История античной эстетики" А.Ф.Лосева (1893-1988) возникла, по словам ее автора, "естественным путем". Его, как он сам признавался, интересовала "история духа", а в области античности "решительно все – литература и язык, философия и мифология, наука (в том числе математика и астрономия) и даже музыка". Автору пришлось сосредоточиться именно на античной эстетике, "которая и шире отдельных проблем античности и достаточно ярко представлена для специального исследования". В конечном итоге эти исследования привели автора к "проблемам истории античной культуры вообще"¹.

"История античной эстетики" писалась и печаталась несколько десятков лет (I-VIII, 1963-1994), но предпосылки к ее осуществлению были заложены в начале нашего века, а затем и в 20-е годы. Чтобы создать труд, дающий целостную в своем многообразии картину античного универсума, ее автору надо было обладать знаниями не только в философии, эстетике, истории, искусстве, литературе, мифологии, но и в математике, музыке, астрономии, и не только в науках древности, но и науках современных, с учетом многовекового средневекового опыта.

А.Ф.Лосев как будто бы с юности был предназначен к такому труду. Он кончил в своем родном городе Новочеркасске (столице Области Войска Донского) классическую гимназию, где получил превосходное образование. Там он находился под большим влиянием И.А.Микша, преподавателя греческого и латинского языков, друга выдающегося ученого Ф.Ф.Зелинского. Другим любимым воспитателем гимназиста был Ф.К.Фролов, директор гимназии, преподаватель русского языка и литературы. Еще учеником старших классов А.Ф.Лосев читал Платона и Вл.Соловьева, которые были подарены ему И.А.Микшем и Ф.К.Фроловым. Платон дал направление всей жизни юноши – изучение мира идей, мира чистого Ума. Вл.Соловьев преподал ему уроки цельного знания, которое стало основным методом в творческой деятельности А.Ф.Лосева. Музыкальную подготовку философ получил в школе лауреата Флорентийской Музыкальной Академии Ф.Стаджи. Античность искони была дорога А.Ф.Лосеву как источник, корень, основа всей европейской культуры. Поэтому он по окончании гимназии в 1911 г. поступил на историко-филологический факультет Московского Императорского Университета и кончил его в 1915 г. по двум отделениям, классической филологии и философии. Его дипломное сочинение "Мировоззрение Эсхила", посвященное стилю и мысли трагика, читал и одобрил знаменитый поэт-символист Вяч. Иванов. В Университете одно из главных сочинений молодого А.Ф.Лосева называлось "Высший синтез как счастье и ведение", характерное для идеи цельного знания. Первая печатная работа (1916) "Эрос у Платона" открывала путь к исследованию и Платона и неоплатонизма. Античная философия, однако, была немыслима без математики и астрономии. С начала 20-х годов А.Ф.Лосев сближается с известными математиками, людьми православными, такими как Н.М.Соловьев, С.П.Фиников, Д.Ф.Егоров, Н.Н.Лузин. Углубленным математическим штудиям способствовала и супруга А.Ф.Лосева, астроном Валентина Михайловна, ученица акад. B.Г.Фесенкова и проф. Н.Д.Моисеева. В 1918-1921 гг. одновременно шла работа А.Ф.Лосева над статьями "Русская философия" (напечатана по-немецки в Базеле в 1919 г.), "Мировоззрение Скрябина" (напечатана впервые в 1990 г. в книге "Страсть к диалектике"), "Философский комментарий к драмам Вагнера" (1995 г. в кн. "Форма. Стиль. Выражение"); была задумана, но не осуществлена серия книг по истории русской философии – C.Н.Булгаковым, Вяч.Ивановым и А.Ф.Лосевым². А.Ф.Лосев еще с 1911 г. посещал Религиозно-философское общество памяти Вл. Соловьева, где и познакомился с выдающимися философами – Н.А.Бердяевым, Е.Н.Трубецким, С.Л.Франком, С.Н.Булгаковым, И.А.Ильиным, О.П.Флоренским. Здесь молодой человек выступил с докладом о "Пармениде" и "Тимее" Платона. В дальнейшем, когда общество было закрыто, он выступает с докладами в Вольной Академии Духовной Культуры (основана Н.А.Бердяевым, закрыта в 1922 г.) – такими, напр., как "Греческая языческая онтология у Платона". В Психологическом обществе при Московском Университете на последнем заседании 1921 г. под председательством И.А.Ильина Алексей Федорович выступил с докладом "Эйдос и идея у Платона". В Психологическом кружке им. Л.М.Лопатина он прочел доклад "Учение Аристотеля о трагическом мифе". Эти доклады легли в основу двух исследований, вошедших в дальнейшем в книгу А.Ф.Лосева 1930 г. "Очерки античного символизма и мифологии". С 1919-1920 гг. А.Ф.Лосев уже работает над книгой "Античный космос и современная наука" (вышла в 1927 г.), в которой реализуется единство разных подходов – филологического, философского, математического, астрономического, создающих цельное знание об античном универсуме. Музыкальные идеи воплощаются в серию докладов и очерков, которые затем в 1927 г. заново зазвучат в книге "Музыка как предмет логики". В 1928 г. выходит "Диалектика числа у Плотина", отразившая философско-математические интересы автора.

Таким образом, к началу 20-х годов молодым А.Ф.Лосевым разработаны все подходы, с помощью которых должна раскрыться специфика античного мира, неповторимый тип античной культуры. И, особенно важно, все упорнее подчеркивается выразительная направленность античной мысли, а это для А.Ф.Лосева означало ее эстетическую по природе сущность. Создаются и условия для исследовательской работы в этом эстетическом плане. Открываются научные учреждения, такие как Российская Академия художественных наук, Государственный институт музыкальной науки (ГИМН).

А.Ф.Лосев много и плодотворно работал над эстетическими проблемами и в ГИМНе, и в этой Академии, ставшей затем Государственной Академией художественных наук (ГАХН). Он был ее членом с 1923 г. по 1930 г., т. е. до ее закрытия. Там он председательствовал в Комиссии по форме при Философском отделении (1924-1925 гг.), заведовал Комиссией по изучению эстетических учений Философского отделения (1926-1927 гг.), был членом Комиссии по изучению художественной терминологии при Философском отделении (1928 г.). В 1929 г. А.Ф.Лосева пригласили на должность ученого секретаря группы по изучению музыкальной эстетики.

В докладах, прочитанных в секциях и на Философском отделении, уже намечались темы, которые в дальнейшей научной работе А.Ф.Лосева привлекут его самое пристальное внимание. Так, он читал следующие доклады: учение об эстетическом предмете у Плотина, Прокл и Гегель, учение о прекрасном в Древней Греции, учение Аристотеля о художественном воспитании, диалектическая структура символа, античная философия мифологии, учение Аристотеля о трагическом мифе, значение терминов eidos и idea в системе философии Плотина, схема эстетических категорий, понятие и структура ритма, диалектика музыкального образа, музыка и математика и др.

В 20-е же годы (с 1922 по 1929) А.Ф.Лосев – профессор Московской консерватории, где читал курс "История эстетических учений", который охватывал не только античность, но и новоевропейскую эстетику. Автор подготовил к печати "Принципы построения курса истории эстетических учений", рукопись, которая тогда не увидела света³. Она была запрещена Мосгублитом в связи с негативной резолюцией, наложенной проф. Н.Я.Брюсовой, сестрой поэта, которая, по словам А.Ф.Лосева (и здесь он жестоко ошибся), всегда хорошо относилась к своему коллеге по консерватории. К этому курсу автор обратился еще раз уже после возвращения из лагеря на стройке Беломорско-Балтийского канала в 1933 г.

Книги философа 20-х годов ("Античный космос и современная наука", "Философия имени", "Музыка как предмет логики", "Критика платонизма у Аристотеля", "Диалектика числа у Плотина", "Диалектика художественной формы", "Очерки античных символизма и мифологии", "Диалектика мифа") ⁴, создавшие все предпосылки для будущей "Истории античной эстетики" – тоже своеобразного "восьмикнижия", были встречены с большим энтузиазмом в среде крупнейших русских философов на Западе, куда они были высланы по указанию Ленина в 1922 г.

Так в 1928 г. С.Л.Франк писал в парижском журнале "Путь" в статье "Новая русская философская система", что книги Лосева, несмотря на давление марксизма, свидетельствуют о еще живом философском творчестве. А.Ф.Лосев по словам С.Л.Франка "несомненно сразу выдвинули в ряд первых русских философов" и подтвердил, что в России "жив дух истинного философского творчества, пафос чистой мысли, направленной на абсолютное – пафос, который сам есть в свою очередь свидетельство духовной жизни, духовного горения" ⁵.

Известный философ Дм.Чижевский оценил книги Лосева как создание "целостной философской системы", работы Лосева имеют первостепенное значение не только для русской философии и приносят "столько свежести, порыва и истинной философской серьезности, что их нужно признать замечательным симптомом того философского кипения и тех философских творческих процессов, которые где-то под поверхностью жизни совершаются в России"⁶.

Отклики из-за рубежа еще больше способствовали созданию нетерпимой обстановки вокруг Лосева, который после выхода "Диалектики мифа", развенчавшей мифы, помогавшие строить систему социализма, был не только арестован, отправлен на несколько лет в лагерь на стройку Беломорско-Балтийского канала, но и подвергся жестокой проработке в речи Л.Кагановича на XVI съезде ВКП(б). В это же самое время Лосев был избран членом Кантовского общества в Берлине, а широко известный в ученом мире английский философский журнал "Journal of philosophical studies" особенно следил за книгами Лосева, оповещая своих читателей о "радостной вести" при выходе в 1927 г. "Философии имени", а в 1931 о "печальных вестях" по поводу ареста философа, который "имел мужество открыто защищать систему мысли по существу социалистическую, в результате чего его книги – громоздкие и глубокие метафизические трактаты – были объявлены контрреволюционными, а сам он сослан на север Сибири"⁷.

В 1933 г. А.Ф.Лосев вернулся из лагеря, но в Москве работы постоянной не было, приходилось ездить на заработки в провинцию (Чебоксары, Куйбышев, Полтава). Власти наложили запрет на печатанье книг философа. Опальный профессор не мог жить без научной работы и лекций, от которых он был отлучен. Отсюда его стремление подготовить и издать тот материал, который в глазах "руководящих товарищей" из ЦК ВКП(б) был наиболее безопасен, а именно античную мифологию и историю эстетической мысли. А.Ф.недаром окончил два отделения в свои студенческие годы. Философия и филология для него были едины. Он стал готовить огромный свод текстов по античной мифологии со своими вступительными статьями и переводами (этот труд в 70 печ. л. совершенно готовый к печати до сих пор не издан, ждет своего часа – ведь античность всегда актуальна) и одновременно историю античной эстетики. Против античности даже высшие власти ничего не имели против. Эстетику, как всегда в обычном обиходе, понимали достаточно просто – как учение о прекрасном. О том, что А.Ф.Лосев понимал античную философию как явление эстетическое, как максимальную выраженность вовне самой сущности философского предмета, никому и в голову не могло прийти.

Для Лосева философия, эстетика, мифология – плоды одного дерева. Эстетика – наука не столько о прекрасном, сколько о выразительных формах бытия и о разной степени совершенства этой выразительности, которая может быть и вполне безобразной (прекрасно выраженным может быть и смешное, и гротескное, и ужасное). Древний миф тоже имеет свою выразительность, философская мысль античности – свою. И чем древнее эта философская мысль, тем выразительнее она, то есть тем эстетичнее.

А.Ф.Лосев пересмотрел свои консервативные лекции в 1934 г. и написал к ним предисловие 16 декабря 1934 г., где подтвердил свою страсть к диалектике и к чистой мысли. Здесь же он обосновал свой диалектический метод как взаимопронизанность и единство тела и духа, материи и идеи, бытия и сознания, ничего общего не имеющий с так называемой материалистической диалектикой и марксистской методологией. Он написал также методологическое введение в курс. Однако на этом пришлось поставить точку. Открытая декларация свободного философского ума, не подчиняющегося никаким марксистским упрощениям, закрыла для А.Ф.Лосева возможность издания и этого курса. Однако нашлись среди высших партийных чинов и такие, как, например, П.Ф.Юдин, член ЦК ВКП(б), которые пытались помочь выпущенному из лагеря профессору. Именно П.Ф.Юдин и дал указание издательству "Искусство", чтобы оно приняло рукопись А.Ф.Лосева "История эстетики", которая была бы лишена всякого методологического введения и ограничилась чисто историческим изложением эстетического материала.

В 1936 г. договор (№3626) на 30 п. л. т. 1 (античная эстетика) подписал директор издательства "Искусство" И.М.Бескин. Однако начались, как всегда, нападки редакторов и рецензентов, приведшие к заключению "Рукопись в настоящем ее виде к производству принята быть не может" (7/Х-1936 г.). Отклонена была также статья Лосева "Эклектизм в античной эстетике", предназначенная как глава для "Истории античной эстетики" и предварительно печатавшаяся в журнале "Литературный критик". А.Ф.Лосева обвинял зам. ответственного редактора журнала в "релятивизме, философско-историческом агностицизме", в связях с "реакционной философией буржуазного Запада". Не удается напечатать хотя бы отдельный ряд глав об эстетических воззрениях стоиков, скептиков, эпикурейцев, главы о теории света, каноне Поликлета. Дело с печатанием в изд. "Искусство" приостановилось на несколько лет. Одновременно признавалось за трудами Лосева "крупное, значительное по эрудиции явление" и "неумение противопоставлять материализм и идеализм" (а Лосев действительно не терпел такого механического разделения, признавая единство материи и духа). К ужасу рецензентов выяснилось, что Лосев "не владеет" текстами классиков марксизма-ленинизма, "Философские тетради" Ленина вообще не упоминаются, а предисловие с цитатами из "Капитала" Маркса носит "декларативный характер".

Однако 22 ноября 1940 г. новый директор изд. "Искусство" Г.П.Силкин заключил новый договор (№3392), но уже на 25 п. л. Наконец, рукопись в апреле 1941 г. передали на редактирование, но тут же забрали назад и переслали в Главлит. И возвратилась эта несчастная рукопись в первую неделю войны, 30 июня, с пометкой о необходимости редакционной переработки. Эта переработка так и не состоялась, ибо 2 июля 1941 г. Лосева уведомили, что издательство пока лишено возможности работать над трудом по истории античной эстетики. Да и какой же безумец в год войны возьмется за такое издание. Ни издательству, ни Лосеву дела до эстетики не было.

Рукопись ИАЭ постигла печальная участь – превратиться в прах, сгореть, быть засыпанной в развалинах на дне огромной фугасной воронки, в которую рухнул лосевский дом в ночь с 11 на 12 августа 1941, дом по Воздвиженке с примечательным номером – 13.

Издательское "пока" длилось двадцать восемь лет, ибо II том ИАЭ вышел все в том же изд. "Искусство" в 1969 г.⁸

Правда, профессор Лосев, несмотря ни на какие жизненные тяготы, начал снова собирать обломки своего труда, снова создавать здание "Истории античной эстетики" неустанно, целенаправленно, чему я свидетель, появившийся в новом лосевском доме на Арбате в 1944 г. А.Ф. вернулся к текстам античных авторов, и работа над ними началась сразу в конце войны, когда подготавливалась "Эстетическая терминология ранней греческой литературы" (Гомер и лирики), вышедшая в 1954 г. Затем стала готовиться "Античная музыкальная эстетика" (вышла в 1960-1961 гг.). Одновременно с этим шла разработка досократических текстов, и, собственно говоря, все начиналось заново, но мощный фундамент давно был готов.

Поэтому нет ничего удивительного, что подготовленная всем предшествующим философским творчеством Лосева "История античной эстетики" по мере жизненных сил и издательских возможностей автора планомерно выходила в течение тридцати лет, оснащенная и новыми идеями ее создателя, и новейшей научной литературой, к систематике и изложению которой для удобства читателей А.Ф.имел особое пристрастие.

План, некогда задуманный А.Ф.Лосевым, был рассчитан на долгую жизнь, если учесть, что I том – "Ранняя классика" – вышел в 1963 г., когда автору было ровно 70 лет. Однако систематичность и методичность, присущая с юных лет Алексею Федоровичу, привычка ежедневно работать и буквально не проводить дня без строчки, обдумывая ночью (вместо того, чтобы спать) подробный план текста, который он продиктует на следующий день без особых помарок и исправлений, делали свое дело, и к своему 90-летию в 1983 г. автор издал шесть томов "Истории античной эстетики" (1963-1980), удостоенных Государственной премии 1986 г. В день кончины А.Ф.Лосева 24 мая 1988 г.⁹ принесли сигнальный экземпляр VII тома (в двух книгах) "Истории античной эстетики". В этом же 1988 г. мною был сдан в издательство "Искусство" том VIII (в двух книгах), первая книга которого появилась в 1992 г., вторая – в 1994 г. Если учесть, что в 1979 г. была опубликована "Эллинистическо-римская эстетика I-II вв. н. э., а в 1978 и 1982 гг. – "Эстетика Возрождения", то перед нашими глазами открывается грандиозная картина десятитомного свода эстетических учений, создававшегося десятки лет русским философом.

Правда, в 1934 г. автор "Истории античной эстетики" еще не надеялся на то, что один, своими собственными усилиями, завершит свой труд. В Предисловии к "Истории эстетических учений", о котором упоминалось выше, он возлагал надежды на Институт философии Комакадемии при ЦК ВКП(б) и даже наметил программу той тематики, которую необходимо разработать.

Никакой истории античной эстетики не было, однако, написано в недрах Комакадемии. Только в 1985 г. стала выходить в Институте философии АН СССР "История эстетической мысли" в шести томах, так и незаконченная. В первом томе глава об античной эстетике принадлежала А.Ф.Лосеву и А.А.Тахо-Годи, да и то первоначальный текст объемом более чем в 200 машинописных страниц был сокращен вдвое.

Таким образом, ни один пункт программы, намеченной А.Ф.Лосевым для коллективных изысканий в области античной эстетики, не был осуществлен. Зато сам автор выполнил все эти свои пожелания. Он разработал учение о цвете, теорию музыки, архитектуры, скульптуры, ораторского искусства, риторики, поэзии эллинизма. Стоики, эпикурейцы (в том числе Филодем) и скептики вошли в т. V; увидел свет перевод Секста Эмпирика (т. I-II, 1974-1975 гг.). Эстетика Гомера вошла в ряд книг, таких как "Эстетическая терминология ранней греческой литературы", "Гомер", в т. I "Истории античной эстетики" (Ранняя классика) и т. д., и т. д.

Пока шли мытарства с неосуществленной "Историей античной эстетики" 30-х годов, и книги Лосева, над которыми он неустанно работал, не печатались. О нем помнили на Западе как о выдающемся русском философе. Еще в 1934 г. известный европейский ученый проф. А.Либерт, глава "Кантовского общества", приглашал Лосева войти в международную философскую организацию и редколлегию ее журнала, состоящую "из ведущих философов всех культурных стран". Профессор по своей европейской наивности не понимал, что Лосеву закрыты все пути научного общения с Западом, да и в России Лосев не мог напечатать ни строчки. А в то время, когда издательство "Искусство" отказывалось от "Истории античной эстетики", знаменитый Н.О.Лосский в своей "Истории русской философии" (она выходила на нескольких европейских языках в 40-х и 50-х годах) писал о Лосеве как о "выдающемся философе, страстном поклоннике диалектического метода", как о создателе "целой философской системы", открывший своей диалектикой "существенно важную черту мирового бытия", которой не замечают "материалисты, позитивисты и другие представители упрощенного миропонимания".¹⁰ Известный русский философ В.В.Зеньковский в своей капитальной "Истории русской философии" увидел в трудах Лосева "живую интуицию всеединства" и был поражен "мощью дарования", "тонкостью анализа" и "силе интуитивных созерцаний, воплощаемых в лице Лосева"¹¹. В 1957 г. философские "утверждения" (afermazioni) Лосева, собственно говоря, его идеи, признала итальянская "Философская энциклопедия" "вне всякого сомнения гениальными" ¹², но обреченными в Советской России на одиночество. Как ни удивительно, но именно в 1957 впервые вышла в свет первая настоящая книга Лосева "Античная мифология в ее историческом развитии". В это же время А.Ф.начал успешно сотрудничать в пятитомной "Философской энциклопедии" и открылся путь для новой "Истории античной эстетики", той, что будет выходить в течение тридцати лет.

Итак, обратим внимание на структуру этого огромного труда. "История античной эстетики" распределяется следующим образом: "Ранняя классика" (т. I, 1963 г.), посвященная Гомеру и натурфилософам (древние пифагорейцы, Анаксагор, элейцы и милетцы, Гераклит, Демокрит, Эмпедокл, Диоген Аполлонийский); "Сократ, софисты, Платон" (т. II, 1969 г.); "Высокая классика" (Платон, т. III, 1974 г.); "Аристотель и поздняя классика" (т. IV, 1975 г.); "Ранний эллинизм" (стоики, эпикурейцы, скептики, т. V, 1979 г.); "Поздний эллинизм" (неопифагорейцы, Филон Александрийский, Плотин, т. VI, 1980 г.); "Последние века" (т. VII, 1988 г., кн. 1. Порфирий, Ямвлих, Салюстий, Юлиан; кн. 2. До Прокла, Прокл, Дамаский и его ученики); "Итоги тысячелетнего развития" (т. VIII, кн. 1, 1992 г., Александрийский и восточный раннехристианский неоплатонизм; неоплатоники латинского Запада, эпоха синкретизма – халдаизм, герметизм, гностицизм; общая характеристика истории античной эстетики; философия, эстетика, мифология, общая эстетическая терминология – в историческом развитии). Кн. 2, т. VIII – 1994 г. посвящена специально историческому развитию эстетической терминологии, ее тысячелетней эволюции и типологии.

Какие же принципы были положены в основу изучения А.Ф.Лосевым античной эстетики, если принять во внимание, что А.Ф.Лосев мыслил как нечто единую эстетику, философию и мифологию (см. "История античной эстетики", т. VIII, кн. 1, часть пятая, "Философия, эстетика, мифология", где автор пишет о глубинном тождестве философии, эстетики и мифологии (с. 402-413)? Ведь для античного человека, выросшего на телесных интуициях, самым прекрасным было живое материальное тело космоса с вечным, размеренным движением небесных светил над неподвижной землей. Но живое космическое тело есть не что иное, как очеловечивание природы, т. е. оно мифологично. И вся выразительность, т. е. вся красота этого живого космоса заключается в геометрически-астрономических пропорциях, в музыкальной настроенности, рождающейся при вращении небесных сфер. Высшая красота для античного человека, погруженного в телесную стихию бытия, где боги обладают эфирным телом, обязательно космологична и одновременно мифологична, а, значит, космос есть предмет эстетического созерцания. Философия же как наука о космосе (натурфилософия) и человеке (антропология) как частице этого космического целого обязательно трактует о наивысшей выразительности этих космических сил, будь то огонь, вода, воздух, земля и эфир, у ранних философов-досократиков, атомы Демокрита, или Ум Анаксагора, мир идей Платона, или Ум-перводвигатель Аристотеля. Выразительность, по мнению А.Ф.Лосева, есть слияние внутренне-идеального и внешне-материального в одну самостоятельную предметность. Поэтому, например, Олимпийские боги в системе Прокла, "отрешенные", нейтральные, сверх-и-внутрикосмические, тоже выразительны, эстетичны (ИАЭ VII2, с. 99). Отсюда "синтез внутренней жизни объекта и разных способов его субъективного показа – это и есть эстетика" (ИАЭ VII 2, с. 105).

Таким образом, А.Ф.Лосев в своей античной эстетике создает представление о едином, живом, телесном духе (идея, как мы знаем, выраженная автором еще в 1934 г. в предисловии к "Истории эстетических учений"), о единстве материи и идеи, бытия и сознания в их историческом развитии, а значит, и решает проблему целостности античной культуры, в равной мере духовной и материальной. Собственно говоря, в античной эстетике автор реализовал свою мечту, высказанную в 1930 г. в книге "Очерки античного символизма и мифологии"¹³, – создать неповторимый лик античной культуры, ее своеобразный исторически сложившийся тип с опорой на тысячи фактов философских, исторических, литературных, языковых, математически-астрономических, геометрически-музыкальных, фактов общественной жизни и повседневного быта и т. д., и т. д. В этой книге А.Ф.Лосев писал и о том, что для него, как последовательного диалектика, социальное бытие конкретнее не только логической, но и выразительной, символической и мифологической стихии. "Социальное бытие заново воплощает логику, символику и мифологию и меняет отвлеченные контуры до полной неузнаваемости" (с. 693). "Типология же, – по словам философа, – и конкретная выразительная, физиогномическая морфология – очередная задача и всей современной философии и всей науки" (с. 694).

Стремление найти окончательное объяснение древнегреческому соматизму привело А.Ф.Лосева к мысли подробно разработать свою теорию сложной взаимосвязи этого последнего и рабовладельческой основы античности. Мир, где жизнь общества зависит от рабского труда, делает принцип несвободы одним из самых существенных, налагая оковы не только на раба, но и на господина. Каждый из них взаимозависим, один не мыслим без другого. Раб в виде живого материального тела производит работу не в силу своей разумной инициативы, но благодаря воздействию на него привходящего извне целенаправленного принципа. И оба они составляют одно нераздельное и органическое целое, объединяя интеллект господина и материальность раба, создавая диалектическое единство материально-вещественного и идеального – органического начала. В предельном обобщении здесь рождается представление о чувственно-материальном, или вещественном (зримом и слышимом), космосе, ограниченном в пространстве, самодвижном и самодовлеющем. Этот космос осмысливается и оформляется божественно-демоническими существами, выступающими здесь в виде формообразующих идей, и подчиняется тем самым нематериальному формообразующему динамизму.

Живое, одушевленное тело, получившее космическую значимость, отождествляется с господствующим над ним интеллектом, тоже взятом в своем предельном, т. е. космическом обобщении. И тогда оказывается, что "космическое живое существо, пронизанное тоже космическим интеллектом, и этот космический интеллект, тоже осуществленный в виде живого космического существа, очевидно, представляют собою то, что обычно имеют в виду, когда говорят о пантеизме, который ведь и является не чем иным, как отождествлением живого существа и интеллекта в том случае, когда они берут как единое и нераздельное космическое целое"¹⁴. Пантеизм же есть не что иное, как мировоззрение античного человека. В свою очередь, в космосе наряду с его общим совершенством существует множество разных несовершенств, являющихся результатом этого пантеистического организма. Поэтому все частные несовершенства космической жизни восходят к самому же космическому целостному организму, как бы возвращаются к нему же самому. А это означает не что иное, как круговращение чувственно-материального космоса внутри него же самого. Вечное возвращение как невозможность выхода за пределы чувственно-материальной данности есть также вечное пребывание на одном и том же месте. Отсюда характерная для античной философии печать пассивной и безличной созерцательности. Однако, как пишет А.Ф.Лосев, этот созерцательно-самодовлеющий аисторизм "не только не мешал конкретно исторической, весьма напряженной и кипучей жизни античного мира, а, наоборот, был обусловлен именно этой последней, как и всякое становление требует существования того, что именно подлежит становлению"¹⁵.

На протяжении всей "Истории античной эстетики" автор не раз обращается к разработке своей теории, связующей философско-эстетическое мировоззрение античного человека с миром тяжкой рабской зависимости, о которой так выразительно писал Аристотель, чьи мысли были тщательно исследованы А.Ф.Лосевым в т. IV ИАЭ (с. 638-652). Здесь создается оригинальная концепция аристотелевской эстетики как своеобразного культурного и мировоззренческого феномена в связи с учением Стагирита об естественности свободы и рабства. Отдельные вещи, по Аристотелю, прекрасны, т. к. они есть результат рабского подчинения материи художественным замыслам человека. Космос прекрасен, так как он раб своего абсолютного господина – мирового Ума, который как истинный художник привел в великолепный порядок "бесформенную, неодушевленную, безгласную и бессмысленную, даже не сущую материю". "Все вещи и живые существа, а также весь мир только потому являются художественными произведениями, что их творчески призвал к жизни их господин" (с. 647). Ум-Перводвигатель (или "идея идей") едва ли допускал какие-нибудь изъяны и недостатки в своем вселенском государстве, поскольку Аристотелева идея (или эйдос) есть "творческая сила и мощь, а материя – ничто" (с. 645). Эта общая теория для А.Ф.Лосева не исключала, а, наоборот, предполагала разные типы социальной жизни и разнообразную их историю в своем конкретно-историческом воплощении (см., напр., т. I, V-VI, VII).

Изучение конкретного бытия на основе единого диалектического развития также для А.Ф.Лосева безусловно. Поэтому, например, платоновский соматизм он рассматривал как принцип язычества, "не по-христиански, не по-западному, не по-нашему, но именно по-платоновски"¹⁶. Специфика языческой античности была для него всегда необходима и всегда значима и в 20-е и в 80-е годы.

В "Очерках античного символизма и мифологии", книге 1930 г., он размышляет об идее, теле, личности и о целостном восприятии тела и идеи у Платона. И здесь его рассуждения ничуть не отличаются от высказанного им в 1969, 1974 и 1988 годах. Тело в платонизме живет идеей не чего-нибудь духовного, но телесного же. "Сама идея нетелесна, но это идея – телесного. Идея осмысляет тело только в смысле телесности, т. е. схематизма" ¹⁷, ибо тот, кто признает только тело, не может увидеть и самого тела в его подлинной жизни, а видит лишь схему. Факт тела признается здесь, а смысл его отрицается. "Культ тела и прельщенность телом диалектически приводят к проповеди тела как пустой схемы, тела как голого факта, которому несвойственно ничто личностное и духовное". Отсюда вытекает "диалектика всякого материализма... и того вида материализма, который есть язычество". "Такова, стало быть, диалектика и платонизма, если мы возьмем его так, как он реально существовал, без всяких западных привнесений", – пишет А.Ф.Лосев. Замечательно то заключение, к которому приходит философ, говоря об идеализме Платона: "Конечно, раз у Платона есть учение об идеях, то он как-то идеалист. Но, по-моему, это такой идеализм, который по смыслу своему является подлинным и настоящим материализмом. Он – мистик, он – экстатик, он – богослов, но он, по-моему, материалист. И тут уж ничего не поделаешь. Хочешь, не хочешь, а с этим приходится считаться". И совсем категорично звучат последние слова: "Лучше же совсем бы не употреблять этих многозначных и уже потерявших всякую определенность терминов – "идеализм" и "материализм"¹⁸. Глубоко не правы те, кто делит А.Ф.Лосева механически на раннего и позднего, поступая часто формально. А.Ф.Лосеву 40-70-х годов приходилось для продвижения своих идей ссылаться на авторитеты Маркса и Ленина. Но это отнюдь не говорило о внутреннем изменении смысла его идей. Так, благодаря строгой позиции А.Ф.Лосева в отношении Платона, было осуществлено первое на русском языке наиболее полное собрание сочинений этого идеалиста¹⁹, а затем вышло еще более полное второе издание²⁰.

А.Ф.Лосев осуществил в "Истории античной эстетики" то, о чем мечтал в "Очерках античного символизма и мифологии" – дать не только логику, символику и мифологию, но конкретное социальное бытие античности. Он не раз останавливался на границе, переступить которую не успел в 20-е гг. Еще в "Диалектике художественной формы" А.Ф.Лосев писал: "Откладываю всю эту социологию до другого своего труда" ²¹ – видимо понимая под этим "Историю эстетических учений", которая предшествовала "Истории античной эстетики". Ведь именно в предисловии к этой ранней "Истории" он писал о том, что идеи имеют свое тело и свой дух. Тело реализует дух, выявляет его, дает ему возможность быть, но дух создает свое тело, т. е., в сущности говоря, производственные отношения и экономику. Производство не существует само по себе, но и духовная культура не может оставаться пассивной. Для А.Ф.Лосева материальная жизнь общества своего рода художественно-социальный метод проявления духовной жизни человека, и по ней мы видим человека. Лишить духовную жизнь человека ее материальной основы – "это все равно, что вместо живой картины с ее холстом и красками только мысленно представлять ее отвлеченную идею". "Это диалектическое саморазвитие единого живого телесного духа и есть последняя, известная мне реальность",²² – заключает А.Ф.Лосев.

Несмотря на то что вся "История античной эстетики" поделена на отдельные периоды и заключена в рамки, предназначенные для каждого из них, у читателя остается впечатление теснейшей взаимосвязи этих томов, их взаимной обусловленности. Развертываемая историческая картина не имеет механически установленных границ. Постоянно ощущаются переходы, внешне как будто незаметные сцепления, связи, неравномерность движения жизни, рождающей противоречия, столкновения, конфликты, социальные и личные. Тончайшая взаимозависимость всех звеньев одной цепи приводит к воздействию одного из них на последующие, и самое, казалось бы, незаметное явление в одном звене отзывается на последующих, что-то подготавливает, что-то знаменует, обретая в дальнейшем свою полноту и предназначение. Эта внутренняя взаимосвязь всех сторон культуры в потоке времени создает в конечном итоге определенного рода целостность, которая по праву может считаться неким своеобразным универсумом.

Эстетика как наука о выражении сама представлена у А.Ф.Лосева средствами необычайно выразительными, можно сказать, даже художественными. Казалось бы, столь сухая материя, как учение о числе (ему автор посвятил в 1928 г. книгу "Диалектика числа у Плотина"),²³ приобретает значение жизнеобразующей силы в эстетике пифагорейцев и Платона (т. I, II). Здесь устанавливаются связи орфико-пифагорейского учения о душе и религии Диониса, бога неисчерпаемых сил вечно рождающей природы. Именно она, эта преизобильная природа, несет в себе мощь бесконечных творческих потенций. Число дифференцирует и обобщает этот нерасчлененный поток бытия, превращает его в упорядоченную гармонию души и тела. "Поняв число как диалектический синтез беспредельного и предела, пифагорейцы тем самым создали учение о созидательной и творчески направляющей сущности числа", – пишет А.Ф.Лосев (т. I, с. 267). Именно это объединение предела и беспредельного создает числовую гармонию. "Число привлекается именно для целей ясного и разумного осмысления действительности". "Число является начальной характеристикой "бытия в себе", т. е. единораздельности; она и есть эта самая начальная и самая элементарная единораздельность". Главное, продолжает автор, "числа как такового нет, оно существует без вещей, оно – в самих вещах и есть их структура, их ритм и симметрия, т. е., с досократовской точки зрения, – их душа" (с. 271). "В результате применения пифагорейских чисел к конструкции бытия, – пишет автор, – получается музыкально-числовой космос со сферами, расположенными друг в отношении друга согласно числовым и гармоническим отношениям" (с. 271). Примером этому может служить знаменитый диалог Платона "Тимей", в котором причудливо объединились музыка, математика и астрономия, т. е. вся космология дана здесь в виде целой системы.

О единстве в лице А.Ф.Лосева ученого-исследователя, писателя и художника также свидетельствует его философская проза, публикация которой уже началась ²⁴. Но об этом же свидетельствует и манера письма сугубо научных трудов, где даются блестящие портреты не только исторических героев таких, как, например, Сократ (т. II), Плотин (т. VI) или император Юлиан, трагически отрекшийся от христианства (т. VII, кн. 1), но и автохарактеристики, как, например, в предисловии к "Истории эстетических учений" (см. статью А.А.Тахо-Годи "Я – Лосев" в журнале "Москва", 1992, №9-10). Характерным примером для представления о Лосеве как философе и художнике одновременно может служить фрагмент из задуманной, но неосуществленной им работы конца 20-х начала 30-х годов, сохранившийся в нашем архиве²⁵. Здесь в главе, посвященной любимому им неоплатонизму, о котором не имело никакого представления новое поколение советских философов и писателей, Лосев задумал изложить главные принципы эстетики Плотина и Прокла "ясно, как солнце".

Приведем этот фрагмент (с сокращениями), и пусть не посетует на нас читатель.

ДАЛЕЕ
Страница сгенерирована за 0.18 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com