, в качестве свидетеля, отрицал какую либо свою предварительную осведомленность о деятельности Карловацкого Собрания.

Таким образом изъятие церковных ценностей и деятельность Карловацкого Собрания 1921 года в глазах советской власти составляли факты, связанные между собою самым теснейшим образом. Вот почему на всех диспутах этого времени обычной является тема «Голод, церковные ценности, Карловацкий Собор». Названный процесс московских церковных деятелей имел еще один результат: состоялось постановление Московского трибунала о привлечении к ответственности самого Патриарха и управлявшего тогда Московской Епархией, Арх. Никандра.

Нужно сказать, что решение по делу московских церковных деятелей было вынесено не без борьбы в самом трибунале. Только после 14-часового совещания было принято решение, в силу которого одиннадцать лиц подлежали смертной казни, а остальные заключению от 1 года до 5 лет. Однако, колебания и тут не кончились. Защитники подали ходатайство о смягчении приговора в Центральный Исполнительный Комитет. И президиум его тотчас же предписал приостановить исполнение этого приговора. Не без борьбы в президиуме В.Ц.И.К. было решено привести все же в исполнение постановление Московского трибунала.

Итак, выступление Карловацкого Собрания, и Высшего Церковного Управления заграницей стоили только в Москве одиннадцати человеческих жизней! Но это было далеко не единственное следствие этих выступлений.

Убеждение гражданской власти, что Св. Патриарх и его ближайшие сотрудники стремятся использовать церковную организацию против советской власти и аналогичное предположение части клира сближали эту часть с настроениями правящих кругов. Власть искала в это время случая, чтобы доказать, что она ведет борьбу не с Церковью, как таковой, а с лицами, которые хотят использовать эту организацию против гражданской власти. Таким образом, был перекинуть мост между властью и теми элементами клира, которые составили в будущем ядро «живой церкви». Однако, возможность открытого выступления живоцерковники получили не сразу. Еп. Антонин оказался в это время, по своим настроениям, особенно близким лицом к руководящим правительственным кругам.

Время шло, и вопрос о привлечении к суду самого Св. Патриарха постепенно и не без колебаний продвигался к тому, чтобы посадить на скамью подсудимых и его. Только в середине мая этот вопрос получил свое окончательное разрешение. В связи с этим решением стояла и изоляция Св. Патриарха. Таким образом он ходом событий устранялся от управления Церковью. Этим моментом и воспользовалась живоцерковная группа для захвата церковной власти.

12-го мая эта группа впервые посетила Св. Патриарха и имела с ним беседу по поводу направления церковных дел. Возможно, что в связи с этой беседой, а болee вынужденный создавшимся положением Св. Патриарх, 16-го мая, передал управление Русской Церковью Митрополиту Ярославскому Агафангелу, прося его немедленно прибыть в Москву, на что имелось согласие гражданской власти.

Инициаторы живоцерковного движения не успокоились на этом, и уже 14-го мая поместили в «Известях» свое обращение к верующим. Эта группа обвиняла церковные верхи в попытке устроить государственный переворот, обещала прекратить войну церкви против гражданской власти, и сообщала, что лица, подписавшие воззвание, уже обратились к государственной власти «о предоставлении нам (т. е. авторам воззвания) возможности скорейшего созыва собора для суда над виновниками и решения вопроса об управлении церковью». Воззвание это было подписано: Еп. Антонином, священниками: Калиновским, Красницким, Введенским, Бельковым, псаломщиком Стадником и, по-видимому, присоединившимися к ним московскими священниками: Борисовым, Быковым, из Саратова Протоиереем Руссаковым и протоиереем Ледовским, т. е. 10 лицами. Отсюда ясно, что названные лица присвоили себе церковную власть тотчас после первого посещения ими Св. Патриарха. Обращение к гражданской власти по поводу созыва собора, обращение к верующим — все это акты, которые не оставляют сомнения, что авторы их считали себя уже руководящим органом церкви.

Наиболее активные из этой группы: Введенский, Белков, Калиновский, посетили Патриарха еще раз, 18-го мая, и подали ходатайство о разрешении возобновить функционирование канцелярии Св. Синода и в связи с этим передать им синодальные дела с тою целью, чтобы они в свою очередь передали их заместителю Патриарха. ПатриархТихонвэтовремя

уже был лишен свободы и не знал названного выше обращения этой группы. Он согласился на их ходатайство. В резолюции Святейшего определенно указывалось, что названным священникам поручается принять дела для передачи их Митрополиту Агафангелу. Управление Московской Епархии было возложено на Иннокентия, епископа Клинского, а до его приезда было поручено Леониду, епископу Вернинскому.

Намерения явившихся священников были далеки от желания помочь более правильному течению дел. «Сыновне испрашивая» благословения Святейшего на передачу дел, они на самом деле решили захватить церковный аппарат, так как понимали, что провозглашение их высшим церковным управлением дает захватчикам еще слишком мало возможностей. Захватив церковный аппарат, они менее всего склонны были выпускать его из своих рук, так как это обеспечивало им огромные преимущества: дела шли в центр со всей России, и они таким образом оказались в курсе всего церковного управления. Получив условно в свои руки делопроизводство, они сочли возможным говорить о передаче им власти Св. Патриархом. Скоро к первоначальным деятелям «живой церкви» примкнул еп. Вернинский Леонид. Таким образом и московский епархиальный аппарат оказался в руках живоцерковников.

Насильственный характер захвата власти живоцерковниками несомненен даже для проф. Титлинова, несмотря на то, что обновленчество, представителем которого является проф. Титлинов, получило эту власть от «живой церкви». Проф. Титлинов, однако, допускает существенную неточность по отношению к этому времени. Он говорит об отречении Патриарха. Обращаясь к тексту грамоты, которой было передано управление Митрополиту Агафангелу, мы не находим там ни слова об отречении. Возможно, что Патриарх и предполагал отречься от власти в случае, если бы собрался Поместный Собор, но до этого собора Патриарх не мог этого сделать и не сделал раньше, не сделал и в этот момент. Таким образом говорить об отречении Патриарха так же правильно, как утверждать, что власть была передана В.Ц.У. патриархом.

Патриарх устранился от управления церковью, так как был лишен свободы и привлечен к гражданскому суду. Митрополит Агафангел был поставлен во главе управ-

ления только до собора, от которого и зависело сохранить временную организацию власти или избрать нового патриарха, так как Св. Тихону действительно была не чужда мысль о сложении с себя патриаршей власти. Освобождение же от гражданского суда и заключения возвращало и самое управление в руки Патриарха Тихона без всякого особого акта со стороны заместителя его, Митрополита Агафангела. Но эта возможность, конечно, всего менее тогда могла учитываться, как сколько-нибудь реальная.

(Продолжениеследует).

Страница сгенерирована за 0.17 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com